И она, наконец, ответила:

— Ты выбрал очень проницательных людей себе в помощники. Лекарь Тобиас. Они с Юлиусом и Грегорио тревожатся о будущем компании. Поэтому они решили, что будет справедливо изложить мне свои сомнения. И попросить совета.

— Тоби, — промолвил он.

— Да И также Горо. И наш славный Юлиус. Я думала, ты привязан к ним, а они к тебе, — промолвила его жена. — Но теперь они боятся тебя.

Им овладело нестерпимое желание вздохнуть. Но когда он сделал это, то осталась лишь тупая боль, как от удара.

— Тебе не нужно меня бояться, — промолвил Николас. — Спрашивай все, что хочешь, и я отвечу. Может быть, присядешь? Сюда, на диван. А я напротив. Но сперва выпьем вина. Ты позволишь, я налью тебе?

Кивнув, она уселась. Когда он поднес Марианне бокал, то вино задрожало, но от его ли рук, или от ее, никто не смог бы сказать. Заметив это, он вспомнил розовый кубок, за который держались Асторре и Лионетто. Николас похолодел от страха. Ему было холодно вот уже много недель.

Пока она пила, он придвинул ближе табурет и уселся, упираясь локтями в колени и поставив подбородок на переплетенные пальцы. Затем опустил руки и спросил:

— Ты расскажешь мне, о чем говорил тебе Тоби?

Как он и ожидал, речь шла о Жааке де Флёри и Лионетто. Они догадались обо всем. И, разумеется, некоторые сведения могла сообщить им и сама Марианна. К примеру, о его делах с дофином. Они не знали, что сперва Николас с Гастоном пытались подкупить де Флёри, чтобы переманить его на сторону дофина, но потерпели неудачу; хотя в итоге это ни на чем не сказалось.

Также они не ведали и о Джордане де Рибейраке. Лишь Марианна и сестры ван Борселен знали об этой междоусобицы. Марианна догадывалась, что своим падением виконт обязан Николасу, но не имела представления, каким образом он этого достиг. Кателина находилась в Бретани, и он намеренно не осведомлялся о ней. Тоби на разговор с демуазель толкнула весть о гибели шотландского короля. Рассказывая об этом, Марианна ненадолго умолкла, как нередко прерывалась во время своего долгого рассказа. Но он по-прежнему ничего не говорил. И она продолжила ровным тоном:

— Видишь ли, до сих пор они полагали, что все что ты делаешь, не касается никого из посторонних. Они думали, что все кончено. Их беспокоило только будущее. Но потом случилась эта история с пушкой.

Впервые за все время, Николас отозвался:

— Я даже не собирался быть на борту баржи, когда она проходила шлюз. Это чистая случайность, что меня попросили управиться с герцогской ванной, и Юлиус с… И Юлиус согласился. — Он немного помолчал. — Если бы меня не было там, то я бы не встретил никого из них.

На самом деле, он говорил сам с собой, а вовсе не с ней. После недолгого молчания, Марианна де Шаретти заметила.

— Полагаю, ты знал, что пребывание в воде никоим образом не может повлиять на саму пушку. Конечно, люди могут утверждать, что ты все равно надеялся именно на такой результат. Тоби, по-моему, не пришел к определенному выводу. Но когда они говорили об этом между собой, то Юлиус с Грегорио осознали, что есть иной, куда более правдоподобный вариант. Утопив пушку, ты отсрочил ее отправку в Шотландию, и если это было сделано преднамеренно, если тебя наняли специально для этого, тогда ты оказался замешан в такие дела, которые касаются не только всех нас.

Она помолчала.

— Ты был еще совсем мальчишкой. Люди не заподозрили ничего дурного. Но даже детская шалость выглядит совсем иначе, когда позднее кто-то пытается устанавливать взаимосвязи. Из-за того, что Шотландия поддерживала Ланкастеров, отсутствие пушки пошло на пользу противоположной стороне. Дофин, герцог Миланский, епископ Коппини, король Ферранте в Неаполе, Арнольфини и глава английской торговой миссии, — все эти люди противостояли королю Франции и Ланкастерам. И каким-то образом ты оказался с этим связан. А как только люди начнут обращать внимание на такие вещи, им может показаться, что ты не просто добываешь сведения для торговцев, но также замешан и в высокую политику.

— Виконт де Рибейрак, — возразил Николас.

— Но у тебя были веские причины, чтобы наказать его. А затем, как только разнесутся слухи, что ты совсем не тот, за кого себя выдаешь, то люди начнут воображать даже то, чего не было. Насчет увольнения прежних работников и найма новых, которых ты выбрал сам. Насчет твоей женитьбы, разумеется. Насчет того, что ты намеренно занимал Феликса мальчишескими шалостями, держа в стороне от значительных дел… И насчет его гибели.

Голос ее сорвался. Он не поднимал глаз. Ему не хотелось видеть, как она плачет.

— Я хотел бы оказаться на месте Феликса. Я как-то сказал ему об этом в Милане. — По-прежнему упираясь локтями в колени, он начал медленно растирать пальцами лицо, словно это могло чудесным образом принести ему облегчение. Затем он застыл, сжав нос между ладонями и прижимая пальцы к закрытым векам. — И к какому выводу пришел Тоби?

На сей раз молчание длилось так долго, что он все же не выдержал и открыл глаза Марианна плакала, но только совсем немного. Она просто ждала его. Вот и все.

— Тоби сказал, что они проговорили весь день. И не могли прийти ни к какому выводу, пока не узнают мое мнение.

— И каков же твой вывод? — на сей раз он не смог разгадать выражение ее лица.

— Я знала о де Рибейраке. То, чего не знал лекарь. Я знала и многое другое, чего не знал он. Но у меня также было преимущество. Я знала как ты по-настоящему к нам относишься. К Юлиусу. К Феликсу. И, полагаю, ко мне.

— И что же? — он с трудом удерживался, чтобы не застучать зубами.

— А то, что, как мне кажется, я подтвердила его собственное мнение, — промолвила Марианна. — Я сказала ему, что ты самый надежный и преданный друг, о каком только можно мечтать. И все, что ты сделал, было лишь ради компании, а вовсе не по политическим мотивам. Что ты любил Феликса и превыше всего заботился о его воспитании. И что он навсегда остался бы ребенком, если бы не ты. Но я также сказала ему, что за тобой нужно присматривать днем и ночью, ибо ты наделен способностями, которые делают тебя куда более опасным, нежели Мег или Марта, или любое из существующих орудий войны. И до сих пор не умеешь управлять этими способностями.

Горло его сжалось. Он не мог ответить. И тогда она добавила:

— Я сказала ему все это. А потом подумала, что раз уж он это знает, то заслуживает и того, чтобы узнать остальное. Поэтому я сказала ему, кто ты такой.

— Они провели ночь порознь, — заявил Юлиус.

— Вот как? — отозвался Тобиас, от которого виднелся лишь горб черного платья: он стоял на коленях на стуле, выглядывая в окно.

— Так почему бы не рассказать нам, что между вами произошло? Ну же, — поторопил его Юлиус. — Ты виделся с демуазель, ты все ей рассказал. Что она ответила?

— Я же говорил, — сердито отозвался Тоби. — Сперва она желает побеседовать с Николасом. Потом пригласит меня к себе после мессы. А затем я вам скажу.

— Но они провели ночь порознь.

Грегорио вмешался:

— На это могло быть немало причин. Полагаю, нам лучше дождаться, пока Тоби сможет все рассказать. К тому же, если бы ему было хоть что-то известно, он не торчал бы у окна, выглядывая, пойдут ли они в собор вместе.

Черный горб не шелохнулся.

— Идут! — воскликнул он, наконец.

Юлиус подскочил к соседнему окну и распахнул ставни. В самом деле, внизу толпились лакеи в ливреях Шаретти. Лоппе на добрых полторы головы возвышался над ними. Лицо его казалось совершенно невыразительным, что Юлиус воспринимал как дурной знак. Здесь же дожидались две лошади. Марианна де Шаретти в белоснежном головном уборе и темном плаще уже сидела в седле А затем вышел и Николас, и вдел ногу в стремя.

Юлиус отпрянул от окна. Тоби последовал его примеру.

— Все выглядит не так уж забавно, когда видишь результаты, не так ли? — вопросительно заметил лекарь.

Грегорио, неслышным шагом подойдя к окну, тоже выглянул наружу.