Ей сразу вспомнился эпизод в автомобиле. Кэтрин как будто снова почувствовала запах мяты, прикосновение рук Келлога, копну его волос, отсутствие привычного аромата лосьона после бритья.

Но услышала и голос сына, вспомнила выражение его глаз. Настороженное, ревнующее. Затем в памяти всплыли слова Линды:

Есть что-то невыносимо жуткое в мысли о том, что вас могут отвергнуть и выбросить из семьи…

Именно этого и боялся Уэс. Конечно, на первый взгляд страх совершенно абсурдный, но для него он совершенно реален. Следует быть крайне осторожной. Ни в коем случае нельзя допускать встреч Уэса с Келлогом, нельзя употреблять слово «свидание» и нужно постоянно подчеркивать, что у нее, как и у него, есть друзья, мужчины и женщины. Дети чем-то похожи на допрашиваемых: глупо им лгать, но говорить все совсем не обязательно.

Воспитание – большой труд, не исключающий иногда и мошенничество.

Время и труд…

Или, может быть, будет лучше – мысли быстро мелькали у нее в голове – просто забыть о Келлоге и подождать еще год-два? Мальчики тринадцати-четырнадцати лет очень отличаются от двенадцатилетних, тогда Уэс все воспримет спокойнее.

И все же Кэтрин не могла выбросить из головы воспоминания о том, как приятен был запах, исходивший от Келлога, о его нежных прикосновениях. Она вспомнила и его загадочную ранимость по поводу детей, те стрессовые реакции, которые Келлог проявлял, когда о них заходила речь. «Не оттого ли, – подумала Кэтрин, – что у него вообще сложно складываются отношения с детьми, а тут у него наметились отношения с женщиной, у которой их двое. Как он с этим справится? Возможно…»

Нет, здесь стоит остановиться. Глупо опережать события.

Ты попробовала. Тебе понравилось. Но просить, чтобы принесли счет, пока рано.

Кэтрин еще долго лежала в постели, прислушиваясь к звукам природы за окном. Они повсюду окружали ее здесь: гортанные выкрики морских обитателей, темпераментные птичьи напевы и извечный ритм колыбельной прибоя. Часто чувство одиночества и глубокой тоски коварной змеей проникало в сердце Кэтрин. И чаще всего именно в такие мгновения, в кровати глубокой ночью, под симфонию загадочных звуков, доносящихся из-за окна, она становилась особенно уязвима для этого чувства. Как приятно чувствовать бедро возлюбленного рядом со своим, слышать адажио дыхания спящего, проснуться на рассвете под шорохи уже проснувшегося и поднимающегося с кровати мужчины. Звуки на первый взгляд совершенно незначительные, но в них звучит биение сердца совместной жизни двух очень близких друг другу людей.

Кэтрин Дэнс полагала, что тоска по таким мелочам свидетельствует о слабости и есть признак несамостоятельности. Но что плохого в подобной слабости и несамостоятельности? О Господи, стоит взглянуть на нас, таких хрупких существ. Мы все равно должны от кого-то зависеть. Ну почему в таком случае не удовлетворить эту потребность с человеком, чье общество нам приятно, с мужчиной, к телу которого мы с радостью прижмемся ночью и с которым нам всегда весело и легко?.. Зачем до бесконечности надеяться на лучшее, демонстрируя никому не нужную выдержку?

Ах, Билл… Она вспомнила о своем покойном муже. Билл…

Далекие воспоминания притягивали ее к себе.

Но притягивали и совсем близкие, почти с такой же непреодолимой силой.

«Потом» звучит красиво. Очень красиво.

И снова на заднем дворе.

В ее Графстве, в ее Нарнии, в ее Хогвартсе, в ее Тайном Саду.

Семнадцатилетняя Тереза Кройтон Боллинг сидела на качелях из серого тика и читала изящный томик, медленно листая страницы. День стоял чудесный. Воздух казался благоуханным, как парфюмерный отдел в супермаркете. Холмы Напы, покрытые ковром из травы и клевера, зелеными виноградниками, соснами и старыми кипарисами, выглядели такими же мирными, как в любой другой день.

Тереза забылась в приятных мечтаниях, так как то, что она читала, было очень профессиональной, исполненной искреннего чувства, глубокой…

…И очень-очень скучной поэзией.

Она громко вздохнула, сожалея о том, что тетки нет поблизости, и она ее не услышит. Книжка в мягкой обложке закрылась у нее в руке, и Тереза снова окинула взглядом свой дворик. Место, где она, кажется, провела полжизни – «зеленая тюрьма», как она иногда его называла.

Иногда дворик ей очень нравился. Он был красив, идеальное место для чтения и для уроков игры на гитаре (Тереза хотела стать либо педиатром, либо путешественницей, либо – в самом лучшем случае – Шэрон Исбин, знаменитой гитаристкой).

В данный момент она находилась здесь, а не в школе благодаря незапланированному путешествию, в которое ее собирались взять тетка с дядей.

О, Тара, все будет удивительно интересно. У Роджера какие-то дела на Манхэттене, выступление или исследовательский проект, я толком не знаю. Да, собственно, я и не выясняла. Он все работает и работает. Ты ведь знаешь своего дядю. Как же чудесно вот так взять и уехать просто потому, что захотелось! Настоящее приключение.

Именно поэтому тетка и забрала ее из школы в понедельник в 10.00. Однако сегодня уже четверг, а они до сих пор никуда не уехали, что немножко странно. На вопросы тетка неопределенно ответила:

– Возникли определенные сложности с логистикой. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?

Тереза была восьмой среди двухсот пятидесяти семи учащихся средней школы в Вальехо-Спрингс, поэтому она ответила:

– Да, конечно, понимаю.

Но чего девушка никак не могла понять, это почему она не может посещать школу до тех пор, пока все сложности не будут устранены и они не окажутся в самолете, направляющемся в Нью-Йорк.

Абсолютно без всякой логики ее тетка добавила:

– Не забывай, что неделя учебная. Так что учись.

Однако на самом деле речь шла не об учебе, а о запрете на просмотр телевизора.

И на встречи с Санни, Тревисом и Кэтлин.

И на посещения большого шоу для эрудитов в Тибуроне, который спонсировала компания ее дяди.

Конечно, все это ерунда. Ни в какой Нью-Йорк никто не собирался, не было никаких сложностей с логистикой, логикой и чем угодно другим. Просто нужен был предлог, чтобы держать ее в «зеленой тюрьме».

Но зачем лгать?

Потому что человек, убивший ее родителей, брата и сестру, сбежал из тюрьмы. А ее наивная тетушка полагала, что сможет сохранить названный факт в тайне от Терезы.

Несчастная старушка…

Новости о случившемся были на домашней страничке Yahoo. И вся Калифорния обсуждала происшедшее в блогах «MySpace» и «Facebook».

Девушка бросила книжку на доски и стала мерно покачиваться на качелях, заплетая в косу густые рыжевато-каштановые волосы.

Тереза была, конечно, очень благодарна тетке за все то, что она для нее делала на протяжении прошедших лет. После жуткой трагедии в Кармеле тетка приняла на себя заботу о несчастной маленькой девочке, которую все называли Спящей куклой. Терезу удочерили, перевезли в другое место, дали другую фамилию (Тереза Боллинг – могло быть и хуже), уложили в кресла к нескольким психотерапевтам. Все они были умны и преисполнены сочувствия. В их основную задачу входило наметить «пути к психологической реадаптации с помощью проникновения в травматический процесс с особым вниманием в ходе лечения к степени психологического переноса на личности родителей».

Что-то помогло, что-то не очень. Однако, как всегда, магически сработал важнейший фактор – время, – и Тереза стала кем-то другим, а не Спящей куклой, в раннем детстве пережившей страшную трагедию. Она стала старшеклассницей, подругой, помощницей ветеринара, неплохим спринтером на дистанции в пятьдесят и сто ярдов и гитаристкой, способной блестяще, без единой фальшивой нотки исполнить «The Entertainer» Скотта Джоплина.

Теперь, естественно, возникла непредвиденная проблема. Убийца сбежал из тюрьмы. Собственно, проблема заключалась не в этом. А в поведении ее тетки. Создавалось впечатление, что та пытается отвести часы назад, на шесть, семь, даже на восемь лет. И Тереза внезапно почувствовала, что вновь сделалась Спящей куклой. Все усилия уйти от прошлого мгновенно оказались совершенно бессмысленными.