— Ржавый живым не выпустит. Страшное про него рассказывают, — продолжала Тамара. — Ему любовница изменила с охранником, так он обоим косточки переломал все до единой.
Стоило ей упомянуть про переломанные кости, как перед взором Картазаева встала Гита-как живая. Улыбающаяся, веселая. Никогда не доверял бабам. Все мироощущение у них заключается в двух словосочетаниях: нравится, не нравится. Глядишь, вместе поехали бы, все бы по — другому вышло. Не сложила бы девка блондинистой своей головушки. И не пеняет ей в этом Картазаев, а винит себя. Знать, неправильно вел себя, поставил не так, что оттолкнул девку от себя.
— Ты сведи меня с торгашами, Тома, — повторяет он. — Все нормально будет.
И его гнетет, что у него нет никакой уверенности в своих собственных словам. Он подобен бомбе, влетевшей в дом. И сам может подорваться и разнести все вокруг. Даже без Черепа.
Подчиняясь его просьбе, Тамара переслала весточку в этот же день, но нужные люди пришли лишь через сутки. Один был явно из качков-мордоворот под центнер с жирным лицом. Второй — довольно отталкивающий тип с парализованной половиной лица. Создавалось ощущение, что правый глаз и щека "потекли" вниз. Тома успела шепнуть, что пожаловал сам Диего и его ангел-хранитель (вернее будет сказано, ангел смерти) по кличке Студебеккер. Встреча происходила в задней комнате с глухими стенами, специально приспособленной под такого рода встречи.
Студебеккер тщательно обыскал его.
— Пацаны, вы что, микрофоны ищете? Думаете, я из ментовки? — спросил Картазаев.
— Заткнись! — сказал Диего. — Говори, откуда ты взялся и зачем звал?
— Меня зовут Вольд. Это все, что вам надо знать обо мне. У меня есть героин. Три кило. Я хочу его вам продать.
— Откуда он у тебя? На базаре купил?
— Угадал. Только не здесь.
— А где?
— В…
— Нет, пацан совсем оборзел! — Студебеккер схватил Картазаева за ворот, и у Картазаева сложилось полное ощущение, что его приподняли лебедочным краном.
— Отпусти его! — Диего сделал вялый жест, и верзила подчинился. — Нам надо глянуть на качество, сам понимаешь.
— Конечно, понимаю. Но товар у меня не здесь. Что я дурак его здесь держать.
Диего ухмыльнулся. Когда улыбается лишь пол лица, а другая остается полностью безучастной, это выглядит зловеще.
— А ты считаешь умным, что вздумал обратиться к нам? — спросил Диего. — В случае чего, мы ж тебя по кусочку схарчим.
— Зачем пугать? Если не хотите, разбежимся и все.
— Если не хотим? — нахмурился Диего. — Неужели ту думаешь, что мы вот так встанем и уйдем, оставив тебе весь навар? Мы так просто не уходим, придурок. Понятно?
— А кто вам говорит, что вы просто так уйдете, — прикинулся простодушным Картазаев, это всегда срабатывало, сработало и сейчас. — Вы уйдете с высококлассным товаром.
— Сколько ты за него хочешь?
— Вот это деловой разговор!
— Мне наплевать на твой, как ты выразился, деловой разговор, мразь! — вскипел Диего. — Сколько ты хочешь за дурь?
— Тридцать тысяч баксов, — назвал Картазаев цену, которая, он знал, была в по-крайней мере в три раза ниже рыночной. — И это не последняя партия. Вы будете иметь такие раз в полтора-два месяца. За это я хочу остаться в этом кабаке, со временем выкупить его. Я уже старый, мне пора на покой.
— Ты знаешь, кому принадлежит бар? — поднял бровь Диего.
— Все кому-нибудь принадлежит, — пожал плечами Картазаев. — Я не собираюсь его разрушать или перестраивать. Просто все дела теперь пойдут через меня.
— Крутой малый! — ухмыльнулся Студебеккер, но Диего так глянул на него, что тот проглотил язык.
— Ты получишь десять тысяч, — сказал Диего.
— Тридцать, — уперся Картазаев.
— Пятнадцать. Это мое крайнее слово, а насчет бара я поговорю с Ржавым, — вставая, Диего с такой силой выдавил из-под себя стул, что он влепился в стену.
— Диего сам пожаловал? — не на шутку встревожился Гном, когда после окончания разговора с бандитами Картазаев связался с ним через зип. — Обычно он непосредственно на встречи не ездит. Для этого у него шестерки есть.
— А Диего не шестерка?
— Если бы у Ржавого существовал совет, Диего бы в него вошел. Таких доверенных людей у него человека три-четыре. Не больше. Что-то тут не чисто.
— С чем это может быть связано?
— Бандиты насторожились. Может так статься, что они узнали, что за Черепом идет охота, поэтому проверяют всех подозрительных типов народе тебя, что изъявили желание пополнить их ряды. Тебе бы попозже приехать.
— Как ликвидатором Нового Чернобыля?
— Типун тебе! Под началом Диего ходят человек десять-двенадцать настоящих отморозков. Главным помощником у него некий Артур. Говорят, экстрасенс. Людей насквозь видит. Артура бойся больше, чем отморозков. Он тебя враз расколет.
— Кстати, почему у Диего погоняло нерусское? Он что иностранец?
— Его настоящее имя Дмитрий. Дмитрий Викторович Вырезов. Если ты был бы местным, то знал бы эту фамилию. Его отец большой шишка в порту. Сынок тоже до недавнего времени там работал, из загранки не вылезал. Потом цивильная жизнь ему надоела. Власти захотелось. Теперь он Диего. У нас в Алге модно испанцами прикидываться.
— У тебя есть еще что-нибудь?
— В городе совершено очередное убийство женщины аналогичное убийству Нейланд. Изуродовали ее жутко. Опять ни одной целой кости.
— Скажи, а с мужчинами так же круто обходились в последнее время?
— Я про такое не слышал. Диего согласился на сделку?
— Согласился. Теперь мне нужно три килограмма героина. И желательно побыстрее.
— Это не проблема. Я свяжусь с местным УФСБ. Готовь мешок для бабок.
Дверь каморки распахнулась, пропуская запыхавшуюся Тамару.
— Ах, вот ты где!
— Музыку слушаю, — не стушевался Картазаев, легким щелчком поменяв скрипучие меха Гнома на новоорлеанский духовой оркестр.
Чего греха таить: оркестр звучал лучше. Женщина присела рядом с ним, стала ластиться.
— Тебе со мной хорошо? — спросила она.
— Если не будешь приставать с глупыми вопросами, то да.
— Я не буду. Я любить тебя буду. Я родить могу, я ведь еще молодая.
Картазаев порывисто встал. Она даже испугалась.
— Ты не подумай. Я без претензий. Мне от тебя ничего не нужно. Алиментов и так далее. Я сама в случае чего все обеспечу. У меня и на черный день припрятано.
— Дура-баба, говоришь про деньги незнакомым людям! — попенял Картазаев.
— Все по-твоему будет, скажешь, я аборт сделаю.
— Да ты че, беременная что ли? Больно скоро, мы вчера только переспали, — возмутился Картазаев.
— Да это я так, бабьи мечты свои рассказала, — грустно сказала Тамара. — Дура я, да?
— Ты свои причитания брось. Мне обедать пора, иди готовь.
— А у меня все готово, — она заторопилась и выскочила из подсобки.
Картазаев молча посмотрел ей вслед. Не было у него любви к этой женщине. Да и не могло быть. Он всегда ставил во главу угла работу. Гита, когда писала свои дурацкие три причины, тоже имело в виду эту его особенность. Он как оловянный солдатик, привык выполнять задание. Тут даже не уместно сочетание: любой ценой. Что значит любой ценой? Задание надо выполнить до конца и в срок, а все остальное словоблудие не привыкших к тяжелой грязной работе лентяев и трусов.
Да, он признавал, что поведение его по отношению к этой женщине не совсем этично. Но он и не говорил никогда, что любит ее. Тело его хотело ее, и еще как хотело. Стоило ей разлечься на раскиданной постели, чуть развалив в стороны торчащие груди, как у него трещали штаны. Это не подделаешь. Это настоящее. Любовь? Не смешите.
С другой стороны, Тамара была хозяйкой бандитского притона, в котором крутились наркота, оружие и люди, которых и людьми назвать нельзя и желательно содержать в клетках. Как бы повела себя она, узнай, что он работает на правительство? Скорее всего, не была бы столь благостной, сдала бы его со всеми потрохами. Женщины по натуре своей злопамятны и беспощадны. К этому их привела извечная забота о сохранении потомства. Они гораздо более жестоки, чем мужчины. И более живучи.