— Да к чёрту Бюсси! — яростно выругался Шарль, вспомнив, наконец, за чем именно шёл к Филиппу, — Как будто говорить больше не о ком, как только об этом удачливом герое-любовнике! Регину придется теперь спасать нам с тобой, раз уж старший братец предпочёл менее хлопотную, но более приятную роль.

— А разве мы с тобой ещё можем на что-то повлиять? По-моему, нам остаётся только напиваться в трактирах, утешаться в объятьях красоток с улицы Глатиньи и ждать, — почти равнодушно пожал плечами де Лорж.

— Чего — ждать?! — моментально вскинулся импульсивный потомок Гизов. — Выбираешь самый простой вариант, хочешь забыться? У тебя это так и так не выйдет. Если уж мы с тобой, как последние ослы, упустили эту женщину, так винить в этом надо только себя. Регине сейчас как никогда нужна наша помощь, хоть она сама об этом и не знает. До её возвращения в Париж — а она вернётся, голову даю на отсечение! — её нужно прикрыть. Никто не должен знать, что она сбежала с Бюсси. Катрин сейчас обрабатывает герцога Анжуйского, перетягивает на нашу сторону.

— Герцога?! Подожди, что вы там затеяли опять? — Филипп никогда не участвовал в дворцовых интригах, но чутье на них у него было отменное.

— Не сейчас, — попытался отмахнуться Шарль, понимая, что де Лоржа придётся-таки посвятить в планы Гизов, хотя бы частично, — У нас с тобой другая миссия. Тебе ни в коем случае нельзя покидать Бордо, тем более появляться в Париже.

— А что мне теперь делать в Париже? Этот город пуст без неё. На что там смотреть, если красота покинула его?

— Тем более. Вот и сиди у себя в поместье, не высовываясь. Пусть все думают, что Регина уехала следом за тобой. Что благородный Луи, спасая сестру от притязаний своего сюзерена герцога Анжуйского или от преследований королевы-матери, тут уж кому какая версия больше по вкусу, сопровождает её в Бордо. Регина ведь однажды уже скрывалась в твоём замке, так что это ни у кого подозрений не вызовет. А вот если ты приедешь в Париж заливать тоску вином — слухи поползут очень и очень некрасивые, я бы даже сказал — опасные. Совершенно не нужные нам слухи.

— Нам? — переспросил Филипп.

По своей проницательности он мог сравниться разве что с кардиналом Лотарингским, так что Шарль не видел особого смысла темнить и дальше.

— Ладно, — махнул он рукой, — я тебе всё расскажу, а там решай сам, с кем ты и на чьей стороне будешь биться.

— Послушайте, герцог, я ведь уже говорил, что не принимаю участия в государственных переворотах и интригах Католической Лиги и семейства Гизов в частности, — упрямо покачал головой де Лорж.

— Это не просто интрига, Филипп, — никогда ещё младший Гиз не был таким серьёзным, — это месть. Регина поклялась отомстить королю, а мы с Катрин обещали ей свою помощь. Во всём. Может быть, теперь ты выслушаешь меня?

Филипп, не сводя удивлённых глаз с Шарля, вернулся в кресло, всем своим видом выражая готовность внимательно слушать.

И Майенн рассказал ему всё о грандиозном плане двух подруг: про жажду мести, сжигавшую оскорблённую Регину, про безумную идею Катрин свергнуть с трона Валуа, про влюблённого Этьена, про отравленное письмо, про откровенные письма герцога Анжуйского и переписку с Генрихом Наваррским. И про то, как Регина собственными руками разрушила всё именно в тот день, когда началась большая игра.

Младшие представители ветви Гизов со своей задачей справились, а вот кардиналу Лотарингскому пришлось действительно несладко. Сутки его люди рыскали по Парижу и его окрестностям в поисках Этьена, потом ещё сутки следили за ним, чтобы кардинал смог вычислить, что успел сделать иезуит и с кем встретиться. Старший Гиз понимал, что время безнадежно упущено и за эти дни Этьен мог половине Парижа разболтать о заговоре против короля. Но на счастье заговорщиков, король уехал на охоту, а королева-мать именно в эти дни страдала тяжелейшим расстройством желудка. Состояние её усугублялось тем, что она была уверена в попытке отравления, а потому канцлер со своими ищейками пытался найти заговор там, где его не было, пока великий флорентиец авторитетно не заявил, что недомогание Екатерины Медичи вызвано исключительно естественными причинами. Проще говоря, констатировала чуть позже Екатерина-Мария, в её почтенном возрасте жрать надо меньше и желчью в других не плеваться. Впрочем, всё это сыграло на руку Гизам, позволив выиграть необходимое время и перехватить Этьена до того, как он смог попасть к Рене Бирагу.

После короткого разговора с Катрин и Шарлем кардинал отдал приказ своим людям избавиться от Виара сразу после того, как он отдаст им отравленное письмо. Смерть Этьена решала сразу несколько проблем и с его выходом из игры Гизы могли свободно вздохнуть. Участь молодого духовника графини де Ренель в тот вечер была решена и никто не дал бы за его жизнь и ломаного гроша.

Только жизнь была бы вдвое не так интересна, если бы всё в ней складывалось так, как запланирует человек.

Мы все убиваем тех, кого любим.

Кто трус — поцелуем, кто смелый — ножом.

Оскар Уайльд

Саму виновницу всего этого переполоха больше всего волновало обеспечение собственного комфортного проживания в Сомюре. И управляющий, и весь персонал Сомюра прекрасно знали Бюсси и его приезд в замок был далеко не первым. Каждый раз приезжая в Анжу, когда того требовали его обязанности губернатора, он останавливался в резиденции своего сюзерена. Пожалуй, больше Сомюра он любил только Амбуаз и родовой замок в Бретони. Но Амбуаз уже больше трехсот лет принадлежал французским королям и надменная династия Уго I Амбуаз стала всего лишь вассалами Капетингов, а потом и Валуа. Что касается Бретони, то она, как ни крути, была провинцией и светский лев Бюсси просто-напросто не представлял там жизни. Сомюр был обжит им уже давно. Власть потомков Амбуаз всегда была здесь непререкаемой, так что здесь он чувствовал себя в полной безопасности, не смотря на творимые им бесчинства по части податей и налогов. Но природное обаяние Бюсси, покорившее местную знать, и его благородство и щедрость, проявлявшаяся порой в самые неожиданные моменты, за что его полюбили простолюдины, сделали своё дело. В этой части долины Луары Бюсси стал не просто своим человеком — он стал хозяином.

Регину прислуге представили как мадемуазель Анну-Регину де Лаварден, невесту графа де Бюсси. Слухи о его помолвке с несчастной Анной до Сомюра докатились, а вот о её смерти здесь ещё не знали, чем и воспользовалась красавица-графиня, присвоив себе имя ненавистной соперницы. Луи выразил, конечно, попытку протеста, но попытка эта была довольно слабой и для того, чтобы уговорить его, оказалось достаточно капризной гримаски на божественном лице Регины. Редкостная красота графини, конечно же, произвела неизгладимое впечатление на всё население Сомюра и его окрестностей, но прислуга недолго восхищалась новой хозяйкой. Крутой норов Регины проявился уже через два дня, когда она отдохнула с дороги и облазила весь замок от башен до подвалов. Началось всё с того, что ей абсолютно не понравились её кабинет и спальня. Спальня в восточной башне была предложена ей по одной причине — она была самой тёплой в замке, а кабинет просто находился рядом. Но в комнате не было ни единого (!) окна, а мрачно нависавший потолок, тёмно-красная обивка стен вкупе с солидной позолотой в стиле Екатерины Медичи только усиливали общее гнетущее впечатление. Кабинет был довольно тесным, с неистребимым запахом сырости, вышедшей из моды мебелью и безвкусными шпалерами. Увидев в первый раз это убожество, Регина задохнулась от возмущения. Бюсси в это время находился во внутреннем дворе и отдавал распоряжения конюхам по поводу особого ухода за Шарбоном, а заодно выслушивал бесконечные жалобы стекавшихся из окрестностей вилланов на управляющего и сборщика податей, поэтому не присутствовал при грандиозном скандале, который графиня устроила управляющему.