Екатерина-Мария сделала всё, что было в её силах, чтобы спасти подругу.
Шарль Майенн в это время уже мчался в Бордо к своему другу и сопернику.
Филипп ещё спал, когда Майенн постучал в двери его дома. Открывший ему слуга сообщил, что господин граф ещё спят, будить не велено и не угодно ли господину что передать? Майенн смерил слугу взглядом с высоты своего роста и с вежливой улыбкой произнёс "Разбуди немедленно!" таким тоном, что толстенький коротконогий лакей стрелой взлетел вверх по лестнице на второй этаж, где располагались комнаты графа.
Филипп спустился через четверть часа, явно невыспавшийся, с помятым лицом и воспалёнными глазами, но как всегда изысканно одетый, гладко выбритый и благоухающий модными духами. По спокойной умиротворённой улыбке, скользившей на его тонких губах, можно было смело предположить, что о бегстве невесты он не знал. Если Майенн дождался в гостиной, а не бросился вышибать дверь в его комнату, значит, ничего страшного не случилось. Скорее всего, у Гизов возникла очередная великая идея, в которую они постараются впутать по возможности большее количество людей. И Филипп уже приготовился выразить бурный протест против своего, а заодно и Регининого, участия в новой авантюре, как Шарль выпалил единым духом, словно боялся, что потом может не хватить смелости:
— Регина уехала из Парижа с Бюсси. Сегодня рано утром.
Филипп дёрнул головой, словно его наотмашь, со всей силы ударили по лицу, и побледнел так стремительно, что Шарлю показалось, будто его слова заморозили в нём всю кровь до капли.
— Ты знал? — тихо спросил Майенн друга.
— Догадывался, — так же тихо, в тон ответил Филипп.
Медленно спустился с лестницы и сел в соседнее кресло, запрокинув голову и старательно пряча подозрительно блеснувшие глаза.
— Пока об этом знаем только мы с тобой и Катрин, — Майенн не стал ходить вокруг да около.
Филипп был не из тех людей, с кем следовало разговаривать обиняками. Ему сейчас было больно, но как не осторожничай, а задевать кровоточащую рану придётся ещё не раз. Лучше было договориться обо всём сейчас, пока сердце не начало останавливаться, а голова разрываться от боли и диких мыслей. "Начнёшь думать — сойдёшь с ума, будешь действовать — спасёшься", — любила говорить в таких ситуациях его мудрая сестрица, и Шарль в который раз воспользовался её советом.
— Если мы промедлим, об этом узнает весь Париж. Регина погибнет. Канцлер и королева-мать сделают всё, чтобы их с Бюсси казнили на Монфоконе.
Филипп повернул в его сторону измученное лицо, с печальной улыбкой вдруг сказал:
— Знаешь, я вчера всю ночь не спал. Проверял счета и хозяйственные книги своих имений. Боялся, что управляющие разворовали семейную казну и я не смогу обеспечить молодой жене ту роскошь, к которой она привыкла. Ломал голову, где лучше венчаться и кого пригласить на торжественную церемонию. Несколько дней прошло, как я похоронил Анну, а тут уже надо думать о предстоящей свадьбе. Хотел сегодня отоспаться до полудня, а потом ехать в Париж. К ней. Чтобы снова увидеть её лицо, коснуться её руки. А теперь ты говоришь, что ничего уже не нужно. Ничего не будет. Она опять решила всё без меня.
— Ты ненавидишь их? — спросил Майенн, даже не сомневаясь в ответе Филиппа.
— Регину я не смогу возненавидеть, даже если она совершит все мыслимые и немыслимые преступления, запятнает своё имя и сравнится в безнадёжности своего падения с последней шлюхой из Летучего эскадрона. Я прощу ей всё, как простил убийство Анны. Ты молчишь и даже не изображаешь удивления? Значит, я не ошибся: в смерти Анны замешаны вы все. Очередной каприз Регины ты выполнил, не задумываясь. Убийство невинной женщины и покупка бриллиантового ожерелья — между ними нет разницы, если и то, и другое становится прихотью возлюбленной. Я не осуждаю тебя, Шарль. Я, наверное, поступил бы так же, если бы Она попросила. Что до Бюсси — его я ненавижу. Потому что никогда никому не завидовал, а ему — завидую по-чёрному. И если бы я не знал, что Регина не переживёт его дольше, чем на два вздоха, я давно бы убил его. Ещё тогда, когда он хотел вызвать меня на дуэль в таверне.
Шарль не смог сдержать усмешки:
— Ты не первый, кто готов пожертвовать жизнью Бюсси ради счастья Регины. Моя сестрица не так давно назвала его разменной монетой в большой игре. Нам с тобой и то она отводит определённую роль. Прикрытие для них с Региной и грубая физическая сила в крайнем случае. А вот Бюсси, как оказалось, всем только мешает. Слишком непредсказуем, чтобы с ним можно было договориться. Слишком дерзок и самонадеян, чтобы играть по чужим правилам. И слишком крепко связывает руки Регине, а значит, и нам всем. Господи ты боже мой!
Он не выдержал, подскочил с кресла и начал нервными широкими шагами мерить гостиную, громко и эмоционально делясь с товарищем по несчастью тем, что не мог сказать сестре:
— Всё ведь было так замечательно! Ты любил Регину, она была счастлива с тобой, я радовался, глядя на вас. Наша с ней любовная интрижка тоже никому не мешала. Мне иногда даже обидно было, что ты почти не ревновал её ко мне. Не принимал всерьёз меня как соперника. Ты был прав, как всегда до обидного прав. Со мной она просто переспала, когда я понадобился ей с потрохами, когда ей нужно было заполучить мою душу в своё полное распоряжение. А тобой… Тобой она восторгалась, тебе она доверяла, за тебя мечтала выйти замуж. Да-да, можешь мне поверить, она действительно хотела быть твоей женой. Катрин и мой братец кардинал сплели виртуозную, филигранную интригу. Просто не подкопаешься. Регина свела на себе все ниточки, железной хваткой держала всё в своих нежных тонких ручках. Ах, сколько силы было, оказывается, в её хрупком трепетном теле! Как они спелись с моей сестрой! Филипп, ты не представляешь, что они затеяли. Сбывалась вековая мечта Гизов: французская корона почти сияла на голове Генриха де Лоррена. Или даже на моей… Даже мелкие глупости и шалости безумицы Регины не могли спутать карты. Всё было продумано до мелочей. Нужно было рискнуть только раз. Один-единственный раз, а потом всё должно было покатиться, как снежный ком с горы, цепляя одно за другое и лавиной сметая царствующую династию. Вот только этот риск должна была гарантировать Регина. Никому и в голову не пришло сомневаться в её способностях.
Филипп лишился дара речи. Слушая исповедь друга, он на какое-то время забыл о собственной беде. В своё время он явно недооценил Регину. Оказывается, это юное улыбчивое создание давно дало сто очков вперёд опытным придворным интриганкам. Конечно, она не собиралась размениваться на мелочи. Пока он сам пребывал в блаженном неведении, равно как и Бюсси, относительно опасных игр двух умнейших женщин Франции, они вершили судьбы целого государства. Причём делали это на полном серьёзе и так тонко, что никто посторонний об этом даже не догадывался. Сама Екатерина Медичи не подозревала всей степени опасности, нависшей над её семейством.
А Майенн тем временем, вдохновлённый вниманием благодарного слушателя, продолжал свой монолог:
— И вот, пожалуйста, именно Регина подставила всех под удар! За несколько часов переиграла план, месяцами вынашиваемый Гизами. Бюсси, разменная монета в большой игре! Как бы не так! Для неё он дороже всего французского королевства, просто лавровый венец на голове победителя! Она не побоялась ни позора, ни казни — ничего, кроме разлуки с ним. А этот мерзавец тоже хорош! Старший брат называется, надежда и опора. Пятнадцать лет знать о ней не желал, а теперь, вместо того, чтобы обеспечивать её благополучное будущее, устраивать её семейное счастье и укреплять положение при дворе, он сделал её своей любовницей. Наплевав на свою карьеру и перечеркнув её будущее. Умный, благородный, бесстрашный Бюсси пошёл на поводу у собственных безумных страстей и погубил ту, которую клялся любить и оберегать вечно!
— Я хорошо знаю Бюсси и знаю Регину, — прервал излияния Майенна Филипп. — Готов поклясться, что он в этой истории мало что решал. Выбор был за Региной. И она выбрала. Кому, как не нам с тобой, знать, что единственной её молитвой было его имя. Она была одержима им. И нет на земле такой силы, которая могла бы устоять перед напором её страсти. Разве ты мог хоть раз устоять перед её немыслимой красотой? Разве из твоей воли не плела она верёвок? Или ты не таял мягким воском от прикосновений её обвивающихся вокруг твоих плеч рук, от её тонких пальцев, бесстыдно порхающих по твоему телу? Бюсси я прекрасно понимаю. Но ненависть моя от этого слабее не становится.
