И в то же время какой-то голос внутри меня кричал: «Господи, надо собраться, не быть слабачкой! Я же сильна! Я сильна!!! Я же Вэмпи! Я Кейни Браун! Кейни, про которую говорят не иначе как „та самая“!!!», только до меня доносилось лишь эхо слов. Да, я воспринимала их, я понимала, что надо им следовать, но — не более.

Сегодня я была размазнёй. Самой элементарной размазнёй!

И это тоже утомляло, это тоже вызывало усталость, противную, давящую, ноющую усталость.

— Ну же! Возьми себя в руки, дрянь ты эдакая!!! — прошипела я сама себе, до крови впиваясь в руку ногтями. До острой-острой боли, что резко встряхнула моё сознание, сверкнула в нём молнией, взбудоражила всё…

Я подняла голову и внезапно не без удивления заметила за одним из столиков Никиту.

И не знаю, может, дело было в саднящей ладони, а может, совсем в другом, только слёзы мои высохли, а туман в голове вместе с болью как-то вдруг отошёл на задний план.

Рыжие волосы парень непостижимым образом завязал в короткий хвост и был одет в медово-золотистую рубашку(!) со стоячим воротничком, поверх неё — в лёгкую чёрную ветровку. А ещё он, сидя ко мне спиной, сосредоточенно тянул пиво, не замечая ничего и никого. Даже меня.

… Хм-м-м, Тигр в рубашке. Это может означать только одно, но… но плевать мне на то, что означает. Я с внезапным удивлением поняла, что мне хочется подойти и хлопнуться рядом с Никитой на кожаный диванчик-уголок. Устроиться плечом к плечу и потеснее. А потом — проболтать ночь напролёт. Смотреть в его глаза с озорными искорками, слушать его приятный голос. Или завалиться с ним куда-нибудь ещё. А куда — поверьте, совсем уже неважно. Куда-нибудь с кем-нибудь… Главное — не одной.

Не одной, не одной… Господи, как же это хорошо звучит: не одна.

Наверное, в жизни это ещё лучше…

И я, бросив официанту купюру (деньги нашлись, к моему удивлению, в карманах шорт) со словами «Сдачи не надо!», поднялась с места и хотела было подойти к Нику, когда в «Граф Ди» впорхнула какая-то смазливая брюнетка в золотистом платье и на высоких каблуках. Она помедлила у дверей одно лишь только мгновенье, после чего уверенной и безукоризненной походкой направилась к Тигру. А тот, позабыв о пиве, улыбнулся ей, и, мать его так, это была моя улыбка. Та, которую он всегда дарил только мне. Та, значение которой я поняла почему-то только сейчас, теряя её навсегда: «Ты лучше всех в мире!».

Так вот она, девушка Тигра, о которой сообщала в записке Киара…

Сердце ёкнуло и неприятно, болезненно сжалось. Внутри стало вдруг так мерзко-мерзко то ли от воспоминаний о ссоре с сестрой, то ли оттого, что эта брюнетка, такая красивая и ослепительная, как котёнок свернулась клубочком в крепких и надёжных объятьях Никиты. И оба они выглядели такими… счастливыми.

Как будто ты знаешь, что такое счастье, и как оно выглядит!

Я ещё немного помню, не волнуйся.

Несколько секунд я в упор зло смотрела на нежно воркующую парочку, пока брюнетка, почувствовав мой взгляд, не обернулась. В её глазах читалось плохо скрытое презрение, касающееся только моей персоны.

Ярость обожгла мне душу, и первым порывом у меня было размазать эту пигалицу на месте. Вот в этом же золотистом платье вот по этому же грязному полу.

За что?

Не знаю. Просто чтобы ей было так же больно, как и мне сейчас. Пусть не морально, а физически. Какое-то убийственно короткое мгновенье мне даже хотелось залить всё вокруг кровью этой девушки, искупаться в ней. Я чётко представила себе эту картину и…

И, моргнув, просто прошла к бару под десятками восхищённых взглядов полупьяных мужчин — женщин, впрочем, тоже. Но ни на одного и ни на одну моё внимание не обратилось. Я вообще не смотрела ни на кого: мне было очень тяжело где-то там, в душе. Только встретилась глазами с бледным барменом, когда покупала бутылку персикового слабоалкогольного напитка.

А потом вышла из «Графа Ди» и не оглянулась. Мне и так было понятно, что Ник вряд ли меня заметил.

Чёрный город горел тревожными огоньками. А над ним — звёздное небо, такое спокойное и всесильное этой ночью. Такое жестокое.

Огни Роман-Сити отражались в воде Канала Грешников рядом со звёздами, и это было прекрасное зрелище. В воздухе разливался пьянящий аромат свежести, который я никак не могла заглотнуть и оставить в себе. Которым я никак не могла насладиться.

Внутри меня висела всё та же свинцовая тяжесть, и весь сегодняшний день начинал казаться ночным кошмаром, от которого почему-то не просыпаешься и не просыпаешься… Я даже устала размышлять обо всём том, что так сильно меня ранило. Я ругала себя и пыталась думать о чём-то совершенно другом, не таком… приносящем боль.

Например, о том, что вода внизу тихонько колышется, и огоньки на её тёмной рябой поверхности весело пляшут и мелькают, то исчезая, то появляясь… а потом опять исчезая. О том, что они обрываются в непроглядной тени моста и в свете его тусклых фонарей.

… Город был прекрасен, и ночь была прекрасна. Всё было прекрасным. До такой степени, что даже своей горечью и болью я начала наслаждаться, как хорошим крепким вином, проверенным временем.

Только я никогда не знала вина и теперь сомневалась, а правильно ли это? Говорят, вино лучше всяких зыбучих песков топит в себе боль и тоску. Или наоборот — во много раз усиляет их.

Так что, какая разница, правильно или неправильно?

Болтая ногами, я сидела на каменных перилах моста и тянула сладкий напиток глоток за глотком. Но осушила пока что только половину своей бутылки и только четверть — душевных терзаний и ревности.

От одной этой мысли я как-то нервно рассмеялась.

Но — да, чёрт возьми, именно ревности! Кто бы мог подумать, что я

— я!!! Кейрини Лэй Браун — буду ревновать? Да ещё кого-никого, а Ника к какой-то левой пигалице! Смешно подумать. Просто смешно.

И я опять рассмеялась, всё так же бездушно и невесело.

Ещё раз взглянув на огни Роман-Сити, пляшущие по поверхности Канала Грешников, я обернулась длинными волосами как плащом. Несмотря на то, что завитые Ким локоны распрямились и был смыт душем наложенный ею же макияж, я, как показали зеркальные витрины города, всё ещё немножко прекрасна.

Что ж, быть может. Но не так, как понравилось бы Тигру. Ему больше нравилась боевая Вэмпи, чем тонкая Лэй. Впрочем, завтра не будет ни той, ни этой. Завтра Кейни Лэй Браун официально перестанет существовать. Вместо неё будет купающаяся в роскоши Кейрини Лэй Даладье.

Мгновенно перемахнув на асфальт, я зло швырнула об него бутылку.

Завтра меня не будет! Не будет!!!

С громким звоном брызги напитка и стекла разлетелись в разные стороны. Несколько до крови полоснули меня по ногам, однако, не успела я обнаружить все эти царапины, как они живо затянулись.

— Как на собаке, — невесело хмыкнула я и, выпрямившись, неожиданно увидела Итима.

Он неподвижно стоял на том конце моста, что вёл в самые чёрные недра Кварталов Нелюдей и, по всей видимости, тоже не ожидал увидеть меня здесь, так как его брови удивлённо приподнялись, причём правая выше левой — то, что мне всегда нравилось во всех парнях. Кроме, разумеется, Эдуарда.

Скользнув рассеянным взглядом по узким чёрным джинсам темноволосого парня, синей футболке и чёрной же ветровке с закатанными рукавами, я вернулась к его необыкновенным сапфировым глазам. Всё таким же глубоким, всё таким же бездонным. Всё так же можно утопить в них как Атлантиду целый мир, чтобы спастись, но всё равно в них останется тёмный омут для тебя одной. Омут без дна и поверхности…

Оборотни, как мне известно, не умеют подчинять взглядом сознание так же, как это делают вампиры, но утонуть в их глазах можно. Я как-то почти утонула в глазах Эдуарда — невольно, правда. В глазах Итима я собиралась утонуть вполне осознанно и насовсем. Надо только подойти поближе…

Некоторое время мы стояли на расстоянии двадцати метров, а потом двинулись навстречу друг другу. Я — опасливо, черноволосый парень, как всегда — небрежно.