Но ни малейшей тени испуга или жалости не промелькнуло на божественном лице юной графини.

В мастерской одного из лучших портных Парижа на мосту Менял Регина помогала будущей родственнице выбрать ткань и фасон нового наряда, в котором она должна была сразить Луи наповал. Регина копалась в грудах ткани и кружев, спорила с портным и Анной, вертела последнюю перед зеркалом и, наконец, часа через два все вместе остановились на небесно-голубом шёлке для самого платья, тончайших серебристых нитях и мелком жемчуге для вышивки, роскошных брабантских кружевах и жемчужно-сером батисте для нижних юбок. Заплатив мастеру аванс, девушки вышли из его дома и уже прошли приличное расстояние по мосту, когда Регина спохватилась, что оставила в мастерской свои перчатки. На улице было прохладно и графиня решительно не могла без них.

— Дорогая моя, ты пока прогуляйся, зайди в ювелирную лавку или ещё куда-нибудь, а я быстро. Туда и сразу обратно. Ты и заметить не успеешь, — предложила она Анне.

— Так давай вернёмся вместе.

— О нет! Анна, извини, но ты так медленно ходишь, что у меня окончательно замерзнут руки, пока мы с тобой доберёмся до мастерской. Одна я гораздо быстрее обернусь.

И Регина, подхватив юбки, стремительным шагом направилась назад, оставив Анну посреди моста.

Она действительно вернулась очень быстро, не прошло и четверти часа. На лице её сияла победная улыбка, руки прятались в тёплых перчатках. А о том, что содержимое её кошелька уменьшилось на стоимость ещё одного платья, Анне вовсе не нужно было знать. В тот день в мастерской старого опытного портного (кто знает, что ценилось женщинами больше — его мастерство или его умение молчать самому и заставить держать рот на замке своих учеников) приступили к пошиву двух платьев-близнецов, причём за второе было заплачено вдвое больше. То, что у обеих девушек было практически одинаковое сложение, сыграло для Анны роковую роль.

Через несколько дней Анна, сияя счастливой улыбкой, с детской непосредственностью кружилась перед кузеном и женихом в новом, совершенно прелестном красивом платье. Регина изображала довольную успехами своей подопечной наставницу и всем своим видом показывала сдержанную гордость за неё. И только Луи, обеспокоенный и раздосадованный неприкрытым спокойствием сестры, искал подвоха. И нашёл: на самом дне безмятежных серых очей то и дело вспыхивала белыми искорками НЕНАВИСТЬ. И тут же сменялась ядовитым отсветом наслаждения чем-то страшным, настолько пугающим, что Луи невольно отвёл глаза. В сердце его толкалось и ворочалось глухое предчувствие близкого, неотвратимого несчастья. Регина поймала его настороженный взгляд и ответила на него таким хищным оскалом, что Бюсси невольно отшатнулся. В который раз за последнюю неделю его посетила вполне здравая мысль, что всю эту жестокую игру с помолвкой он затеял совершенно напрасно. Но, как и все Клермоны, он не привык отступать. Он не подумал, что сестре тоже присуща это фамильное упрямство и готовность идти до конца, не сворачивая и не оглядываясь.

И уже на исходе следующего дня прогремели первые раскаты надвигающейся грозы…

Nec deus intersit.

После вечерней мессы, как и договаривались, Анну Лаварден встретил у церкви Сент-Эсташ портшез графини, чтобы доставить её на улицу Гренель. Едва очутившись в устланном мехами, тёплом, надушенном какими-то очень тонкими, чарующими духами портшезе, Анна незаметно для себя задремала. Сквозь дрёму она не заметила, что портшез движется до странности медленно, да к тому же не кратчайшим путём, как обычно, а делает большие, непонятные крюки и обходы. Разбудил Анну звучный голос герцогини Монпасье, которая остановила портшез, решив, что там находится её подруга Регина.

— О, простите, баронесса. Я ошиблась, — мило улыбнулась Екатерина-Мария позевывавшей Анне.

— А вы хотели увидеть графиню де Ренель? Но тогда вы можете смело составить мне компанию, потому что именно к ней я и направляюсь. Регина пригласила нас с Филиппом на сегодня.

— О! понимаю, — заговорщицки подмигнула герцогиня, — предсвадебная подготовка. Две свадьбы в одной семье — это замечательно. Пожалуй, я приму ваше предложение.

За то время, пока они добирались до улицы Гренель, Екатерина-Мария разделила чувства Регины к провинциальной баронессе. Прелестная простушка действительно не отличалась ни глубиной ума, ни блеском образования, ни даже острым хорошо подвешенным языком. Она была банальна и скучна до неприличия. Подобных посредственностей, как искренне считала герцогиня, можно было не брать в расчет — мир и так был ими переполнен. Одной больше, одной меньше — никто не заметит. Если ты не можешь устанавливать свои правила — будешь играть по чужим.

Между тем Анна, увлечённая беседой со знаменитой герцогиней, окончательно потеряла счёт времени и даже не заметила, что вместо обычных получаса добиралась до дома Бюсси гораздо дольше. Зато Екатерина-Мария могла себе позволить беззаботно улыбаться, глядя на баронессу: им с Региной без труда удалось выиграть необходимое время. Вышедшая им навстречу графиня де Ренель незаметно для Анны кивнула подруге. Всё шло по плану. Торжествующее выражение её лица говорило само за себя. Чудовищная интрига Регины и Екатерины-Марии пока что успешно воплощалась в жизнь.

Анна не подозревала, что после полудня графу де Бюсси принесли записку от бывшей любовницы Франциски-Фоссезы. Надушенный её сладкими цветочными духами листок был исписан мелким вычурным почерком. Она поздравляла его с грядущей помолвкой и несколько ехидно намекала на то, что он мог сделать выбор и получше. Не смогла она удержаться и от напоминания о том, что до сих пор хранит в сердце его образ и бережёт его письма все до единого в надежде на возвращение лучших дней. И в самом конце, уже в постскриптуме она настойчиво просила его быть после вечерней службы у церкви Сент-Эсташ. Именно в это время и именно на этой улице, по словам Фоссезы, граф мог увидеть кое-что весьма интересное.

Луи не знал, как отнестись к этому письму. Франциска славилась на весь Париж своим умением первой узнавать все сплетни и новости и быть участницей почти всех интриг и интрижек одновременно и если уж она на что-то намекала непосредственно графу, к её словам стоило прислушаться. И почему-то в тот момент Бюсси подумал, что дело касается Регины и, скорей всего, его сестра оказалась втянутой в какую-то авантюру. Не зная, во что она впуталась, он не смог бы её защитить. Конечно же, в назначенное время он был на месте и наблюдал из ближайшего трактира за воротами церкви.

Какого же было его удивление, когда вместо огненных кудрей и царственной походки сестры он увидел бело-голубое новое платье Анны. Его невеста выскользнула из дверей церкви и торопливо направилась к портшезу с гербом Гизов. Занавески откинулись и взору Луи предстал не кто иной, как Шарль Майенн. Он заключил девушку в свои объятья, поцеловал ей ладони. Потом оглянулся по сторонам, убеждаясь в том, что их никто из знакомых не видит. Слуги привычно подхватили свою ношу и не спеша двинулись в сторону улицы Де Шом. Бюсси выскочил из таверны, не зная, что и думать. Он бы не поверил своим глазам, если бы на дороге, там, где минутой раньше стояли обнимавшиеся любовники, не лежал оброненный Анной платок. С гербом и вензелями покойного барона де Гонто. Луи, стараясь не привлекать к себе внимания, решил проследить за любовниками.

Открытие настолько потрясло его, что, кроме растерянности, он не испытывал никаких чувств. Ни ревности, ни ярости, ни обиды от нанесённого оскорбления, ни боли разочарования. Пожалуй, известие о том, что его сестра стала официальной любовницей герцога Майенна, в своё время потрясло его гораздо сильнее, тогда он готов был стереть в порошок всё семейство Гизов. Теперь же он просто хотел выяснить всё до конца. Хотя, и так уже всё было очевидно.