Какие бури кипели в особняке Монпасье на улице Де Шом, мало кто знал. Знаменитая интриганка Екатерина-Мария впервые не знала, что делать. Пожалуй, такой паники она не испытывала со времён восстания гугенотов, когда Гизы вынуждены были скрываться вместе с Екатериной Медичи и доброй половиной королевского двора в Блуа. Хотя, сейчас было, наверное, даже хуже. В Блуа она всё же была уверена в глубине души, что всё закончится хорошо, и когда зачинщиков восстания казнили, в какой-то мере даже пожалела их. У неё даже мысли не возникло, что при другом раскладе на их месте могла оказаться она сама.
Теперь её ни на секунду не покидало ощущение угрозы. Приближающейся, словно глухие раскаты дальнего грома, предупреждающие о своём появлении задолго до разгула стихии. Она последний год и так жила в каком-то бешеном темпе, вся в вихре новых безумных идей, водовороте интриг, разрываясь между Католической Лигой, собственными любовниками и Региной. А тут ещё эта дурацкая история с Гийомом. Кто бы мог подумать что этот гугенот "с ресницами" так западёт ей в душу. Умом Катрин понимала, что у неё на тот момент не было другого выхода. Не она была первой, не она последней, и любой из её окружения поступил бы так же. Всё это она понимала. Но как же завидовала она сейчас своей подруге, которая отказалась от всего ради возможности быть с любимым человеком! У Регины хватило смелости ли, безумия ли на то, чтобы преступить все божеские и человеческие законы, пожертвовать спасением своей души и подставить под удар не только весь род Клермонов-Амбуаз, но и дело всей жизни Гизов. Она выбрала любовь.
И разве могла Екатерина-Мария осуждать её? Не она ли сама помогала ей, чем могла? Не она ли стала для неё примером несложившейся женской судьбы? У Регины тоже были все шансы стать одной из самых влиятельных женщин Франции, играть жизнями тысяч людей, развязывать войны и возводить на трон королей. Но за это нужно было платить цену вечного одиночества. Когда-то юная Катрин добровольно и осознанно избрала для себя этот путь и, видимо, оказалась не права, если, насмотревшись на неё, Регина не захотела для себя такой судьбы.
Кто знает, если бы Екатерине-Марии де Лоррен в своё время встретился такой человек, как Бюсси д'Амбуаз, что бы в итоге выбрала она? Порой ей смертельно хотелось поменяться местами с Региной, которую любили беззаветно и безоглядно такие мужчины, как Филипп де Лорж и Бюсси, и которая сама умела ЛЮБИТЬ. Всемогущей герцогине де Монпасье этого таланта дано не было. Наградив её стойким характером и блестящим умом, бог обделил её здоровьем, красотой тела и великим талантом быть женщиной. И даже когда обычное человеческое счастье само шло к ней в руки, взмахивая длинными ресницами и застенчиво улыбаясь, она не смогла его оценить, не сумела насладиться им сполна.
Ей оставалось только продолжать свою борьбу за корону и жить интересами семьи и Лиги. И защищать единственного человека, которого она согласно была любить просто так, лишь за то, что она была — Регину. Упрямую, взбалмошную, неуправляемую девчонку, вдребезги разбившую сердце её любимцу Шарлю Майенну, наотрез отказавшуюся поддерживать Католическую Лигу, дружившую с Генрихом Наваррским и Анном де Жуайезом. Всё это Екатерина-Мария легко и с радостью прощала ей. И даже её бредовую, дикую любовь к родному брату она восприняла, как нечто само собой разумеющееся. В конце концов, кровосмешение не было такой уж невероятной вещью для распущенного королевского двора. Беда Регины была не в том, что она отдалась своей страсти, а в том, что она действительно полюбила своего брата всей душой. И словно в насмешку, брат и сестра Клермоны были действительно блестящей парой.
Но больше всех неприятностей Екатерине-Марии доставляли её собственные братья. Она и об отъезде Регины узнала от Шарля. Тот примчался к ней в полдень, как всегда, во взвинченном состоянии. Из всех Гизов он был самым эмоциональным, первым загорался новой идеей, но достаточно долго подогревать и удерживать его интерес было весьма непростым делом.
Шарль вихрем ворвался в дом сестры, сметая со своего пути дворецкого. То, что молоденькой горничной не досталось привычного шлепка пониже спины, сразу же насторожило Екатерину-Марию, знавшую младшего Гиза как свои пять пальцев. Едва увидев герцогиню, Шарль рванул к ней на раздутых парусах, обвиняющее тыча пальцем и крича на весь дом:
— Ты это знала?! Ты знала всё с самого начала, не так ли?
Екатерина-Мария, делая вид, что целиком поглощена созерцанием новой шпалеры, невозмутимо ответила:
— Я тоже рада тебя видеть. К завтраку ты опоздал, к сожалению, но пообедать в твоей компании я не откажусь.
— Сестра, хватит притворства уже. Я разве многого требую от тебя? Просто скажи мне правду!
Катрин перевела взгляд на Майенна и ахнула про себя: на нём лица не было, а бирюзовые глаза горели такой страстной мольбой, что она не нашла в себе сил продолжать игру.
— Что именно ты хочешь знать? — вздохнула она, сдаваясь под таким напором.
— Где Регина?
Брови Екатерины-Марии удивленно взлетели вверх:
— Что значит где? Должна быть дома. После полудня мы вместе хотели сходить сделать заказ у Мадлены.
Всем своим видом Майенн выражал абсолютное недоверие к её словам.
— Ты хочешь сказать, — негодующе зашипел он, — что не знаешь, куда уехала твоя единственная подруга? И это не очередная ваша интрига, которую вы затеяли в припадке авантюризма?
— Что ты мелешь? Куда могла уехать Регина, если ещё вчера она никуда не собиралась? С чего ты вообще решил, что её нет в Париже?
— Мне сказала её кормилица. Регина вместе с Бюсси рано утром уехали из города в сопровождении трёх пажей графа. Служанок Регина не брала, но свои вещи собрала почти все. Её секретер пуст. Никакой записки никому передавать не просила. Франсуаза что-то не договаривала, прятала глаза и постоянно охала да вздыхала, довела меня до белого каления. Регина, кажется, опять попала в неприятную историю.
Брат и сестра переглянулись и Шарль громко чертыхнулся: такое ошеломлённое лицо Екатерина-Мария не смогла бы изобразить при всём своём желании, если бы действительно не была поражена.
— Как — уехали? Она с ума сошла? Боже мой, Шарль, это конец… — она без сил опустилась на ковёр и теперь смотрела на Майенна снизу вверх совершенно растерянными глазами.
— Катрин, объясни мне, что происходит? От кого она бежала? Что вы опять с ней натворили? Или… — голос его упал до шёпота, — опять король? Он преследует её снова?
Екатерина-Мария глухо застонала и со всей дури стукнула ладонью по полу:
— Чёрт бы её побрал! Как мы теперь будем выпутываться изо всей этой истории!
— Да что происходит, скажешь ты мне наконец! — заорал Майенн, теряя терпение.
— Всё! Всё происходит! Всё, что только могло случиться с этим семейством Клермон-Амбуаз, уже случилось. Мятежники у них в роду были, самозваные короли — были, сумасшедшие — были, фавориты и фаворитки — само собой разумеется. Теперь ещё и инцест добавился в их семейную летопись. Да, братец! И не надо смотреть на меня такими глазами. Пока вы с де Лоржем дежурили у её окон и занимали очередь в её постель, Красавчик Бюсси свёл её с ума. Да только слепой не замечал, что она без памяти влюблена в собственного брата! Между ними такие искры сыпались, что Париж чудом не сгорел! А вы с Филиппом её поделить не могли… два безумца. Ни ты, ни он, ни Этьен ей, по большому счёту, и не нужны были.
— Регина — любовница Бюсси?! — вскрикнул Майенн и ухватился за шпалеру.
— Если бы всё было так просто, — покачала головой герцогиня. — Она его ЛЮБИТ. Она им больна. И он, кажется, тоже.
Майенн медленно опустился на пол рядом с сестрой:
— Что теперь делать?
— Ты о чём?
— Король, Бираг, церковь. Инквизиция. Казнь. Регину надо спасать!
— Не думаю, что она хочет спастись. Кроме любви Бюсси, её ничего уже не интересует. Ей наплевать на себя, на тебя, на меня, на короля и вообще на всё. Они с Луи закроются в каком-нибудь замке и, бог даст, со временем о них забудут.
