Дженнсен в нетерпении подалась вперед, уверенная, что сейчас она подобралась к той помощи, которая ей нужна.

– Что вы сделали? Какого рода колдовством воспользовались ?

– Я использовала магию, чтобы изменить временное восприятие людей.

– Не понимаю... Что вы сделали?

– Ну, я уже говорила, что Даркен Рал мог искать тебя единственным способом – используя обычные средства. Я сделала так, чтобы те, кто знал тебя, воспринимали по-другому время.

– Все равно не понимаю. Как... Что вы могли заставить их воспринимать? Время есть время. Алтея наклонилась к ней с хитрой улыбкой:

– Я заставила их считать, что ты только что родилась.

– Когда только что?

– Всегда только что. Когда бы они не обнаруживали сведения о тебе, как о дитяти, рожденном от Даркена Рала, они воспринимали тебя, как новорожденного ребенка. Тебе было два месяца, десять месяцев, четыре года, шесть лет, а они все еще искали новорожденную девочку.

В этом смысле я прятала тебя до шестилетнего возраста, прямо у них под носом. Все их подсчеты сбиты на шесть лет. Именно с того времени они отсчитывают твой возраст. И до настоящего времени, все, кто подозревает о твоем существовании, считают, что тебе около четырнадцати, тогда как на самом деле тебе двадцать. Дженнсен опять встала на колени:

– Но ведь это может подействовать еще раз. Если бы вы наложили сейчас заклятие, как в детстве, оно бы подействовало, правда? И они не узнают, что я выросла. Они не будут преследовать меня. Они будут искать новорожденного ребенка... Пожалуйста, Алтея, сделайте это еще раз.

Краем глаза Дженнсен увидела, как Фридрих, сидевший теперь на скамье в другой комнате, отвернулся от них. Увидев, как изменилось лицо Алтеи, Дженнсен поняла: она сказала именно то, чего колдунья ожидала. И сказав это, угодила в ловушку.

– Тогда я была молода и искусна в своем колдовстве. – В темных глазах Алтеи вспыхнула искра. – За тысячи лет мало кому удавалось пересечь барьер и вернуться. Мне это удалось. Я училась с сестрами Света, имела аудиенции у их аббатисы, у великих пророков. Я смогла сделать такие вещи, какие удавались немногим. Мне было далеко за сто лет, но я была все еще молода, у меня был обаятельный муж, с которым мы только что поженились, и он верил, что я могу пройти до луны и обратно, если мне взбредет в голову. – Алтея вздохнула. – Да, мне было далеко за сто, однако выглядела я молодо, и передо мной была целая жизнь. Я была мудра по возрасту, но молода телом. Я была умна и сильна в своем искусстве. Я была опытна и привлекательна, у меня было много друзей и знакомых, которые внимали каждому моему слову. – Длинными изящными пальцами Алтея приподняла подол своей юбки, прикрывавшей ноги.

И Дженнсен отшатнулась от открывшегося зрелища.

Теперь она поняла, почему Алтея ни разу не встала со стула: ее ноги были деформированными, ссохшиеся кости покрыты сухим налетом мертвенно-бледной плоти, так, будто они умерли много лет назад, но их не похоронили, потому что все остальное оставалось живым.

«Как же эта женщина не кричит от постоянных страданий!», – подумала потрясенная Дженнсен.

– Тебе было шесть лет, – сказала колдунья совершенно спокойным голосом, – когда Даркен Рал, наконец, обнаружил, что я совершила. Он был очень изобретательный человек. И, как выяснилось, намного более проницательный, чем молодая колдунья ста с лишним лет от роду. У меня времени хватило лишь на то, чтобы предупредить свою сестру и твою мать. А потом он схватил меня.

Дженнсен помнила, как они с матерью бежали из Дворца. Это случилось ночью, вскоре после того, как к ним пришел какой-то посетитель. И в темном коридоре шепотом произошел какой-то разговор...

– Но он... он не убил вас? – Дженнсен с трудом проглотила ком в горле. – Он проявил к вам милосердие, он пощадил вас.

Алтея хохотнула, хотя ей было нестерпимо грустно. Это был невольный смех: она впервые столкнулась с такой наивностью.

– Даркен Рал редко убивал тех, кто доставил ему неприятности. Он предпочитал сохранять им жизнь – на очень долгое время и так, чтобы смерть показалась им освобождением, понимаешь? Мертвые ни о чем не жалеют, никогда не страдают и не служат примером другим! Ты даже представить себе не можешь весь этот ужас!.. Как он схватил меня... Как меня вели к нему... Каково мне было находиться в плену у этого человека... Каково было смотреть на его спокойное лицо, в его холодные голубые глаза... И знать, что находишься в милости человека, у которого милость отсутствует как таковая. Ты не можешь представить себе, каково это – знать, что в одно ужасное мгновение все, что было тобой, все, что ты имела, все, на что надеялась в жизни, изменилось навсегда. – Алтея снова вздохнула. – А какая была боль... Ее ты можешь себе представить по моим ногам.

– Мне так жаль, – прошептала сквозь слезы Дженнсен, прижимая руки к защемившему сердцу.

– Но не боль была самым худшим во всей этой истории, – продолжала колдунья. – Он лишил меня всего, что я имела. С моим даром он поступил гораздо хуже, чем с моими ногами. Ты просто не можешь этого видеть – в этом отношении ты слепа. А я вижу это каждый день. Но и этого было мало Даркену Ралу. Его недовольство моим поступком было так сильно, что это оказалось только началом. Он запретил мне жить где-либо, кроме этого полузатопленного, омерзительного места с горячими ключами и зловонными испарениями. Он поместил меня здесь как в темницу, наполнив болото вокруг чудовищными тварями, созданными из моей колдовской силы, которой он лишил меня. Он хотел, чтобы я находилась рядом, понимаешь. Несколько раз он появлялся тут, просто чтобы посмотреть на меня в этом плену. – Колдунья уставилась куда-то вдаль, словно видела там человека, о котором говорила. – За пределами этого дома я нахожусь во власти сущностей, которые появились на свет при помощи моего собственного дара, того дара, к которому у меня больше нет доступа. Я никогда не смогу освободиться собственными силами, но даже если мне придут на помощь, эти твари, созданные из моей собственной силы, разорвут меня на части. Я не могу призвать их обратно. Он оставил тропу, чтобы могли привозить продукты и другие запасы, чтобы у меня наверняка было все необходимое. Фридриху пришлось построить дом здесь, потому что я не могу покинуть это место. Даркен Рал пожелал мне долгой жизни, которую я проведу, страдая для его удовольствия.

Дженнсен дрожала, не в силах что-либо сказать. А колдунья указала длинным изящным пальцем в открытую дверь:

– Человек, который любит меня, вынужден был стать свидетелем всего этого. Он был приговорен всю жизнь ухаживать за калекой – женой, которую он любил и которая больше не может быть ему женой с плотской точки зрения. – Алтея пробежала пальцами по своим костлявым ногам, нежно, словно видела их такими, какими они когда-то были. – У меня больше никогда не было возможности получить радость от моего мужа, как женщина от мужчины. Мой муж никогда больше не радовался ласкам женщины, которую любит. – Она замолчала, собираясь с силами, а затем продолжала: – В качестве дополнительного наказания Даркен Рал оставил мне власть над моим даром с одной только стороны, которая теперь преследует меня каждый день: он оставил мне дар пророчества.

Дженнсен не смогла удержаться от вопроса, который, как ей показалось, может послужить женщине хоть каким-то утешением.

– Эта часть вашего дара... разве она не может принести вам удовольствие?

Темные глаза колдуньи смотрели на нее в упор.

– Последний день с твоей матерью ты провела хорошо? Я имею в виду день, когда она умерла...

– Да, – ответила Дженнсен после долгой паузы.

– А если бы ты знала, что она будет убита? А если бы ты видела все задолго до того, как оно произошло? За день, за неделю, за месяц, за годы до того, как все произошло... Ты знала бы, как это случится и когда, видела бы все жуткие подробности. Видела бы силой своей колдовской власти материнскую кровь, мучения, смерть. Получила бы ты удовольствие?