– Моя машина случайно не здесь? – спросила я. – Белая «шестерка».

Дед посмотрел на меня удивленно.

– Мою машину случайно сюда не перегнали? Мне не хотелось бы ее лишиться. А если ее бросили там, где взяли меня, то машину по крайней мере «разденут».

Дед покачал головой.

– Ой, девонька, тебе не о машине сейчас думать надо.

– А о чем?

– Ну, это тебе виднее. Сюда просто так не попадают.

– Если б я знала, почему тут очутилась…

– Это все так говорят, – заметил дедок.

Меня как журналистку тут же заинтересовало, много ли людей гостили на матрасе до меня. Дедок только махнул рукой.

– А сколько покинули этот дом вперед ногами?

– Нисколько, – удивленно посмотрел на меня дедок. – Сюда только на время привозят, а когда человек все поймет, ну или сделает, что просят, или я там не знаю что, его домой отвозят.

– А ваши постояльцы своим ходом сюда не наведываются, чтобы пищи-то натуральной уже двумя руками поесть?

Дедок хитро усмехнулся и заявил, что, не зная дороги, сюда не добраться, а дорога известна очень немногим.

– Ну ладно, девонька, у нас еще работы много. Должна понимать: все хозяйство на нас. На обед ушицы покушаешь. А к вечеру, может, и начальство приедет. А может, и не приедет. Ты особо не рассчитывай. Они люди занятые.

Я попросила принести что-нибудь почитать. Минут через десять вернулась одна бабка и положила передо мной на выбор книжку 1998 года издания из цикла «Братва»; переводной женский роман некой американки, на обложке которого полуголый мужик с роскошным телом обнимал даму в платье фасона прошлого века. Платье уже было снято с одного ее плеча, к которому и припал губами герой. Третьим был предложен прошло годний выпуск нашего еженедельника «Невские новости». Подумать только: нас и тут читают! Это радовало.

От нечего делать прочитала про подвиги братвы, безжалостно расправляющейся со всеми конкурентами и даже с теми, кто слишком много знал, потом углубилась в наш еженедельник. О чем мы там писали в прошлом году? Димка в своем обзоре шоу-бизнеса жалел несчастного принца Монако, считающего, что Кристина Орбакайте – самая популярная певица в России. Что принц Альберт подумает о России и музыкальных вкусах россиян? Мне почему-то вспомнился Галькин воздыхатель Женя. По-моему, он мог дать большую фору всей московской тусовке вместе взятой. Вот кого следовало демонстрировать принцу Монако и прочим королевским особам. За пузырь Женя такое споет… И сколько еще в России подобных талантов? И вообще сколько талантов, которым просто не пробиться, потому что все места заняты и чужаков туда не пускают?

Мне стало грустно.

Чтобы развеселиться, нашла Тонькину страницу. Прочитала сочиненное ею самой письмо читательницы, якобы спрашивающей у авторитетного издания, сколько мужчин женщине стоит иметь одновременно. Авторитетное издание в Тонькином лице отвечало, что как минимум трех: мужа – для денег, жеребца – для удовлетворения плоти, друга – для души. Остальные по желанию. Можно второго жеребца – если упомянутых товарищей все равно не хватает. Можно еще парочку для улучшения своего материального положения. Но в таком случае необходимо помнить о заболеваниях, передающихся половым путем.

Имелся и мой опус – о торговле наркотиками на финских дискотеках и о том, как в качестве наркокурьеров используют или пожилых людей, или совсем молодых: подозрений меньше. Вспомнила, как тогда сидела ночью в своей машине с питерскими номерами… Ко мне подходили за водкой, пивом, сигаретами и наркотиками. В финской полиции уже специальный отдел создан по работе с русскими. Однако нас так просто не возьмешь. Финскими руками. Но меня-то сейчас прихватили русские.

С чем же связано мое появление в гостях у бабули с дедулей? С последней поездкой в Финляндию? С закрытой выборгской гостиницей? Лично с Сергеем? Я была уверена, что меня взяли не из-за какой-то статьи. Не писала я ничего такого, за что могли приковать наручником к шесту. Но что же от меня хотят?

Об этом я узнала вечером. Послышался гул мотора, который в деревенской тишине разносился на большое расстояние, потом хлопнули дверцы, раздались мужские голоса. Я приготовилась, встав у шеста.

В мою просторную одиночную камеру зашел Александр Иванович Колобов (по жене – Эриксон), с которым мы совсем недавно познакомились в Выборге.

– Добрый вечер, Юленька, – расплылся он в слащавой улыбке. – Надеюсь, ты тут не голодала?

– Хорошая у вас загородная база, Александр Иванович, – сказала я вместо приветствия.

– Неплохая, – кивнул он совершенно серьезно, сел на одну из табуреток, а потом бросил через плечо двум своим сопровождающим: – Брысь! И не заходить, пока не позову!

– Но… – попытался возразить один телохранитель. Именно он, по-моему, имел счастье лично познакомиться с Сарой и Барсиком. Хотя я могла и ошибаться.

– Брысь!

Молодцы удалились. Колобов посмотрел на меня устало и сказал:

– Села бы ты, Юля. В ногах правды нет, а разговор у нас будет долгий.

– Табуретку пододвиньте.

Александр Иванович поднес табуретку к шесту. («Вот что значит мужчина из Питера, – подумала я, – даже пленнице предлагает сесть. Не то что московские издатели, у которых для посетителя может не найтись стула».) Сам Колобов удалился на свою табуретку, вздохнул и предложил мне рассказывать все с самого начала. Я уточнила:

– Что именно вас интересует?

– Как провернули дельце с Татариновым, – ответил Александр Иванович.

Я непонимающе уставилась на собеседника. Но в голове судорожно проносились мысли. О каком дельце идет речь? Что все-таки сделал Сергей? И каким образом он меня подставил?

Однако мне требовалось убедить Колобова в своей непричастности к делам Сергея, изобразить святую простоту. Хотя это вряд ли получится. Но мне не хотелось зря страдать. А Сергей в любом случае в Крестах. Или пока еще в каком-нибудь ИВС. О том, как ему помочь, я буду размышлять после того, как отсюда выберусь. Сейчас я находилась не в том положении, чтобы думать о спасении милого друга. Самой бы выбраться в целости и сохранности. Но одни и те же мысли меня не оставляли: Серега хотел алиби? Для кого? И с офисом ли было связано дело? За что он отстегнул мне почти тринадцать тысяч баксов?

– Что вы от меня хотите? – поинтересовалась я у Колобова.

– Знаешь, как меня подмывает ответить?

Я пожала плечами.

– Любви, как говаривал мой любимый герой Остап Бендер. Но на самом деле хочется мне другого, Юленька. Ответов на вопросы.

– А я могу задать один вопрос? – посмотрела я в глаза Колобову.

– Вообще-то вопросы здесь задаю я, – ответил он. – Но понимаю: тебе со своей журналистской натурой не совладать. Валяй!

– Какие у вас отношения с Редькой?

Колобов слегка дернулся. Наверное, он ожидал, что я спрошу что-то про эту загородную базу со здоровым питанием, про старичков-тюремщиков, про предыдущих заключенных… Его, конечно, заинтересовало, почему я, прикованная к шесту, спрашиваю не о своем освобождении, а о Креницком.

– Ответьте, пожалуйста, если не трудно. Потом я отвечу на ваши вопросы.

– От этого будут зависеть твои ответы?

– В некоторой степени.

– Мне нужна правда, только правда и ничего, кроме правды.

– Будет. Только ее ведь можно подавать по-разному, не так ли? – Я хитро прищурилась. – Зачем мне лишние неприятности, если я невольно обижу вашего друга? Или он не друг? Доверенное лицо? Собутыльник? «Шестерка»?

Колобов задумался, потом, подбирая слова, заявил, что не доверяет никому, вообще никому. Жизнь научила. Миром, в котором он живет, мы все живем, правят волчьи законы. А он – вожак стаи и намерен им оставаться.

Вообще-то внешне он напоминал ленивого борова, но никак не поджарого волчару, хотя по духу… Эта база с дедулей и натуральными продуктами все-таки была свидетельством мягкотелости. Или я ошиблась? Может, несговорчивые граждане, попадая сюда, наоборот, понимали, как им повезло иметь дело с Колобовым? И быстрее соглашались на все условия? А потом и зла на Колобова не держали? Понимали, что с ним лучше дружить? И что он человек, а не зверь… Хотя… Я жалела об одном: сразу после возвращения из Выборга не удосужилась выяснить точное место Колобова в питерской иерархии. Сейчас мне это могло бы помочь.