Анджело прекрасно знал, что Томмазо Портинари — завистливый молодой человек; он завидовал даже собственным братьям. Анджело не испытывал особого удовольствия от того, что время от времени загадочные доносы на него самого попадали во Флоренцию, однако он с этим мирился. Честолюбие — это точильный камень совершенства, — а за ним, в любом случае, не числилось никаких особых грехов.
Томмазо был не лишен способностей. Когда он оставался во главе банка, то вполне мог выиграть дело в суде или утихомирить возмущенного клиента. Но также он легко покупался на лесть. Когда Тани возвращался из деловых поездок, то нередко обнаруживал, что в его отсутствие были совершены сделки или выданы кредиты, условий которых он совсем не одобрял. Но если ему высказывали какие-то замечания, то Томмазо принимался дуться, запирался у себя и подолгу о чем-то шушукался с этим недоумком Лоренцо Строцци. Если такое случалось, то Анджело, почесав свою круглую курчавую голову, брал в руки перо и устраивал Томмазо поездку в Брюссель или в Ниепп, чтобы там, своим красивым аскетичным лицом и великолепным воспитанием, он мог произвести впечатление на герцога Филиппа и его супругу, а также на их разряженных придворных.
Это было полезно для дела, а успехи в обществе доставляли Томмазо удовлетворение. Жаль, конечно, что Томмазо никак не хочет жениться, вместо того чтобы связываться с глупыми продажными женщинами. Однако, вероятно, как все порядочные флорентийские матери, Катерина ди Томмазо Пьячити, запретила сыну брать в жены кого бы то ни было, кроме другой уроженки Флоренции. Пигелло был уже женат и произвел на свет двоих сыновей, — весьма многообещающих мальчиков. Кто знает, возможно, когда одна из его уродливых любовниц родит ему уродливого отпрыска, то семья пришлет для Томмазо невесту из Италии. Хотя, может, тот и сам не желал стать основателем новой ветви династии Портинари, которая насчитывала уже больше двух сотен лет. Анджело нередко гадал, как по-настоящему относятся Портинари к Медичи, которым вынуждены служить. Но с другой стороны Портинари никогда не завоевывали для себя славу, больших денег или городов, в то время как Козимо все это блестяще удавалось.
И вот перед приходом нового курьера Анджело Тани пригласил помощника управляющего в свою комнату и заявил ему:
— Думаю, Томмазо, нам стоит забыть, что этот мальчишка Клаас раньше был подмастерьем. Кое-кто в Милане, похоже, считает его весьма полезным. Мы должны принять его как подобает.
Томмазо недавно приобрел очередной перстень, с камнем в восточном стиле. Должно быть, он достался ему со скидкой во время закупок товара с фландрских галер. Томмазо поднял брови, так что они исчезли под тщательно подстриженной челкой:
— Он будет весьма удивлен. В последний раз, когда я видел его внизу, у него подмышкой была пара портняжных ножниц, и фартук, от которого воняло так, что потом пришлось проветривать весь дом.
Тани пожал плечами.
— Разумеется, я не предлагаю, чтобы ты нес его на руках по лестнице, а затем омыл ему ноги. Однако любезное признание того факта, что он получил заслуженное повышение… Это было бы вполне уместно. Или же ты предпочитаешь не видеться с ним?
Тщетная надежда. Нацепив все свои кольца и принарядившись, Томмазо восседал рядом с Анджело Тани, когда в дверях показался Клаас. Сегодня на слуге Шаретти не было фартука, а на ногах, вместо деревянных башмаков, оказались короткие сапожки.
В остальном, наряд его, разумеется, не стоил больших денег. Вдова заказала для них всех наряды из синего полотна перед отъездом в Милан, и именно он сейчас был на Клаасе: дублет с жестким стоячим воротником, поверх которого он надел короткий простой жилет, а также шляпа с двойными загнутыми полями. Брил его явно цирюльник; старый потрепанный кошель сменил новый, с хорошей защелкой; но в остальном во внешности его не произошло никаких изменений, которые бросались бы в глаза. На щеках, как всегда, виднелись привычные ямочки.
Он воскликнул, завидев Томмазо:
— У тебя новый перстень! Такой же был у герцога Франческо. И брошь с ним в пару. Работа его ювелиров. Сколько ты заплатил?
Томмазо ненадолго задумался, затем назвал цифру. Клаас, рассеянно присвистнув, опустился на предложенную ему скамью.
— Нет, я бы не смог подобрать тебе ничего лучшего. Отличная сделка. Держись этого поставщика. Мессер Анджело, благодарю вас. Так вы прочли письма? Там все в порядке?
— В прекрасном состоянии, друг мой, — сердечно отозвался Анджело. Он разлил вино в три хороших бокала, раздал их и сам сел рядом с Клаасом, — учитывая дорогу и погоду. — Несомненно, ты вез и другие депеши.
— Да, такое впечатление, что весь мир пишет своему хозяину, — радостным тоном ответил курьер. — Одних только писем мессеру Нори в Женеву!.. Даже больше, осмелюсь сказать, чем написал вам мессер Пьерфранческо. И, разумеется, депеши для передачи в Лион. Похоже, в наши дни все покупают шлемы в Лионе. Не такой тонкой работы, как миланские, говорят, но зато куда дешевле.
— Дешевле, чем в Брюгге? — удивился Томмазо. Клаас опустил свой бокал.
— Об этом спроси Юстиниани, венецианцев. Как мне сказали, они делали там закупки. Или, возможно, расскажет мессер Корнер: я привез ему письмо. Говорят, венецианцы платят наличными. Разумеется, они могут себе это позволить. Любой платил бы наличными и давал бы деньги в рост, будь он так богат, как они или лукканцы.
— Лукканцы? — переспросил Анджело Тани. — Мы знаем, что здесь, в Брюгге, негоцианты из Лукки — люди вполне достойные, но их город отнюдь не так богат, как Венеция.
Вид у Клааса был слегка удивленный.
— Разумеется, вы правы. Но они дают такие кредиты на свой шелк… Вы не поверите! По крайней мере, это вполне устраивает нашего герцога и его супругу. Не удивлюсь, если весь двор нарядится в их бархат на крестный ход в этом году. Еще я отвез толстый пакет мессеру Арнольфини, и у него был очень довольный вид, когда он вскрыл письмо.
— Еще вина? — предложил Анджело Тани щедро, не глядя на своего помощника. Никто иной, как тесть Анджело Тани управлял во Флоренции шелкопрядильным предприятием Медичи. Лишь два года назад он писал во Флоренцию, умоляя дозволить ему продавать в кредит шелк в Бургундии. Умолял. Обещал за это огромные прибыли. Но когда ему наконец прислали соглашение, то там было столько ограничений, что не стоило даже с этим связываться. Разумеется, обычно он поддерживал кредитную политику банка. Это ясно было прописано в его контракте. Он мог ссужать деньгами лишь торговцев или ремесленников, но любые продажи или обмен товарами в кредит вельможам и церковным прелатам строжайше запрещались, кроме как по письменному согласию двоих сыновей Козимо или его племянника Пьерфранческо. Анджело соблюдал эти правила. Он следил за тем, чтобы их соблюдал и Томмазо, но в любом деле есть свои исключения.
Он был рад, что догадался пригласить сюда этого мальчика Он восхищался остротой ума Пигелло. Он приветствовал новую посыльную службу и намеревался сообщить Пигелло об этой поддержке. Анджело Тани небрежно продолжил болтать о нынешнем состоянии дел на шелковом рынке, а затем гладко перевел разговор на прочие депеши, которые привез с собой юный курьер. Были упомянуты семейства Спинола, а также Дориа. Савойя, Кипр и сахар. Торговля мехами и последствия мирного договора между Англией и Шотландией.
Молодой человек спрашивал об этом. Но прежде чем Анджело успел ответить, его помощник лукаво улыбнулся и, забывшись, блеснул перстнями.
— Не надейся, что это удержит вдалеке нашего друга Саймона. Шотландия никак не может решить, поддержать ей английского короля Генриха, или йоркистских повстанцев. По-моему, в Вейр почти через день прибывают от них гонцы, чтобы посовещаться с ван Борселенами. Остальное время они торчат в Кале. Тебя еще никто не просил отвезти письма в Лондон? Ты мог бы заполучить нескольких врагов.
Анджело поднялся на ноги. Он отнюдь не желал, чтобы мальчишка перепугался и поспешил убраться из Брюгге. Пусть вельможный Саймон и вернулся на родину, но его весьма своеобразный батюшка, толстый французский торговец де Рибейрак, нередко наезжал в город, — по слухам, закупая порох и оружие. Тани точно не знал, у кого и по какой цене. Говорят, что дядя Саймона в Шотландии испытывал страсть к огнестрельному оружию.
