Пот, покрывающий тело Бриона, стекая, пропитывал набедренную повязку – его единственную одежду. Легкая фехтовальная рапира в руке теперь казалась тяжелой, как свинцовый брусок. Его истощенные мускулы, в течение месяца регулярно испытывавшие напряжение, начинали болеть. Однако все это было неважно. Порез на груди, все еще сочившийся кровью, боль в перенапряженных глазах, даже арена с тысячами зрителей – все это было несущественно. Лишь одно затмевало собой все во вселенной: острие сверкающей стали, непрерывно угрожающее ему и отводящее его клинок. Он чувствовал дрожание этого острия, понимая, куда и когда оно переместится, и сам делал соответствующее движение. И, когда оно атаковало, всякий раз парировал удар. Внезапное движение. Он мгновенно среагировал, но его клинок рассек воздух. В следующий миг Брион почувствовал острый укол в грудь.

Удар!

Заполнивший весь мир голос проревел это слово сквозь миллионы громкоговорителей, и в ответ волной обрушились аплодисменты зрителей.

– Одна минута! – произнес тот же голос, и загудел отсчет времени.

Брион немедленно расслабился. Минута – не очень большой срок, поэтому его телу следовало использовать каждое мгновение. Мерное гудение счетчика заставило расслабиться каждый мускул тела. Лишь сердце и легкие по-прежнему работали в энергичном ритме. Он закрыл глаза и почувствовал, как секунданты подхватили его и отнесли к скамье. Пока его инертное тело массировали и обмывали рану, Брион перенес свое внимание внутрь себя. Он впал в полузабытье, скользя по грани сознания. Выплыло досадное воспоминание прошлой ночи, и он вновь и вновь мысленно прокручивал его, рассматривая происшедшее со всех сторон. Это событие было абсолютной неожиданностью. Участники «Двадцатых» нуждались в полном покое, поэтому по ночам в спальнях было спокойно и тихо, как в могиле. В течение первых нескольких дней это правило соблюдалось, конечно, не очень строго. Люди были слишком взвинчены и возбуждены для того, чтобы легко засыпать. Но состязания продолжались, ряды участников редели, и теперь практически сразу после наступления темноты воцарялась полная тишина. Особенно в эту последнюю ночь, когда занятыми остались только две маленькие спальни, а тысячи остальных были пустыми и темными. Гневные слова вырвали Бриона из глубокого сна. Их произносили шепотом, но достаточно ясно – за тонкой металлической дверью разговаривали двое. Кто-то назвал его имя.

– …Брион Брендд. Конечно, нет. Кто вам сказал? Он допустил большую ошибку, и у вас будут большие неприятности…

– Не будьте идиотом! – произнес другой голос, резкий, привыкший отдавать команды. – Я здесь по делу чрезвычайной важности, и Брендд – единственный человек, которого мне необходимо срочно видеть! Пустите!

– Двадцатые…

– К черту ваши проклятые игры! У меня важное дело, иначе ноги бы моей тут не было.

Второй ничего не ответил. Это, по-видимому, был дежурный, но Брион чувствовал его возрастающий гнев. Он, очевидно, извлек пистолет, потому что второй быстро бросил:

– Уберите. Не валяйте дурака!

– Идите вон! – был единственный ответ.

Наступила тишина, и удивленный Брион вновь уснул.

– Десять секунд!

Голос смел воспоминания, и Брион почувствовал, как в его тело возвращается напряжение. В этот миг он с огорчением понял, что выжат как лимон. Месяц постоянного физического и умственного труда давал знать о себе. Ноги отказываются держать его, но тем не менее сейчас было совершенно необходимо собрать в кулак все силы и мобилизовать все свое искусство, чтобы отыграть очко.

– Какой счет? – тяжело переводя дыхание, спросил он у секунданта.

– 4 : 4. Все, что тебе нужно для победы – один удар.

– Но ведь и ему тоже, – прошептал Брион, открывая глаза, чтобы взглянуть на жилистое тело человека на противоположном конце ковра.

Слабому противнику вообще невозможно добраться до финала «Двадцатых», а этот, Иролг, был одним из сильнейших. Рыжеволосый гигант с совершенно неистощимым запасом сил и искусства. Итак, последний раунд фехтовального боя. Один удар – и ты Победитель…

Брион закрыл глаза и понял, что момент, которого он так надеялся избежать, наступил.

Каждый участник «Двадцатых» располагал каким-то своим особым приемом. У него их было несколько, и до сих пор они помогали. Он был сравнительно сильным шахматистом, но всегда выигрывал благодаря использованию необычных комбинаций – это было не просто случайностью, а результатом многолетней работы. У него были постоянные связи с торговыми агентами на других планетах. Ему доставали старые книги – чем старее, тем лучше. Он изучил и запомнил тысячи старых шахматных партий. Это разрешалось. Разрешалось все, что не связано с наркотиками и механическими приспособлениями. Самогипноз также считался допустимым оружием.

Бриону потребовалось более двух лет напряженной работы, чтобы нащупать источник скрытой силы организма. Хотя это явление и было неоднократно описано в книгах, повторить его, казалось, совершенно невозможно. Кроме того, такое напряжение сил организма могло привести к смертельной травме, как будто смерть и предельное напряжение неразрывно связаны. Берсеркеры продолжали сражаться, несмотря на смертельные раны. Люди с пулями в сердце или в голове, уже в состоянии клинической смерти, продолжали сопротивляться. И сама смерть казалась неразрывно связанной с источником этой силы. Но был и другой тип использования скрытых сил организма – основанная на гипнотизме жестокость. Сила, которая заставляет человека в трансе держать тело прямо, без поддержки, за исключением двух точек – головы и ног. В сознании это физически невозможно. Работая в этом направлении, Брион овладел самогипнозом, позволяющим черпать ту силу, которая и составляет различие между жизнью и смертью.

Это тоже могло убить – истощить тело до такой степени, что восстановление невозможно. Работая в этом направлении, Брион освоил самогипноз. Смерть от истощения была вполне обычной в случаях, подобных его нынешнему. Участники «Двадцатых» умирали и раньше, а в финале смерть даже предпочтительнее поражения.

Глубоко дыша, Брион сосредоточенно произносил формулы самогипноза, запускавшие процесс. Усталость постепенно спадала вместе с ощущением жары, холода и боли. Зрение и слух обострились.

С каждой секундой Брион черпал все новые и новые силы из резервуара своей жизни, совершенно истощая тело.

Когда прозвучал гонг, он резко выхватил рапиру из рук секунданта и бросился вперед. Противник едва успел схватить оружие и отразить нападение. Сила его натиска была так велика, что гарды рапир столкнулись, а тела фехтовальщиков переплелись. Сначала Иролг удивился столь яростной атаке, потом улыбнулся, видимо, решив, что это – последняя вспышка энергии, ведь сейчас они оба были близки к истощению. И, когда их разъединили, он не попытался атаковать, предоставляя Бриону возможность истощить последние силы в стараниях прорвать непреодолимую оборону и тем самым ускорить свой конец. Но Брион не уставал. Наоборот, он усилил натиск.

Улыбку на лице противника сменило выражение ужаса: тот осознал свою ошибку. Теперь от Иролга исходила волна отчаяния. Брион почувствовал ее и понял, что пятый удар за ним. Выпад. Еще выпад – и с каждым разом парирующая его удары рапира двигается все медленнее. Мощный удар, отводящий ее в сторону. Нырок под клинок противника – и кончик рапиры Бриона касается груди Иролга в области сердца.

В следующее мгновение Бриона, подобно горному обвалу, оглушил шквал аплодисментов и приветственных кликов, но Брион лишь смутно осознал это. Иролг выронил рапиру и хотел пожать руку Бриону, но его ноги внезапно подогнулись. Брион подхватил противника и потащил навстречу бегущим секундантам. Иролг потерял сознание, а Бриону казалось, что он пробирается сквозь густой туман.