Только астролог сумел бы угадать это название. Никаким иным способом вести не могли долететь до Брюгге с такой скоростью. Юлиус открыл рот от изумления.

— Мы услышали об этом сражении час назад, — пояснил Грегорио. — Вести принес наемник из войска графа Федериго. Мне сообщил привратник. Насчет Феликса этот человек ничего не сказал. Он лишь спросил, где найти месье де Флёри, и отправился за ним.

— Наемник? Кто? Неужели Асторре?

— Нет. Это был не наш капитан. Кажется, его соперник, некий Лионетто.

Меньше всего в то день Николаса тревожила собственная безопасность. Для тревоги не было причин: ведь никто не знал, что он вернулся в Брюгге… Он не подумал о Гентских воротах и о быстроногих приятелях стражника.

С того момента, как Николас пересек опускной мост, все его мысли были лишь о Жааке де Флёри. Когда же он, наконец, принял решение, то задумался об иных, еще более важных вещах. Он ехал, опустив голову, потому что не хотел отвечать на приветствия. И на вопросы о войне. И о Феликсе. Он даже не заметил сперва что лошадь его движется не по собственной воле, но ее подталкивают двое других всадников, пристроившихся по бокам.

На незнакомцах была ливрея городской стражи, и они с улыбкой предлагали сопроводить Николаса до особняка демуазель. Он отказался, но постарался быть вежливым, даже когда они принялись настаивать. Именно их напористость впервые за все время заставила его обернуться в поисках Юлиуса, — и лишь тогда он обнаружил, что позади никого нет.

Отвратительные воспоминания о бочке, фейерверке и канале всплыли в памяти, но Николас тут же поспешил отринуть их. Все дело в том, что эти гладковыбритые лица отчасти походили на физиономии тех бородатых пьянчуг, которые едва не прикончили его в ту ночь.

Это были те же самые лица.

Он осознал это лишь в тот миг полета, — ибо лошадь совершенно неожиданным образом вдруг поскользнулась и рухнула, сбросив седока наземь. Перекатившись по земле, он оказался в темном крытом проулке, за которым лежал какой-то пустырь и берег канала. За спиной послышался незнакомый голос, что-то говоривший на правильном фламандском языке. Он обращался не к Николасу: он заверял прохожих, что всадник не пострадал и о нем позаботятся. Стремительный рывок с перекатом через плечо, — но двое участливых незнакомцев уже бежали к нему. Причем один сжимал в руке нож.

Бывший подмастерье был не худшим из учеников герцогского оружейника в Милане. Меч тут же оказался наготове, и когда кинжал устремился вниз, — отразил удар. Извернувшись, Николас вскочил. Мимо этих двоих к улице было не пробиться, и потому он устремился через проход на пустырь.

Теперь он точно знал, где находится. Полуразрушенный дом, по соседству с красильней Шаретти. На пустыре прежде был разбит небольшой сад. За спиной нес свои воды канал. С одной стороны — стена, забраться на которую не представлялось возможным: его убьют раньше, чем он сумеет подтянуться. Зато с другой стороны стена наполовину обвалилась, — та самая, что прежде отделяла сад от двора красильни.

Именно на этом дворе его приятели некогда собрались, дабы узнать о замужестве демуазель.

У преследователей явно было больше опыта в драках… зато руки короче, чем у Николаса. Им совсем не нравилось, как он размахивает мечом. Но нельзя забывать, что их все же было двое.

Шапку Николас потерял при падении. Теперь на ходу сбросил куртку, оставшись лишь в рубахе и шоссах, дабы ничто не могло помешать движениям. Разворачиваясь, он со свистом взрезал мечом воздух, чтобы преследователи чуть подотстали. Он даже успел удивиться, что ощущает отнюдь не страх, но облегчение. Вполне объяснимо: ведь сейчас от него требовалось всего лишь проявить удаль в поединке, и ничего более.

И он проявил ее. Добравшись до разрушенной стены, он начал с обманного выпада. Ближний из нападающих напоролся на меч. Второй бросился с ножом. Беглец уклонился, отыскал место, где стена пониже, и перебрался на другую сторону. Пока озлобленный преследователь повторял его маневр, Николас успел нанести удар и рассечь тому плечо.

Он сумел бы отлично приземлиться, если бы не споткнулся о вытянутую ногу Жаака де Флёри. А так — он растянулся на земле. Вывернулся… и обнаружил, что прямо в горло ему упирается клинок. Сам он оказался безоружен. Уцелевший нападающий, обливаясь кровью, рывком поднял его на ноги.

Перед Николасом оказались обугленные остовы бывших красильных чанов и ширильных рам. Все вокруг заполонил бурьян — и цветы: красные, голубые, желтые и лиловые. Дальше виднелись почерневшие кирпичи, уже поросшие травой, — развалины того самого дома, где он жил и работал с десяти лет. А прямо перед ним стоял человек, который был его хозяином в прежние годы.

Невозмутимый, улыбающийся, жестокий хозяин. Торговец, пытавшийся разорить компанию Шаретти, а теперь вознамерившийся присвоить ее себе. Мерзавец с мечом в руке, который, не тратя лишних слов, двинулся вперед с намерением прикончить Николаса.

Сзади чья-то рука держала его за предплечье, и нож упирался в спину. Тот самый стражник, которого он ранил… Хватка у него отменная, — но это значит, что нож оказался в ослабленной руке. Всем своим весом Николас резко отклонился назад, одновременно локтем нанося удар в раненое плечо. Кинжал успел пропороть ткань и оцарапал плоть, но тут же незнакомец с громким воплем отпрянул. Поняв, что маневр удался, Николас, развернувшись, вырвал у него нож и мгновенно пустил в ход. Стражник упал.

У Жаака де Флёри был меч, а его собственный клинок валялся на земле чуть поодаль. Совершив отчаянный бросок, Николас схватил его, — и увернулся в тот самый миг, когда меч Жаака де Флёри просвистел у него над головой. Он выпрямился с оружием в руке и отразил удар.

Опытом Николас уступал всем тем, кто дольше прожил на свете, но зато на его стороне был острый ум и отменная память.

На развалинах той самой красильни, где он некогда был подмастерьем с посиневшими ногтями, где делил мясо и эль, и перекидывался грубыми шутками с приятелями, теперь ему приходилось с мечом в руке защищаться от своего двоюродного деда.

«Сможешь ли ты сразиться с ним? Одолеть его?» — спрашивала Марианна де Шаретти.

И он ответил: «Если уж я боюсь, то буду бояться всегда».

И это правда. Страх, вбитый в него в возрасте семи лет, не отпускал Николаса.

Несмотря на перенесенную лихорадку и усталость после тяжелого пути, он все же был на тридцать лет моложе Жаака де Флёри и обучился в Милане изощренным приемам фехтования. Но какое отношение это имело к нынешнему поединку? Если он убьет Жаака де Флёри, то убьет своего родича. А страх останется.

Он отражал удар за ударом и не знал, как поступить.

Жаак де Флёри, раскрасневшийся, с лицом, блестящим от пота, понял это и улыбнулся. Проворный, мускулистый, он продолжал нападать, скинув длинное платье, в одном лишь роскошном дублете. Пышные шелковые рукава облегали мощные мышцы; драгоценные камни сверкали на высоком вороте. Вновь и вновь острие клинка устремлялось вперед. И вновь Николас отбивал удары.

Откуда-то издалека, из развалин дома донесся мужской голос. Вскоре крики послышались ближе. Жаак де Флёри обернулся. Мгновение спустя и Николас также заглянул ему через плечо.

Перепрыгивая через груды камней, с развевающимися рыжими волосами, к ним навстречу бежал Лионетто. Лионетто! А чуть дальше, на ходу обнажая клинки, еще двое… Юлиус — да хранит его Господь! — и Грегорио.

Как они его отыскали?

Да, конечно. Лошадь!

Но что, во имя всего святого, здесь делает Лионетто? Очень просто. Ищет Николаса. У наемника имелись все причины желать ему смерти. Вот только Николас не подозревал, что тот знает об этом…

Он никак не мог сражаться с обоими. У него не хватило бы умения одолеть даже одного Лионетто, а уж тем более вместе с Жааком. И как бы быстро ни бежали Юлиус и Грегорио, они не поспеют вовремя. Поэтому сейчас он умрет. Так бывает, когда мальчишки суются во взрослые дела.