А под ногами зеленел мох. Сухие ветки попадали на него сверху. На наше счастье, было сухо, но ведь дожди могут начаться в самое ближайшее время: лето подходит к концу. Серега не зря волновался. Он ведь не был уверен на сто процентов, что его скоро выпустят. А когда я еще смогу прийти к нему на свидание? И кому еще он мог сказать про это место? Не маме же родной. Да и как объяснишь кому-то, кроме меня, где находится сломанная береза?
– Ну что, мох будем ощупывать? – спросила Татьяна неуверенно.
Других вариантов поиска я предложить не могла. Мы опустились на четвереньки и принялись за дело. Сверток, по идее, должен был быть не маленьким, и мы надеялись, что это упростит нашу задачу. Но пока не упрощало… Облазав весь мох под веткой, которая не была сломана, и в радиусе трех метров от нее (так что захватили и место под третьей сломанной), мы подумали, что они, возможно, были сломаны не специально. И вообще могли быть сломаны не Сергеем.
– Давай двигаться к трассе, – предложила Татьяна.
– Он не мог спрятать деньги там, где человека можно увидеть с дороги.
– Мы отсюда тоже должны просматриваться.
– Не думаю. Ну если только специально приглядываться, зная, что мы тут бродим. Ты посмотри: лес стоит сплошной стеной. Нижние ветки все закрывают. Нет, Таня, искать нужно где-то здесь. Или даже дальше. Хотя опять же навряд ли Сергей стал бы забираться далеко.
Но мы все-таки углубились подальше в лес, продвигаясь вперед на четвереньках и ощупывая землю. Ведь не иголку же мы ищем?
Прошло примерно полчаса. Мы посмотрели друг на друга. Скоро должна спуститься ночь. Пожалуй, нам следует возвращаться домой. Надо надеяться, что Сергея выпустят в самое ближайшее время, и он уже сам продолжит поиски.
– А я так хотела в Перу слетать, – вздохнула Татьяна. – А Ольга Петровна в Мексику. Теперь все накрывается. Жаль.
Мы горестно вздохнули и повернули назад, тоже на четвереньках. Метрах в пяти от места, где мы начали поиски, ощупывая мох, значительно левее, я вдруг заметила некий холмик, не покрытый мхом. Я дотронулась до Татьяниной руки и кивнула на него. Мы тут же рванули туда и поняли: холмик этот – муравейник, просто в спускающейся темноте, в гуще леса я не смогла сразу понять, что это.
– Ну не в муравейник же лезть… – прошептала Татьяна. – Ну не мог он…
Я тем временем извлекла из сумки фонарик, взятый с собой на всякий случай, и, усевшись на корточки спиной к дороге, чтобы закрывать собой свет фонарика, направила луч на горку копошащихся муравьев.
И тут же увидела обшитый черный кожей уголок, торчащий справа.
Жестом подозвала Татьяну. Она уставилась на этот уголок, словно увидела восьмое чудо света. Потом повернулась ко мне.
– Как он его туда запихал? Он что, этот муравейник приподнимал?
– Не знаю. Надо будет спросить.
Я сама не представляла, как кейс мог оказаться под муравьиной кучей. Как это можно было осуществить практически? Я стала вспоминать все, что когда-либо читала о муравьях. Муравейник ведь должен состоять из наземной и подземной частей, причем собственно муравьиное гнездо находится под землей. Но ведь до него еще надо добраться. Муравьи же кусаются, и больно. В это мгновение я заметила несколько особо ретивых особей, уже ползающих у меня по кроссовкам и взбирающихся по джинсам. Быстро их скинула.
– Слушай, а может, он просто взял и подсунул кейс под муравейник? – предположила Татьяна. – Ну так – одним сильным движением руки? Он же не предполагал, что народ тут будет шастать толпами и выглядывать, что лежит под кучей? Или муравьи на него сами переползли?
Я кивнула в задумчивости. Меня вообще-то сейчас беспокоили другие воспоминания. У Сереги был совсем другой кейс, большой и металлический. С ним он не расставался ни на минуту, выносил с собой из номера, чтобы не оставлять со мной, и, выйдя из леса, держал его в руке. И ехал с ним до Питера. А этот – черный кожаный. Мог он засунуть один в другой? А если ради этого и таскался с большим?
Но сейчас следовало думать о том, как вытащить то, что лежало под муравейником.
– Тань, ты перчатки не подумала взять?
– Подумала, – кивнула Татьяна. – Я предусмотрительная.
Подруга извлекла из сумки кожаные перчатки, которые и натянула себе на руки, вручив мне сумку с Сарой и Барсиком. Пробормотав «ну, с богом», Татьяна схватилась за край и потянула кейс на себя. Я светила ей фонариком. Какое-то время ушло на сбрасывание муравьев, носящихся по поверхности кейса. И сколько еще их могло залезть внутрь…
– Слушай, а муравьи баксы едят? – взглянула на меня Татьяна.
– Откроем – посмотрим.
В потревоженном муравейнике началась паника. Он, казалось, двигался и ходил ходуном. Татьяна, вроде бы сбросив всех муравьев с кейса, щелчком скинула нескольких со своих и моих джинсов и первой направилась к шоссе. Я следовала сзади с сумками.
Моя машина стояла на месте, никого не заинтересовав. Да и кому нужна «шестерка»? По этой трассе регулярно проносятся автомобили, во много раз превышающие по цене мою верную девочку.
Кейс мы бросили в багажник под запаску, прикрыв проглядывающие части ветошью, туда же поставили мою спортивную сумку. Татьяна взяла своих любимцев с собой в салон. Я села за руль и рванула с места. Хотелось побыстрее добраться до родной квартиры. И, конечно, посмотреть, как выглядят два миллиона долларов.
– Слушай, – вдруг сказала Татьяна, – а два миллиона баксов поместились бы в таком небольшом чемоданчике? Я где-то читала, что в кейс входит миллион. Это стодолларовыми купюрами. Так два уместились бы?
– Не могу сказать, – рассмеялась я. – Мне никогда не доводилось паковать баксы в таком количестве. Но дома посмотрим. Как раз узнаем точно.
Но Татьяна не могла успокоиться и прикидывала, сколько должно быть пачек, руками демонстрировала мне длину доллара, показывала, как их можно было уложить в кейс.
– Нет, Юлька, нет там двух лимонов.
– Потерпи до дома, а? Мне тоже любопытно. Но не здесь же останавливаться?
И тут я заметила, что за нами неотступно следует огромный черный джип. В нем, насколько я могла судить, сидели двое лиц вполне определенной наружности. Идущая вперед машина – «БМВ» – стала замедлять ход. Я попыталась перестроиться в соседний ряд и пойти на обгон «БМВ», но сделать мне этого не дали. Из-за первого джипа вылетел еще один и всеми своими действиями показал, что мне следует переходить не в левый ряд, а сдвигаться на обочину. Три машины упрямо брали меня в «коробочку». Скорость падала. Только этого еще не хватало… Заболтались мы с Татьяной…
– Юлька, они хотят отнять наши баксы! – взвыла Татьяна. – Юлька, я хочу в Перу!
Я же думала о том, удастся ли нам сегодня вернуться в родные квартиры… и вообще удастся ли в них вернуться… Какого черта нас сюда понесло? Послала бы я Серегу подальше. Пусть бы сам ездил за своими бабками. Вернее, чужими.
Я остановилась. Молодцы посыпали из машин, как тараканы, и быстро распахнули дверцы у моего водительского места и у Татьяниного пассажирского. В висок уперся холодный предмет, происхождение которого мне не требовалось объяснять.
– Спокойно вылезаем и садимся в машину, – молвил до боли знакомый тип с оттопыренными ушами.
– Мы и так в машине, – подала голос Татьяна, пытавшаяся держаться молодцом.
– Нет, красотки, – покачал головой Лопоухий и хохотнул. – Вы не в машине. Вы – в «Жигулях».
Окружающее мою «шестерку» стадо заржало.
– Так, девочки, у нас мало времени. Быстренько выходим. Нам приказано избегать насилия. Поэтому обижать вас не будем. Пока шеф не велит. Видите, какие мы культурные? Юленька, отметь, пожалуйста, в следующей статье повышение культурного уровня всех слоев в Санкт-Петербурге. И нашу вежливость. Я помню: в Москве могут не предложить сесть. У нас же вы будете обеспечены стульями. Итак?
Холодное дуло все еще касалось моего виска, еще одно – Татьяниного. Нет, это, конечно, не насилие, это вежливый разговор в стиле новой России. Вежливо сесть предлагают – с дулом у виска.
