На лице Эвелин появилось раздражение:

– Значит, из того, что мы купили, тебе ничего не понравилось?

– Я этого не говорила.

– Не говорила. Ну так скажи наконец. И есть ли в магазине хоть что-нибудь поразившее твое воображение? Вещь, которая понравилась тебе, и ты могла бы сказать: «Да, я хочу это!»

Катарина огляделась по сторонам. Они стояли напротив отдела, где продавался хрусталь, расставленный на стеклянных полках с зеркальными задними панелями и сияющий, как застывшие потоки воды. В этих зеркалах девушка вдруг увидела свое раздвоившееся отражение, словно два образа: Катарина – Кейт. Черные глаза у девушки в зеркале впервые не прикрыты буйной челкой; на ней новая одежда, в которой она чувствует себя неловко. Уже чужой, но все-таки такой родной образ, как будто старый друг, неожиданно мелькнувший в толпе.

– Ну? То, что ты хотела, здесь есть? Катарина медленно оглядывала отделы магазина:

– Есть.

– Так покажи мне.

Девушка пошла в нужном направлении и привела Эвелин в отдел кожгалантереи, здесь был особый, неповторимый запах. Она показала:

– Я хочу вот это.

– Тетрадь для записей? – Эвелин взяла ее в руки. Вещичка действительно была изящной, из тонкой, хорошей кожи, с бумагой под мрамор. – И что же ты будешь делать с ней?

– Записывать.

– Что записывать?

– Мысли. События.

Эвелин открыла тетрадь и уставилась на пустые страницы, будто хотела в них увидеть что-то такое, что способно объяснить внутренний мир этой молчаливой смуглой девушки:

– У тебя уже был когда-нибудь дневник?

– Да.

– В Италии?

– Да.

– А где он сейчас?

– Я сожгла его перед отъездом.

Эвелин закрыла кожаную обложку:

– И ты действительно это хочешь?

– Да.

– Так скажи, как надо.

– Я действительно хочу это.

Эвелин взяла ежедневник и понесла к кассе. Катарина смотрела ей вслед, на ее высокую и стройную фигуру, плывшую среди покупателей. Девушка уже не сердилась и, кажется, начала понимать Эвелин, но вряд ли Эвелин когда-нибудь поймет ее.

Эвелин принесла тетрадь и отдала Катарине:

– Вот. Это первая вещь, которую ты сама выбрала.

– Спасибо, – просто сказала девушка.

– Было бы неплохо, если бы ты научилась улыбаться при этом, – заметила Эвелин. – А теперь пойдем, а то опоздаем на ленч.

Они вошли в маленький, уютный ресторанчик, отделанный бархатом и красным деревом, со старинным серебром на столах и белыми льняными скатертями. Затем началось изучение меню, словно это катехизис. Катарина молча слушала, пока Эвелин объясняла ей, что значит наименование каждого блюда, описывая и сам процесс приготовления. Затем она выбрала за себя и за нее, Кейт, а услужливый официант записал все в блокнотик. Эвелин откинулась на спинку кресла и закурила сигарету «Балкан собрейн», что она делала довольно редко, особенно днем, – значит, она все еще была взволнована.

– Ты объявила нам психологическую войну с того момента как приехала, Кейт. Честно говоря, я уже на пределе.

– Не понимаю, о чем вы?

– Думаю, что понимаешь. С момента твоего появления здесь над нашим домом словно нависло темное облако.

– Я не просила, чтобы меня привозили сюда, – еле слышно проговорила девушка. – Они не имели никакого права писать вам.

– Но письмо пришло. И вот ты здесь.

– Не по своей воле. И это вовсе не сделало меня счастливее.

– О, ты ясно дала нам понять, что ни о каком счастье не может быть и речи, несмотря на все усилия с нашей стороны. Мы ведь так стараемся, но тебе все равно. Сегодня ты испортила мне прекрасное утро.

– Простите.

– Я могу еще как-то понять твою грубость по отношению ко мне. Но при чем здесь, скажи, отец?

Катарина отвернулась:

– Я ему не сказала ни одного грубого слова.

– Вот это я и имею в виду, – резко заметила Эвелин. – Ты даже не смотришь в его сторону. Ты ведешь себя так, будто его не существует.

– Он не хотел, чтобы я приезжала сюда. Он беспокоится только о том, что напишут газеты, если, не дай Бог, они узнают о моем существовании.

– Плохо с твоей стороны так говорить о нем.

– Но это правда.

– Если учесть твое прошлое, то мы могли бы рассчитывать хотя бы на уважение.

– Вы хотите сказать, что если я бедна, то должна прыгать от радости, видя, какие деньги вы тратите на меня?

Эвелин с силой затушила наполовину выкуренную сигарету:

– Хорошо, что ты хотя бы заметила, что это все чего-то стоит.

Катарина тяжело вздохнула, из последних сил пытаясь сдержать свое раздражение:

– Прежде всего, мне очень трудно понять, зачем тратить на меня большие суммы. В моей семье таких денег никогда не было, и поверьте, принять все это совсем непросто. Это расстраивает меня больше, чем вы можете себе вообразить. Но я сейчас начала понимать: это просто игра, и я в ней игрушка, а не партнер.

– Что значит игрушка?

– Кукла, если хотите.

– Ты действительно так думаешь?

– Я не думаю, я знаю. – Катарина начала вдруг говорить громко, почти перекрывая общий гомон. – С момента моего появления здесь вы забавляетесь мною.

Вы сами выбрали для меня прическу, сами отвели в дорогие магазины и купили одежду.

– Но ты же выглядела как дикарка. И у тебя действительно ничего не было подходящего из одежды.

– Вы водите меня по очень дорогим ресторанам и выбираете еду, которую мне следует есть, и вино, которое надо пить.

– Потому что ты сама ничего не умеешь.

– Вы говорите мне, как следует вести себя за столом, как держать нож и вилку…

– Бога ради, Кейт! – не выдержала Эвелин. – Я просто пытаюсь учить тебя. Разве ты этого не поняла? Просто пытаюсь показать, как надо делать.

– Нет. Вы пытаетесь переделать меня и сделать меня такой, какой я никогда не смогу быть.

Появился официант с заказанными блюдами, и женщины тут же замолчали. Когда он ушел, Эвелин наклонилась слегка вперед и сказала:

– Видно, настало время отправить тебя в школу. Я хотела подождать до следующего семестра, но сейчас поняла, что сделала ошибку. Твоим мозгам необходима работа, и тебе нужна компания сверстниц, а не мое общество. Может быть, они быстрее выбьют из тебя эту дурь. На следующей неделе мы вместе отправимся в Нортамберленд, и ты начнешь учиться в школе Святой Анны. Когда-то я сама в ней училась, и директор школы – моя крестная. Думаю, тебе там понравится. – На мгновение глаза Эвелин засветились, а затем вновь погасли: – Сколько раз говорить тебе, что так вилку никто не держит.

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

Не переставая, неделя за неделей, снег сыпался из нависших над самой землей туч, но река так и не застыла. Она несла свои быстрые, темные воды прямо в Балтийское море.

Река указывала путь Джозефу. Вдоль нее он мог идти до самой Риги, если, конечно, его никто не остановит и не спросит документы, которых у него не было, или если он не утонет где-нибудь в непролазной грязи.

После Риги Джозеф продолжил бы свой путь до заброшенной деревни на берегу моря.

Там Джозеф назначил бы встречу с Таниным братом Петром Николаевичем, который был знаком с контрабандистом – капитаном траулера. Деньги Тани нужно передать этому капитану.

Шведы обычно встречались с контрабандным траулером в открытом море и перегружали на него свой товар: всякого рода аппаратуру – транзисторы и телевизоры, которые могли ловить даже шведские передачи. Этот товар высоко ценился на всем Балтийском побережье. Шведы получали взамен значительно более легкий груз – промышленные алмазы.

Джозеф собирался таким путем добраться до Бургсвика.

А с острова Готланд он хотел на пароме переправиться на континент.

В этом плане было столько «если», что Таня невольно рассмеялась, услышав все подробности.

Но волчий взгляд Джозефа был полон огня, энергия бурлила в нем, и противоречить казалось просто бессмысленным.