– Вообще, кожные заболевания лечатся гораздо дольше, чем простуда, – заметила я. – Ведь экзема должна подсохнуть, отшелушиться…

Но за два месяца никакого улучшения не произошло. Меня спросили, что бы я могла им посоветовать. Я, к моему великому сожалению, не могла ничего, но спросила, часто ли они видятся с Джоном. Мне ответили, что Джон с Ольгой регулярно привозят в эту деревню группы на представление и за покупками. Я обещала что-то выяснить о странном заболевании, вернувшись домой, и, если найду хоть какой-то ответ, сообщить Джону по электронной почте. Про себя я добавила, что девушкам все-таки надо было бы сдать анализы… Возможно, это какое-то новое заболевание, передающееся половым путем. Как еще они могли его подцепить?

Я вспомнила, что муж Ольги, отец Джона, – врач. Спросила у девушек, знают ли они об этом. Они знали и уже просили Джона поговорить с отцом, но тот не смог предложить никакого лечения. Как и местный лекарь, он мог только временно снять зуд.

На всякий случай я сфотографировала экзему, чтобы показать снимки в Питере доктору Авакяну. Он, конечно, хирург и не приучен ставить диагноз по фотографии, но, может, хоть что-то подскажет? Есть же у нас в городе дерматологи? Хотя африканские болезни – явно не их специализация.

Напоследок я уточнила, какой примерно процент девушек, приехавших в город из деревни, подцепил экзему. Знают ли наши собеседницы, сколько вообще человек заболело?

Много, ответили мне, потом призадумались и сообщили: у некоторых бывших деревенских девушек в столице возникли проблемы с почками.

Я тут же вспомнила больницу и сибиряка Диму. Когда мы выходили от него, туда доставили молодую красивую мулатку. «Еще одна с почками», – сказал тогда санитар…

Что же это за странный вирус, косящий деревенских, оказавшихся в столице? Мне стало просто интересно – как медику, пусть и бывшему.

Мы распрощались с девушками, пожелав им здоровья, и вышли на улицу. Солнце только что зашло. Минут через пятнадцать стемнеет – ночь здесь наступает мгновенно. Понятия «сумерки» не существует. Пора было двигаться к отелю, где нам предстояло провести сегодняшнюю ночь.

Джон стоял в одиночестве, поджидая нас. Нина с Таней, по его словам, отправились пить пиво. Джон повел нас с Веркой к освещенному центру деревни, откуда доносились пьяные голоса наших и немцев, братавшихся друг с другом и с африканцами.

– Что было нужно нашим дамочкам? – полюбопытствовала Верка у Джона.

Парень замялся.

– Джон, я должна знать, – вставила я. – Ведь я отвечаю за свою группу. Что эти две надумали?

Оказалось, что Нина с Таней интересовались ценами на папуасов. Они опасались, не переплатили ли молодым африканцам, удовлетворявшим их сексуальные потребности в гостинице на побережье.

– Ну и почем здесь папуасы? – с самым серьезным видом спросила Верка. О ценах в охотничьем лагере мы уже слышали.

– За десять долларов можно договориться, – сообщил Джон. – Иногда за пять.

Он также поведал нам, что одна московская фирма уже поставляет местных папуасов нашим столичным мающимся дамочкам. Мальчики для начала работают в ночных клубах, не давая скучать одиноким сексуально озабоченным тетенькам. Их можно брать на ночь, на месяц, на год. Подобные ночные клубы – вообще нечто типа смотровой площадки. Парни там стараются вовсю. Более того: учат русский язык. Возвращаться на родину чернокожим мальчикам не хочется, поэтому они ценят свою работу. Знают: работодатель может выставить их на улицу. Если кто-то пожелает взять такого парня в мужья – это самый идеальный вариант. А некоторые дамы просто напрямую заказывают поставить им молодого чернокожего парня и оплачивают все расходы. Парни едут. На полученные деньги семья (как правило, бедная и многодетная) может существовать не меньше года. А потом подрастет еще один сын…

– Лана, тебе нужно организовать подобный сервис, – встряла Верка. – Ну, если не из Африки, то хотя бы с Украины или из Молдавии. Слышала, что Нина с Таней рассказывали? Зачем парням зря пропадать? Я помогу дельным советом.

– Никогда не была сводней и начинать не собираюсь! – рявкнула я. – Это же продажа людей в рабство!

– Эти люди сами хотят в рабство, – мягко заметил Джон. – Для многих наших молодых людей – это шанс вырваться из нищеты. Что их здесь ждет? Танцы перед богатыми иностранцами? Прислуживание в охотничьих лагерях? Ведь насильно их никто не заставляет ехать. Сами выстраиваются в очередь.

Я медленно кивнула, но все равно – я не собиралась заниматься поставкой живого товара. Однако посоветовала Джону поговорить с Алексеем Петровичем. С него станется! Если есть шанс получить прибыль – Лешка вполне может ухватиться за идею. Моральные и нравственные принципы у него отсутствуют по определению. А вообще-то чернокожих парней было жалко. Как и девчонок.

Верка же объявила, что сама подумает над этим вопросом. Она вообще в последнее время часто задумывается над своим будущим. Вскоре ей придется менять способ приложения своих талантов, хотя, как она поняла, можно остаться в той же сфере. И зарабатывать не меньше. Если не больше…

Ночь с 2 января на 3 января,

с воскресенья на понедельник

Отель, куда нас привезли, оказался совсем небольшим и служил перевалочным пунктом для собиравшихся проехаться по национальным паркам.

Афганец призвал всех нас к осторожности и предупредил, чтобы никто не оставался в номере в одиночестве. «Еще бы дежурство предложил установить», – подумала я, правда, вслух ничего не сказала. Самой дежурить не хотелось, Алексею Петровичу, как выяснилось, тоже, поскольку он планировал и эту ночь провести со мной в одной постели.

Ночь оказалось бурной, и не только из-за темперамента Алексея Петровича.

Только мы с ним улеглись, как в дверь робко постучали.

– Кого еще там черти несут? – рявкнул Лешка. – Верка небось. Придушу собственными руками!

В коридоре стояла Нина (без бигуди), накинув на себя спереди полотенце.

– Лана ведь у вас, Алексей Петрович? – проблеяла дама.

– Ну, – буркнул Лешка.

Зная его не первый год, я предполагала, что он сейчас прикидывает расстояние до лестницы, с которой намеревается спустить Нину. Мы с Лешкой расположились на втором этаже, Нина с Таней – на первом, как выяснилось, прямо под нами.

– Я услышала, как вы ругаетесь… – продолжала Нина.

Тут не выдержала я, вылетела из койки, обернулась полотенцем, валявшимся на тумбе рядом с ложем, и подскочила к двери. Почти хором с Лешкой мы спросили, какое Нине собачье дело до наших с Алексеем Петровичем отношений и до их выяснения? Мы как-нибудь сами разберемся! После чего Лешка ласково меня приобнял и поцеловал в щечку, я положила голову ему на плечо, демонстрируя Нине наши нежные чувства. Я также напомнила мадам о том, что говорят в народе: милые бранятся – только тешатся.

– Да ругайтесь на здоровье, – улыбнулась Нина. – Я своему Васе регулярно для профилактики тарелки в башку кидаю.

Афганец кашлянул и многозначительно посмотрел на меня. Я подумала, что этот метод, наверное, стоит взять на вооружение, – и тоже многозначительно посмотрела на Лешку. Он понял меня без слов и оглянулся через плечо: на столике стоял электрочайник, две чашки с блюдцами и две тарелки. Эта гостиница предоставляла минимальный набор посуды для чаепития. Или для перебранки милых.

Нина проследила за направлением наших взглядов, сказала, что мы после ее ухода можем покидаться вдосталь, хоть мини-баром, хоть креслами, но ей срочно требуется наша помощь. Тани еще нет, поэтому Нина и пришла к нам.

– Короче, – пробурчал Афганец.

– Помогите иголки из спины вытащить, – Нина улыбнулась заискивающе. – А то мне самой никак.

– Проходите, – пригласила я даму в номер.

– Повернитесь-ка задницей, – предложил несколько прибалдевший Лешка.

Мы зажгли верхний свет и уставились на Нинину спину. У нас обоих одновременно возник один и тот же вопрос: где она валялась? Оказалось, Нина воплощала в жизнь свою давнюю мечту и цель поездки: совокупиться с молодым папуасом под кактусом.