За вторым столиком в пол-оборота к залу, непринуждённо закинув ногу на ногу, сидела Лал. Она была в чёрных брюках, красной блузке и красных же туфлях с круглым носком. Каштановые кудри свободно рассыпались по плечам, обрамляя бледное лицо, которое теперь оказалось повёрнуто ко мне. Губы вампирши были ярко-красные и довольно улыбающиеся. Чёрт возьми, похоже, кошка добралась до сметаны. А самое обидное то, что эта сметана не может стать ей поперёк горла. Увы.

Киара напряжённо смотрела на Лал. Без страха, просто напряжённо, не моргая, и я не могла её в этом упрекнуть, так как сама перестала дышать и напряглась всеми мышцами, которые необходимы для самозащиты. Умом я понимала, что здесь, в таком… людном и цивилизованном месте вампирша никогда ни на кого не бросится, разве что кто-то накормит её хмелем… Но попробуйте убедить моё тело! Убедите его, что драки не будет!

Впрочем, даже так Лал могла принести вред. Не физический, о нет — такой нанести, пожалуй, проще, а потому неинтересней всего — а совсем иной.

И я, глядя на её улыбающееся лицо со слабым румянцем, которого нет у вампиров, но который может дать косметика, понимала, что здесь Лал уже наломала дров. Только почему расхлёбывать эти дрова придётся мне и как дрова можно вообще расхлебать?!!

Не знаю. Господи, не знаю!

Я не шелохнулась, не дёрнулась — вообще ничего до тех пор, пока вампирша не поднялась на ноги и, покачивая бёдрами, не выплыла из полутёмного зала. Она по-прежнему двигалась так, будто состояла только из одной воды. Но в то же время она из неё не состояла. Я ощутила это, когда Лал прошла совсем рядом, будто бы нечаянно коснувшись рукой моей руки.

Никакая она не вода. Просто мертвец. Один из тех, которые, вопреки утверждению капитана Флинта, всё же кусаются.

Лал ушла, а по моим ушам барабанил частый пульс. Нет, я не боялась, точнее, боялась совсем не вампирши, а того, что она, мать её так, натворила. И, как оказалось, не напрасно.

Киара просто поднялась на ноги, поманила меня за собой и направилась к выходу. Я, разумеется, последовала за ней. А что мне ещё оставалось делать? Избежать серьёзного разговора никак нельзя, уклоняться от него — глупо, особенно если он касается тебя и твоей родной сестры. Мы с близняшкой всегда говорили начистоту, правда, никогда ещё не занимались разборкой полётов между собой. Такой, что предстояла нам сейчас.

Люси осталась внутри. На это у неё мозгов хватило. Не хватило, правда, на то, чтобы не приближаться к Эдуарду, ну да ладно, переживу. Меня сейчас не это должно волновать. Отнюдь не это.

Ночь показалась отчего-то ледяной. И не удивительно. От такого мандража, который внезапно напал на меня, ещё не такое почувствуешь. Впрочем, сегодня я почувствовала только холод. Свет от неоновой вывески был такой же синий, улица была такой же шумной и людной… В общем, всё как обычно в этой жизни. Внешне.

Обычно Киара делает хоть какое-нибудь вступление к разговору, но сегодня… Чёрт возьми, я не могу её за это упрекнуть. Я же сама виновата! Виновата в том, что моя сестра не стесняясь, обложила меня трёхэтажным матом и трёхэтажным же матом спросила, какого хрена я ни черта не сказала ей про Лал и как вообще умудрилась вляпаться во всё это дерьмо.

Я молчала. Она кричала на меня, выплёскивая накопившуюся за сегодняшнюю ночь злость, а я молчала, дожидаясь того момента, когда близняшка выдохнется, умолкнет, вздохнёт и посмотрит на меня, ожидая ответа.

Но Киара не умолкала и даже не выдыхалась — наоборот. Злость её, казалось, росла с каждым выкрикнутым словом, словно она осознавала всё произошедшее ещё раз, до мозга костей, полностью.

А я не возражала. Просто слушала и иногда кивала.

— … Чего молчишь?! — неожиданно рявкнула на меня Киара. Её глаза блестели от слёз, и я поняла, что все эти крики, вагоны ругани — только чтобы не расплакаться. От чего? От страха? От злости? Но когда моя сестра последний раз боялась или злилась по-настоящему? Господи, когда?!

Не помню. Не знаю.

— … Что ты хочешь от меня услышать? — развела я руками, и мой голос мне самой показался до омерзения жалким. А Киара так вообще взорвалась. Нет, она не набросилась на меня с кулаками и даже не стала орать. Просто в её прищуренных от злости глазах на доли секунды огнём полыхнул этот взрыв, и её голос, дрожащий, вибрирующий от ярости, произнёс:

— Ничего. Теперь — ничего! — моя сестра шмыгнула носом и, выпрямившись так, словно я оскорбила её до глубин души — а так оно, скорее всего, и было — добавила. — Мало того, я не только не хочу слышать что-либо от тебя, я и тебя саму видеть не хочу!!!

Я оцепенела.

Круто развернувшись, Киара вихрем влетела обратно в «Ночной оплот», едва не сбив с ног какую-то дамочку.

Она — что?!! Господи, что она сказала?!!

Тряся головой, я попыталась сделать глубокий вдох и собрать свои мысли, нервно мечущиеся из одного, извините за парадокс, угла головы в другой.

Киара сказала, что…

Да нет, быть того не может!!! Не может!!! Попросту не может!!!

Воздух показался тягучим, как кисель или даже мёд. Вдыхать было тяжело-тяжело.

Киара не могла такого сказать. Не могла, потому что… Почему? Я ведь сама сделала то, что, по её мнению, никогда не смогла бы сделать. Так почему бы ей…

Господи…

Я тупо и растерянно посмотрела по сторонам, словно надеясь найти там помощь, поддержку или, на худой конец, ответы на свои вопросы, но взгляд у меня наверняка был невидящий, отрешённый.

Я падала, падала куда-то в пропасть апатии, отстранённости, погружалась в те трясины своего сознания, из которых вряд ли хоть кто-нибудь самостоятельно выбирался…

— Вот это сценка! Чем же ты её так припекла? — знакомый до боли в зубах голос оказался по своему действию пощёчиной, ведром холодной воды за шиворот. Но таким, как выяснилось потом, нужным…

Вздрогнув, я вылетела в реальный мир, как пробка из бутылки шампанского, и встретилась взглядом с изумрудными глазами Эдуарда.

— Вас мало что внутри не было слышно, деточка Браун, — насмешливо добавил он, глядя с неприкрытым холодным презрением на меня. — Что ты ей такого сказала?

— Ничего такого, что касалось бы тебя, — процедила сквозь стиснутые зубы я, но тут он оборвал меня:

— Так значит, ты не рассказала ей о том, что было после твоей встречи с Лал? Знаешь, вампирша как-то не распространялась на эту тему.

— Иди и сам расскажи! — зло прорычала я, огибая его и собираясь уходить, как вдруг Эдуард снова возник передо мной, явно забавляясь ситуацией.

— А про то, что ты теперь удочерённая вэмпи, Пума тоже не знает? — насмешливо поинтересовался он.

— Нет. И пошёл ты на…! — резко бросила я.

Это были последние мои слова до того момента, как я позволила сумасшедшей жизни Чёрных Кварталов унести меня в ночь.

Медленно скатившись с моей щеки, слеза капнула в чёрный-чёрный кофе, от которого вместе с паром поднимался аромат крепкого коньяка.

Нет, нет! Я не плакала. Просто у меня почему-то текли слёзы, а в голове болтался странный кисель пустоты. Но что-то такое, наверное, было в моём лице, потому как желающих поболтать со мной не нашлось. Ни среди пьяных, ни среди подвыпивших, ни среди трезвых. И хорошо.

Почему?

Не знаю. Просто хорошо.

Единственный, кто приблизился ко мне за всё время моего пребывания здесь, в дешёвой забегаловке «Граф Ди», это одетый в какой-то пошлый костюм из чёрной кожи официант, которому я заказала кофе. Больше, как я сказала, ко мне никто не подошёл, хотя, надо отметить, половина всех нелицеприятных посетителей с любопытством косилось в мою сторону. Неряшливые, обкуренные и небритые — вот общая их характеристика.

Я сидела здесь за старым, исцарапанным и грязным столиком уже третий час и никак не могла прийти в себя, взять себя в руки. Это было такое странное оцепенение, в котором не хотелось делать что-либо или даже думать. Этому желанию я, впрочем, и следовала, наплевав на свои собственные принципы и приличия. Слёзы постоянно застилали мне глаза, катились по щекам и падали в кофе, но мне было как-то всё равно.