Но в тот вечер мы так ничего и не дождались. Без каких-либо объяснений нас с Татьяной доставили домой (на моей машине, за которой следовал джип сопровождения, в который потом пересел наш водитель, вежливо попрощавшись). Ни до чего не додумавшись, мы легли спать. Но на следующее утро я решила, что мне следует сходить на набережную перед Крестами, чтобы подать Сереге сигнал. Совесть мучила. Я считала себя в некотором роде виноватой перед ним. Ольга Петровна заявила мне, что я – дура набитая.

– Лучше вечером иди, – сказала Татьяна. – Сейчас там народу полно. Сама подумай: следаки, адвокаты, передачки народ несет… А вечерком, наверное, поспокойнее. Кстати, у тебя куклы в квартире есть?

– Бумага, что ли? – не поняла я. – Бумаги навалом.

– Нет, настоящая кукла. С косами. Не Барби, конечно. Барби слишком маленькая. Не увидит еще. Куклы, как мы в детстве играли.

– Зачем?! Или… А ты думаешь, он поймет?

– Подумает. Сокамерники подскажут. Кому-то придет в голову. Ну что еще он может подумать?

– Что беременна.

Татьяну разобрал смех.

Я решила посоветоваться с Татьяной, какие слова мне лучше писать рукой в воздухе для Сереги. Слов должно быть немного, они должны быть короткими, но емкими. Можно, конечно, перекрикиваться, но все ли услышит любимый? По-моему, «рисовать» в воздухе сигнал надежнее.

– Так и покажешь ему: «В кейсе» плюс настоящую куклу.

– И надо бы что-то про Сухорукова…

– Нет бы фамилия была покороче! – воскликнула Татьяна. – Слушай, а кличка у него есть? Ведь должна же быть. Ну, может, он сейчас такой важный и банкирствующий, а раньше-то?

– Сизо, – усмехнулась я и рассказала Татьяне историю возникновения этого погоняла.

– Вот и прекрасненько. Так и покажешь: «Кукла у Сизо». Что еще?

– Что Сухоруков будет его допрашивать.

– Это сложнее… Хотя и так должен все понять. Раз кукла у Сизо… Ладно, Юлька, посмотришь по обстоятельствам. Если спокойно будет на набережной – полностью все покажешь. В общем, смотри по обстановке. А сейчас пошли по соседям, куклу в аренду просить.

Куклу нашли двумя этажами ниже. Я наплела какую-то чушь про то, что мне она нужна для репортажа.

В девять вечера поехала в направлении Арсенальной набережной, машину поставила на Михайлова и ножками прогулялась до нужного места. Встала на тротуаре. Оказалась там не первая: неподалеку стояли две девушки лет двадцати двух, модельного типа, одна из них усиленно строчила в воздухе сообщения. Чуть дальше стояла холеная дама лет тридцати и надрывала горло. Ей отвечали. Ни одной женщины в возрасте я не увидела. Или день на день не приходится?

Огляделась по сторонам, выкрикнула номер камеры, практически сразу же получила ответ: «Говори!» и продемонстрировала, что в кейсе была кукла, кукла у Сизо, и Сизо хочет допросить Серегу. Потом повторила сигнал еще раз.

Девчонки, стоявшие левее, передачу сигнала закончили и теперь курили, чего-то ожидая. Я подошла к ним, и мы немного поболтали о том о сем, пока дожидались ответа.

Через несколько минут к нашим ногам практически одна за другой упали две записки. Мы с девушками бросились к ним, быстро поняли, кому какая адресована, и побежали к машине: я к своей, девчонки к своей.

Сев за руль, я быстро отъехала от набережной, а потом припарковалась в тихом переулочке, чтобы спокойно прочитать Серегино послание.

«Юленька, любимая! Я все понял. Скажи Сизо, что бабки у Колобка. Значит, он их просто не взял с собой. Пусть Сизо берет Колобка за задницу. Если бабки, конечно, еще не уплыли. Дай Сизо это прочитать. Люблю. Целую. Твой Сергей».

Прошло две недели. Нас с Татьяной пригласил к себе в особняк Сухоруков. Даже прислал за нами своего лопоухого подчиненного на джипе, чтобы доставить на место. Я положила в сумку диктофон, парочку запасных кассет, батарейки, фотоаппарат. Не просто же так ехать? Татьяна же не могла не взять Сару с Барсиком. Оружия-то у нас нет, приходится пользоваться тем, что есть.

Однако сумки у нас отобрали при входе. Самих, правда, не обыскивали, увидев диктофон в моей. К Татьяне в сумку даже заглядывать не стали. Опасались змей?

Нас проводили в тот же зал, где нам уже довелось побывать. На этот раз стол был накрыт на троих. Лопоухий замер у двери, скрестив руки на груди.

– А он что, есть не будет? – кивнула Татьяна. – Неудобно как-то…

– А чужие деньги брать удобно?! А совать свой нос, куда не просят?

Татьяна вежливо попросила Сухорукова не вопить: у нас со слухом проблем нет, а вообще нам бы хотелось лично для себя узнать, что же произошло в выборгской гостинице в ночь, когда там не посчастливилось ночевать мне. Ведь Иван Захарович пригласил нас именно за этим, не так ли?

Сухоруков хмыкнул, кивнул и начал свой рассказ. Он провел свое расследование, поскольку деньги пропали немалые, да и престиж того требовал. Убедился в одном: не скудеет земля русская на желающих обогатиться на халяву, причем сразу, без особых усилий. Зачем работать, если можно стибрить?

Про желание Аллы Креницкой и Толика нам уже было известно со слов самой Аллы. Ее рассказ соответствовал действительности. Она подслушала разговор матери, подключила Толика, тот поехал в Выборг… Правда, по всей вероятности, преследовал иные цели – не те, ради которых его подключила к делу Алла. Он решил умыкнуть денежки.

Но его опередил Сергей Иванович, действовавший на пару с тестем.

– Так какие у них на самом деле были отношения с Креницким? – спросила я. – Ведь кто что говорил…

– На самом деле они были деловыми партнерами.

Нельзя сказать, что любили друг друга, но понимали и принимали. Работали они в паре. Причем у них главной все-таки была цель не умыкнуть денежки, а подставить Колобова и турнуть его из «Импорт-сервиса». У Колобова пропадают деньги – значит, виноват он. Ну и я тут подключаюсь… Сергей с Редькой вполне могли представить, какие будут последствия для Колобова. Денег нет, товар ушел, прибыль потеряна. Да я с него голову должен был снять.

– Но вы дали ему время их найти?

Сухоруков кивнул. Колобов бил себя кулаком в грудь и обещал представить виновного. Сухорукова это устраивало. Он вообще с самого начала подозревал Сергея. И решил для себя: докажет Колобов ему злой умысел Сереги – Иван Захарович заберет долю семейства Креницких себе.

– Вы прямо как следователь, – хмыкнула Татьяна.

– Э нет, – покачал головой Сухоруков. – Мне нужны были просто убедительные доказательства. Я не связан по рукам и ногам никакими законами, указами и постановлениями. Если бы оказалось, что деньги умыкнул Серега или Серега на пару с тестем, я получил бы обратно и их, и свою упущенную прибыль, и, так сказать, моральный ущерб, – Сухоруков хохотнул.

Колобов развернул бурную деятельность – о чем нам с Татьяной было прекрасно известно: цейтнот засосал и нас. Колобов показательно прорабатывал разные версии, не упустил ни одной, даже самой незначительной. Если б наша милиция так трудилась… Но у них нет ни средств Колобова, ни возможностей. Ведь в наше время в нашей стране любые двери открывают лишь деньги. Они же развязывают любые языки. Милиции бы и прокуратуре валютные резервы Колобова – они раскрывали бы почти все преступления. Да и над органами все-таки не висит дамоклов меч, как висел над его головой.

Когда умер Редька, Колобов решил валить все на него. С мертвого и у мертвого не спросишь. Колобов сразу же выделил Сереге своего адвоката, чтобы держать руку на пульсе и показать свою активность, а потом, например, вытащить Серегу за дачу нужных Колобову показаний – конечно, не в городском суде. После смерти Редьки Сереге поступило предложение: ты говоришь, что Редька велел тебе умыкнуть у меня деньги, ты умыкнул, но сел благодаря гаду тестю, который решил воспользоваться ими единолично. А теперь ищи-свищи ветра в поле.

– Но ведь он должен был предполагать, что Серега в самом деле умыкнул чемоданчик? С фальшивыми бабками?