— Кровавый камень позволяет магу видеть и слышать все, что видит, слышит и думает его носитель, — сказал Аккарин. — Камень также локализует мысленное общение так, что никто не может подслушать обмен мыслями между тем, кто сделал камень, и тем, кто носит его на себе.
Впрочем, кровавые камни имеют свои недостатки, — продолжал Аккарин. — Маг связан с камнем, и часть его сознания постоянно получает образы и мысли носителя. Это очень отвлекает, хотя со временем учишься не пускать лишнюю информацию в сознание.
Прервать связь можно, только разрушив камень. Если носитель теряет камень и его находит другой человек, маг продолжает быть связанным с посторонним сознанием, уже не желая этого, — Аккарин криво усмехнулся. — Такан рассказывал мне, как один из Ичани оставил раба на растерзание диким лаймекам, предварительно надев на него камень, чтобы наблюдать за кровавой сценой. Камень был проглочен одним из лаймеков, и несколько дней Ичани сходил с ума — бессвязные мысли зверя не давали ему покоя. — Аккарин помрачнел. — Ичани вообще мастера творить зверства при помощи магии. Дакова однажды сделал камень из крови своего врага, а потом заставил его наблюдать, как пытали его брата. К счастью, эти «камни» делают из стекла. Они довольно непрочные, и брату удалось его разбить.
Короче говоря, не стоит делать слишком много таких камней. У меня их сейчас три. Можешь сказать, у кого они?
— Один у Лорлена.
— Правильно.
— Второй… у Такана? Но он ведь не носит кольца!
— Тоже правильно. Камень Такана спрятан.
— Кто же носит третий?
— Мой друг далеко отсюда. Очень полезный источник информации.
— Почему вы заставили Лорлена носить кольцо?
— Я должен все время следить за ним. Ротан думает только о твоем благополучии, Лорлен же может принести тебя в жертву, если этого потребуют интересы Гильдии.
Сонеа вздрогнула, поняв, что Аккарин прав. «На месте Лорлена я поступила бы так же», — подумала она, но все равно ей стало не по себе.
— Он оказался очень полезен мне, — добавил Аккарин. — Он постоянно общается с Капитаном Стражи, который расследует все эти убийства. Я могу прикинуть, насколько силен раб, по количеству смертей.
— Знает ли Лорлен, что это за камень?
— Он знает о его действии.
«Бедный Лорлен, — подумала Сонеа. — Он искренне считает Аккарина чудовищем, но при этом знает, что Аккарин читает все его мысли. — Она нахмурилась. — Да, но каково Аккарину все время чувствовать страх и отвращение бывшего лучшего друга!»
Достав из шкатулки нож, Аккарин протянул его Сонеа.
— Когда я впервые увидел, как Дакова делает кровавый камень, я подумал, что в крови содержится какая-то магическая субстанция. Только гораздо позже я осознал, что это не так. Кровь просто запечатлевает в стекле личность изготовителя.
— Вы узнали это из книг?
— Нет. Больше всего я узнал, исследуя очень старый перстень, найденный в первый же год моих исследований. Тогда я не подозревал о его свойствах, но потом одолжил его у владельца.
Маг, изготовивший перстень, умер много столетий назад и камень больше не работал, но в нем осталось достаточно магии. Я разобрался, как действует эта система.
— Перстень все еще у вас?
— Нет, я вернул его владельцу. Увы, он умер вскоре после этого. Не знаю, что стало с его коллекцией старинных украшений.
— Для изготовления камня обязательно нужна кровь?
— Нет, — ответил Аккарин. — Можно взять любой кусочек тела, даже волосы или ногти, но они мертвые и камень работает плохо. В одной сачаканской сказке используются слезы, но, по-моему, это романтическая выдумка. Можно, конечно, вырезать кусочек кожи, но кровь удобнее всего. — Он указал на чашу. — Тебе понадобится всего несколько капель.
Сонеа взяла клинок из рук Аккарина и осмотрела свою левую руку, обдумывая место надреза. На ладони был небольшой, еле заметный шрам — в детстве она порезалась о край водосточной трубы. Приложив лезвие к ладони, Сонеа ничего не почувствовала, но когда из раны заструилась кровь, руку пронзила обжигающая боль. Она стряхнула капли крови в чашу.
— Исцели рану, — велел ей Аккарин. — Никогда не медли с исцелением. Даже наполовину затянутые порезы — это брешь в защите.
Сосредоточившись на ране, Сонеа остановила кровь и стянула края пореза. Аккарин протянул ей полотенце, чтобы она вытерла руку, после чего передал ей осколок стекла.
— Расплавь осколок, вращая его в воздухе. Он сам превратится в шарик.
Усилием воли подняв осколок, Сонеа начала нагревать его, затем заставила вращаться.
— Наконец-то! — внезапно прошипел Аккарин.
От неожиданности Сонеа уронила почти готовый шарик. Тот упал на стол, оставив на нем горелый след. Аккарин не заметил этого — его взгляд был устремлен в пространство. Наконец он встряхнул головой и, мрачно улыбнувшись, взял со стола нож.
— Такан только что получил сообщение. Воры нашли ее. Нам придется подождать с твоим занятием, Сонеа.
Аккарин достал из шкафа кожаный пояс с ножнами. Сонеа вспомнила этот пояс — он был на Аккарине, когда она подглядывала за ним в ту далекую ночь, тайком пробравшись вместе с Сири в Гильдию. Вытерев нож и вдев его в ножны, Аккарин сбросил с плеч мантию. Под ней была простая черная рубашка. Надев пояс, он достал из другого шкафа длинный черный плащ для себя, еще один плащ для Сонеа и фонарь.
— Следи, чтобы твоя мантия не торчала из-под полы плаща, — сказал Аккарин, пока Сонеа запахивалась в плащ. Он еще раз критически оглядел девушку.
— Мне очень не нравится, что я тащу тебя с собой, но ты должна увидеть схватку, чтобы быть готовой занять мое место. Будь добра, следуй моим указаниям. Никакой самодеятельности.
— Да, Высокий Лорд, — кивнула Сонеа.
Аккарин зажег лампу, и они вошли в подземный переход.
— Ни в коем случае не показывайся убийце на глаза, — сказал Высокий Лорд уже на ходу. — Хозяева Таваки видели тебя через его камень. Если Ичани снова увидят нас вместе, они поймут, что я готовлю себе замену, и попробуют убить тебя сейчас, пока ты еще совсем слаба.
Он замолчал. Миновав барьеры и лабиринт переходов, они оказались перед закрытым туннелем. Аккарин указал на завал:
— Попробуй разобраться с этой головоломкой.
Направив сознание на груду камней, Сонеа исследовала завал. Сначала ей показалось, что камни свалены как попало, но скоро она различила закономерность в их расположении. Это было Действительно похоже на знакомые ей с детства деревянные головоломки — сдвинь одну деревяшку, и остальные либо развалятся, либо образуют новый узор. Сначала медленно, затем все увереннее Сонеа начала сдвигать камни, проход наполнился тихим стуком валунов друг о друга. Наконец вместо завала перед ними оказалась лестница.
— Молодец! — тихо сказал Аккарин. — Теперь вперед.
Поднявшись по лестнице, Сонеа обернулась и вернула камни прежнее положение. Они продолжили путь. Там же, где в прошлый раз, им навстречу выступила темная фигурка. На это раз их проводником был мальчик не старше двенадцати, с большими печальными глазами. Присмотревшись, он кивнул и без слов повел их дальше.
Хотя проходы постоянно ветвились, они шли примерно в одном направлении, пока наконец не остановились перед лестницей. Подняв голову, Сонеа различила люк в потолке. Закрыв лампу шторкой, Аккарин полез по лестнице. Он помедлил, чуть приподняв крышку люка, затем махнул Сонеа рукой и выбрался наружу. Сонеа последовала за ним.
Они оказались на грязной узкой улице. Лачуги, притулившиеся по ее сторонам, казалось, вот-вот развалятся. В воздухе стоял до боли знакомый Сонеа запах отбросов. Это был самый бедный район трущоб, печальное и опасное место.
Из ближайшей лачуги им навстречу вышел громадный верзила. Сонеа узнала Моррена — охранника, сторожившего раба.
— Она только что свалила, — обратился он к Аккарину. — Мы два часа висели у нее на хвосте. Говорят, она тут ночует уже три дня.
— Думаешь, она вернется?
— Мы пошукали в комнате. Там осталось ее барахло. Она вернется, куда денется!