Они не выказали особой радости, хотя, оказавшись на месте, похоже все-таки получили удовольствие. Он надеялся, ради компании, что эти трое подружатся между собой; и старался побольше загружать их работой, чтобы они привыкли помогать друг другу. Они и, правда, сдружились. Все трое были примерно одного возраста, и профессионалы в своем деле. Для них скорее он сам был чужаком, и именно так они к нему и относились. Николас сказал себе, что как только решит еще несколько проблем, то настанет время заняться и этой троицей, а затем строить планы на будущее.

Вскоре после этого пришли бумаги на квасцы. Первое из тех событий, что он ожидал с таким нетерпением. Оставалось лишь претворить в жизнь прежние договоренности. Кое-что Николас препоручил Тоби, а сам направился с визитом в дом Адорне.

Они уже виделись после возвращения Николаса, но им не было нужды говорить о Феликсе. Также они не затрагивали и смерть Жаака де Флёри, которую городские власти восприняли с похвальным спокойствием. После свадьбы, состоявшейся в этом доме, Маргрит Адорне стала добрым другом Марианны, поддерживая ее в первые дни утраты, а теперь помогая с дочерьми.

Николас полагал, что не будет ничего неожиданного в том, если Тильда с Катериной, злясь и ревнуя, пожелают насладиться всем тем, чем сейчас наслаждалась их мать, и вовсю предадутся шальным забавам с молодыми людьми своего круга. Кому-то необходимо было сдерживать их, ибо все, что им требовалось на самом деле, это внимание и строгость. Но Марианна и Маргрит прекрасно справлялись вдвоем.

Адорне был не меньше Николаса рад получению бумаг из Венеции, и они проговорили долгое время, обсуждая все подробности сделки. Адорне сегодня надел черный дублет и верхнее платье, из почтения к друзьям-шотландцам, которые недавно лишились своего короля. Николас тут же подумал, что очень скоро будет большой спрос на черную ткань. Красильщик всегда остается красильщиком…

— Ты знаешь, что Проспер де Камулио собирается в Генаппу? — спросил его Адорне.

Жаркая ночь в Милане. Тома Адорно, и, разумеется, Феликс.

— По делам генуэзцев? — уточнил Николас. — Или герцога Франческо?

— Как посланец герцога Миланского, — отозвался Адорне. — Сейчас обсуждается союз между дофином и Миланом. Не могу поверить, что для тебя это новость.

— Нет, — сказал Николас. — Он задержится надолго?

— Достаточно надолго, чтобы представить тебя тем людям, которых ты ждешь. Точно так же, как в случае с Миланом и дофином, обстоятельства толкают к союзу Венецию и Геную. Я лишь надеюсь, что если ты решишься улечься на это брачное ложе, то сможешь подняться с него живым. — Он помолчал. Николас, который уже научился хранить молчание, когда требуется, ничего не ответил. Ансельм Адорне улыбнулся и, взяв ленточку, принялся связывать бумаги. — Завтра будет заупокойная месса по Джеймсу, королю Шотландии. У вас с супругой хватит смелости появиться там?

— А что такое? — осведомился Николас.

Отложив пакет в сторону, Адорне поднял глаза и скрестил на груди руки.

— Я так и думал, что, возможно, ты еще не слышал об этом. Ты разве не знаешь, как умер король?

Николас сидел совершенно неподвижно.

— Я знаю, что он был довольно молод. Полагаю, его убили в бою. Он ведь напал на англичан?

Адорне кивнул.

— Под Роксбургом. Он осадил город со всей артиллерией, включая две пушки из Монса. Одна из них взорвалась, как раз когда он стоял рядом. И убила его.

— Уверен, что это не Мег, — промолвил Николас. — Марта?

— Та самая, что чуть не утонула в Дамме, — подтвердил Адорни. — Разумеется, это никак не связано с… Из Слёйса в Шотландию пушка отбыла в полном порядке. Если она и взорвалась, то совсем по иным причинам. Но тебе следует быть готовым к неприятным замечаниям в свой адрес, если посетишь службу. Впрочем, я думаю, что тебе все равно следует сделать это. Он помолчал.

— Кто-то еще погиб? — спросил Николас.

— Только король и еще один человек. Просто несчастный случай. Они оба увлекались пушками. Король и Килмиррен. Второю погибшею звали Ален Килмиррен. Он приходился дядей твоему давнему приятелю Саймону. По слухам, Саймон в восторге. Теперь в Шотландии он чувствует себя на коне.

Николас слышал эти слова, но они не достигали сознания, занятого сейчас совсем иными мыслями. Внезапно Адорне заговорил совсем другим тоном:

— Но ведь, на самом деле, ты намеренно утопил тогда пушку? Монсеньер де Аччайоли видел, как ты установил баржу, прежде чем она вошла шлюз. И он видел расположение трещин в стенах.

— Я просто подумал, что это возможно, вот и все. И сделал это.

— Зачем?

— Посмотреть, что будет, — ровным тоном отозвался Николас.

Он вернулся домой так поздно, что полагал, Марианна уже легла. Но из-под двери по-прежнему просачивался свет. Ночами, вместо траурного платья, она дожидалась его в тонкой сорочке того же цвета, что и ее распущенные волосы. У сорочки не было никаких завязок; и не было ничего под ней. Для этого он придумал особые церемонии. Но сегодня в целом мире не было таких церемоний, в каких он пожелал бы принять участие. И все же он не мог просто так пройти мимо ее двери. Помедлив, Николас постучал, а затем вошел внутрь, полностью одетый.

Со времени своего приезда он хорошо изучил эту комнату. Узкие окна со ставнями и ромбами стекол в свинцовом переплете. Каменный очаг и, спиной к нему, — диван, заваленный подушками. Расписанные сундуки с ее вещами. Приземистый столик, на нижней полке которого всегда стояла чаша с фигами или гранатами, а наверху кувшин вина и два бокала. Полка с серебряным подносом и фарфоровый кувшинчик с поздними розами. Круглое зеркало. И еще один столик, на котором стоял таз с водой, а рядом на крючке висело полотенце.

Два стула и ковер. И подушки на полу, приминавшиеся под их весом, так что их приходилось вновь взбивать поутру. И, разумеется, кровать, чьи столбики достигали окрашенных потолочных балок. С балдахином и покрывалами, которые Марианна сама вышила перед тем, как выйти замуж за Корнелиса И, проявляя тактичность, ничего не стала менять с тех пор. То было ее замужество, и это тоже. Кровать достаточно велика для любых обрядов.

Она сидела у окна, полностью одетая, и потому он заговорил первый:

— Я только что узнал. Насчет пушки.

Она сняла головной убор, который носила днем, и сейчас подколотые волосы свободно падали на плечи. Теперь ее платья стали более яркими и красивыми, чем в былые времена. У этого были парчовые рукава с золотой нитью; и она надела длинное жемчужное ожерелье. Поднявшись с места, Марианна де Шаретти вышла ему навстречу.

— Я ждала, чтобы сказать тебе. Откуда ты узнал?

— От Ансельма Адорне.

Она не стала говорить, подобно Адорне, что, мол, происшествие в Дамме не имеет к этому никакого отношения…

Николас закрыл дверь, напряженно размышляя. Затем промолвил:

— Да, и насчет Килмиррена.

Она кивнула. Стоя у стола и сцепив перед собой руки, она смотрела на него. Ставшее таким знакомым, открытое лицо со светлой кожей и ярко-синими глазами, в которых он научился читать как в открытой книге…

— Что случилось? — спросил ее Николас.

Марианна редко держалась столь неподвижно, как сейчас. Черты ее слегка заострились.

— Я узнала еще одну новость. Похоже, во Франции только и говорят, что о падении виконта де Рибейрака.

Джордан де Рибейрак. Боль пронзила щеку, словно перстень вновь рассек плоть. Он откашлялся и повторил:

— Что случилось?

— Похоже, его обвиняют в пособничестве дофину, — сказала Марианна де Шаретти. — Король был очень зол. Разумеется, месье де Рибейрак лишился всего, чем владел. Земли, домов, денег. Всех своих сбережений.

— И что с ним будет теперь?

— Думаю, его посадят в темницу. Возможно, даже в клетку. Или сразу обезглавят. Это тоже подстроил ты?

Внезапно Николас осознал, как глупо стоять вот так, и смотреть на нее.

— Полагаю, что да. — И через силу выдавил: — Марианна, что случилось?