Комок застрял в горле у Кателины, но злость, ненависть, страх и гордость помогли справиться с тошнотой. Однако по лицу де Рибейрака она поняла, что он опознал все эти эмоции и ничуть не смутился. Когда голос, наконец, вернулся к ней, Кателина проговорила:

— Примите мои поздравления. Это целое искусство — переносить столь ничтожные новости из одного места в другое. Я доверяю вашей точности. Я лишь сомневаюсь, что пожар у Шаретти мог произойти случайно.

С серьезным лицом он задумался над ее словами.

— Вы думаете, это не так? Разумеется, у юноши имелись соперники. Ростовщик Удэнен. Возможно, и другие. Она хорошенькая женщина, хотя уже и не молода Как мне сказали, они весьма трогательно смотрелись вместе: полуодетый юный супруг, обнимающий жену в ночной сорочке на пепелище своего любовного гнездышка. Так вы понимаете, почему я спросил у вас где же ваш муж?

— Я поняла вас без труда, месье де Рибейрак. И повторяю: вы вновь желаете сделать мне предложение? Возможно, это меня заинтересует.

Черные зрачки иглами вонзились в ее лицо.

— Вот как? — мягким тоном поинтересовался Джордан де Рибейрак.

— Но с другой стороны, — продолжила Кателина, — я вполне могу оказаться бесплодна, или вы окажетесь бессильны, и все ваши планы потерпят крах. Нет, по здравому размышлению, я не могу вообразить себе обстоятельства, которые заставили бы меня стерпеть нечто подобное. Итак, о чем же мы поговорим теперь? Или, возможно, нам больше нечего сказать друг другу? Позвольте, я узнаю, не сможет ли герцогиня принять вас.

Он поднялся вместе с ней и, не двигаясь, уставился на Кателину сверху вниз. На миг она испугалась, что сейчас он поднимет руку и, как Клааса, изувечит ее своим перстнем. Но он лишь развернулся на каблуках и отошел к двери, где замер в привычной позе придворного, ожидающего аудиенции. Позднее она не видела, ни как он вышел из покоев герцогини, ни даже из дворца.

Немного позднее ее отыскала в комнате фрейлин Антуанетта де Маньеле и, усадив у окна, завела какой-то невинный разговор.

Затем неожиданно прозвучал вопрос:

— Месье де Рибейрак сумел увидеться с вами наедине. Он вас в чем-то подозревает?

— Он хотел узнать, не изменила ли я своего решения насчет замужества. Нет, он не выказал никаких подозрений, но я доверяю ему с каждым разом все меньше.

— И правильно делаете, — подтвердила любовница герцога Бретанского. — Сведущие люди втайне навели справки. За гонцами проследили. Банкиры также смогли кое-что рассказать. Мы пока не знаем всего до конца, должны еще поступить донесения из бургундских источников, а для этого нужно время и деньги, но, полагаю, через два месяца милорду де Рибейраку нужно будет тревожиться отнюдь не о новой жене.

Ей было приятно узнать, что он на себе сможет испытать те же беды, которые с таким искусством обрушивал на других людей. Похоже, его разозлило, что Клаас женился на этой вдовушке. Но гнев искупило удовольствие от того, что он рассказал это Кателине. Разумеется, он не мог знать, каким образом она сама использовала Клааса. Разумеется, она лишь использовала его, и ничего больше не должна была ожидать от простого слуги, который был рад из ее постели перебраться в постель первой же женщины, которая обещала ему лучшую жизнь, пусть даже это оказалась старуха со взрослыми детьми.

Полуобнаженный, он обнимал вдову. Возможно, и та тоже наполнила ему ванну и высушила одежду. Как бы стара и уродлива она ни была, он сможет сделать ее счастливой. Все девушки в Брюгге знали это. Мабели. И она сама.

И его имя — Клаас. Клаас, а вовсе не Николас. Отцом ее первенца будет Клаас. Незаконнорожденный, лживый слуга с невинным взглядом, таящим лукавство и беспощадное честолюбие. Жернова амбиций… Да, но только не поражения. В этом толстяк ошибался. Тщательно выстраивая женщину за женщиной, мужчину за мужчиной, Клаас будет подниматься по лестнице, которая сделает его из подмастерья торговцем, а затем поможет достичь и тех высот, куда стремилась его гордыня.

Он не нуждался в Кателине. Ее имя и ранг без денег были ему бесполезны. Он жаждал именно того, что получил: владелицу собственного дела, пусть и небольшого, которая сделает его равным себе. Поджог может задержать его восхождение. Будут, вероятно, и другие попытки остановить его. Но в отличие от Джордана де Рибейрака, она могла оценивать Клааса с самых разных сторон. Весть о женитьбе довершила картину. Теперь она знала его. Кроме смерти, его ничто не остановит. Он не нуждался в ней, и еще меньше — во младенце, которого она носила во чреве. Проблема была решена Кателина ван Борселен в последующие дни вела себя совершенно как обычно. Те, кто знал и любил ее, заметили, что она стала несколько замкнутой и больше времени проводила у себя в комнате. Но им пришлось вызвать ее оттуда, чтобы, как часто случалось, она послужила переводчиком на очередных бесконечных переговоров касательно приданого вдовствующей герцогини. Встреча должна была состояться во Франции. Шотландские посланцы прибыли обсудить требования своего короля с его сестрой. Сэр Уильям Маниненни, разумеется. Епископ Кеннеди чуть погодя. Флокхарт, возможно. И этот красивый светловолосый молодой человек, который так нравился герцогине, — он не навещал их со времени приезда Кателины, но, несомненно, знакомство с ним заставит порозоветь ее бледные щеки.

— Пойдем, Кателина! — позвали ее подруги. — Пойдем, мы представим тебе Саймона Килмиррена?

Шла вторая неделя июня. По всей Европе силы, заранее приведенные в движение, теперь набирали мощь и размах, стремясь к развязке.

В июне месяце Феликс, наследник компании Шаретти, прибыл в Неаполь и там присоединился к отряду капитана Асторре. Вместе с ним в качестве личного слуги прибыл внушительного вида негр по имени Лоппе. Также с ним прибыл подарок королю от герцога Миланского: тысяча восемьсот конных бойцов, призванных усилить армию папы и помочь королю Ферранте очистить от врагов все земли вокруг Неаполя. Вдохновленный этим, король Ферранте тут же повел армию в бой.

Это был не самый разумный ход, но королю Неаполя повезло. Герцог Калабрийский с несвойственной ему осторожностью ушел от сражения. Когда угроза нависла над ним, то вместе с войсками он бежал в городок Сарно, расположенный в холмах на берегу реки в тридцати милях от Неаполя, и там оказался в осаде. Войско короля Ферранте, усиленное отрядами папы римского и герцога Милана, а также наемниками, включая отряд капитана Асторре, как и положено, окружило город, чтобы заморить неприятеля голодом.

Им должна была улыбнуться удача. К несчастью, наемникам короля Ферранте уже некоторое время не выплачивали жалованье, и в ближайшее время никаких денег не предвиделось. Начали поступать привлекательные предложения из вражеского лагеря. Появились дезертиры.

Тогда король Ферранте с некоторой долей сожаления и еще большей долей безрассудной самоуверенности решил вместо продолжения осады перейти в атаку. Он планировал лишь небольшую вылазку, — по крайней мере, так он сам утверждал впоследствии, — но у его солдат, маявшихся от скуки и безденежья, было совсем иное мнение. Это случилось в первую неделю июля, но еще некоторое время оставалось неизвестным, что под Сарно началось решающее сражение.

В то же самое время в других местах велись и иные решающие сражения. Одно из них, по счастью, бескровное, произошло в Англии, когда йоркисты с символом белой розы под предводительством епископа Коппини и графа Уорвика пересекли Кале и с триумфом вошли в Лондон. Оставалось лишь выяснить местонахождение самого короля Ланкастера (кому, уж если взяться раздавать розы, то более всего пристала бы красная) и его царственной супруги, сестры герцога Джона Калабрийского.

Герцог Миланский был в восторге. Йоркисты преуспели под мудрым руководством епископа Коппини, папского легата в Англии и во Фландрии и тайного посланца самого герцога. Епископ Коппини, старательно зарабатывавший себе кардинальскую шапку, был столь многословен в изъявлениях своего восторга, что у него даже кончились чернила.