– Не могу передать вам, что я почувствовала, когда она в первый раз назвала меня по имени.

Кин понимающе улыбнулся.

– Всякое возвращение человека из комы похоже на чудо. Это даже большее чудо, чем само рождение.

– Пожалуй, – согласился Филипп. – Ведь это возвращение из могилы.

– Верно, – согласился Кин. – Он отпил из своего бокала и промокнул губы салфеткой. – Уверен, что если бы не Анна, подобного никогда не произошло. Она проявила невероятное мужество и выдержку. Будь я на месте врачей в Колорадо, то подтвердил бы, что после таких повреждений всякие надежды очень зыбки. Но непрерывные стимуляции, отказ перевезти Кейт в богадельню и, самое главное, неистребимая вера – все это спасло вашу мать, помогло ей выкарабкаться из кромешной тьмы.

– И каковы перспективы? – вмешалась Эвелин.

– Состояние Кейт внушает оптимизм. Выздоровление будет, конечно, медленным, но в течение года, может быть, полутора, больная придет в свое обычное состояние.

– По возвращении в Вейл я займусь только здоровьем мамы. Я решила пока оставить работу, чтобы быть только с ней. Никто не обеспечит ей такой уход, как я. Как только они выпишут маму, я привезу ее в квартиру. Самое главное, это стимулировать работу мозга, значит, нужно создать самые благоприятные условия, – заключила Анна, поигрывая бокалом. – Обо всем этом я уже сказала маме и уверена, что она прекрасно поняла меня. Думаю, это будет началом ее новой жизни.

– Ты уверена в этом? – сухо спросила Эвелин. – Думать так – значит лишить Кейт всякой самостоятельности и нрава самой принимать решения.

– Не будь такой мрачной, бабушка!

– Забери мать из Вейла, Анна. Отвези ее в Майами, поближе к солнцу, а лучше в Калифорнию, туда, где тепло и спокойно. И забудьте прошлое, в нем гнездится только ужас.

– Я и сама думала о том, чтобы перевезти маму туда, где потеплее. Может быть, я сделаю это в конце лета. Ведь лето в Вейле такое красивое, и мама любит это время года. А когда наступят холода, переберемся куда-нибудь к солнцу.

Обед подходил к концу.

– В гостиной разожгли камин, – заметила Эвелин, – не перейти ли нам туда?

Вечер кончился рано. Несмотря на выдержку и силу воли, Эвелин около десяти часов почувствовала себя уставшей, и Родерик Кин, вежливо извинившись, покинул их.

Втроем они продолжали молча сидеть возле камина. Первой прервала молчание Эвелин:

– Ты хотела узнать, почему твоя мать была уверена, что Джозеф Красновский до сих пор жив.

Анна от неожиданности подняла голову; Это было так похоже на бабушку – сразу говорить о том, что занимает сейчас всех.

– Да. И ты сказала, что знаешь.

– Думаю, что да. Я просто могу представить себе ход мыслей твоей матери, поэтому мне кажется, что права. Кейт думала, что тот ужасный человек со шрамом был Джозефом Красновским.

– Человек со шрамом?

– Это возвращает нас к событиям, о которых тебе никогда не рассказывали, дитя мое. Событиям, связанным со смертью Дэвида. Ты ничего не знаешь об этом, Анна, но твой дед был убит.

– Убит? Я думала, что он умер в результате несчастного случая.

– Нет. – Эвелин в изнеможении откинулась на спинку стула. Филипп смотрел на старую женщину с обостренным вниманием. – Нет. Его убили, и твоя мать видела все своими глазами. В тот день мы отправились на прогулку верхом, но лошадь Кейт потеряла подкову. Кейт шла пешком домой, к конюшням. Никто из нас до конца не знает, что же все-таки видела Кейт – ведь несколько дней она находилась в истерике. Тогда твоей матери было пятнадцать лет. Несколько деталей четко запечатлелись в ее сознании. Кейт ясно видела мотоцикл неподалеку от человека с изуродованным шрамами лицом. Он держал маленький пистолет у самого виска твоего деда, а затем раздался выстрел.

– О Господи! – не выдержала Анна.

– Кейт описала убийцу как человека высокого, темноволосого, в кожаной куртке. Страшные шрамы и почти полное отсутствие челюсти не могла скрыть даже борода. Кейт успела заметить также хищный волчий взгляд черных глаз. Полиция потом обыскала всю Англию, но безрезультатно. Об этом тебе никогда не рассказывали.

Анна побледнела и не отрываясь смотрела на Филиппа: страшные образы пронеслись в ее сознании.

– Это был 1960 год, – медленно произнесла она, – а сведения, полученные от генерала КГБ, обрываются 1959 годом, да еще и знаком вопроса. Что, если Джозефа все-таки отпустили или ему удалось бежать из лагеря? И он специально приехал в Англию, чтобы найти Дэвида, потому что именно он предал Джозефа во время войны?

Анна ощутила дрожь во всем теле и взглянула на Эвелин.

– Это бесспорно был он. Джозеф явился сюда, чтобы наказать Дэвида за предательство.

– Анна, отнесись ко всему легче, – мягко произнес Филипп.

– Да кто же еще это мог быть? Он явился, чтобы совершилось возмездие. Он не знал, что маму удочерили и она здесь. А в момент убийства Джозеф поднял голову и узнал свою дочь, потому что мама очень похожа на Кандиду. И дочь в это время видела, как ее отец совершает убийство. С этого момента Джозеф понял, что он уже никогда не сможет вернуться к дочери. Ведь в ее глазах Джозеф остался убийцей. Вот почему он пропал, как иголка в стоге сена, бабушка! Вот почему Джозеф никогда не сможет рассказать дочери обо всем, что случилось в 1944 году. Он решил: пусть Кейт думает, будто ее отец – Дэвид. О Господи! – Анна закрыла лицо ладонями: – Другого объяснения нет.

– Что ж, – на губах Эвелин мелькнула ироническая улыбка, – вот ты обо всем и догадалась. Твои мысли прекрасно уловили ход рассуждений Кейт.

– Но ведь это так. Я чувствую правду всем своим существом так же, как ты определила, что в улье завелись вредители. Разве не так?

В ответ Эвелин Годболд только тяжело вздохнула, и выражение легкой иронии сменилось состраданием.

– Похоже, дитя мое, очень похоже, но я все равно сомневаюсь в том, что это окончательная истина.

– Прости, бабушка. – Анна протянула руку, чтобы коснуться ладони Эвелин. – Все это должно быть ужасно для тебя. Но мне непонятно, почему ты против моих попыток найти Джозефа. Хотя, с другой стороны, понятно. Если Джозеф и человек со шрамом – это один и тот же человек, то получается, что именно он убил твоего мужа. Но познать истину – значит достичь гармонии и примириться.

– Я достигла такого состояния, – холодно заметила Эвелин, с трудом приподняв веки. – Я примирилась с этим очень давно. Если Красновский и убил когда-то моего мужа, то зла на него у меня не осталось никакого.

– Потрясающе, бабушка. Тебя просто невозможно понять, и вряд ли мне это удастся когда-нибудь.

– Но если у вас нет никаких злых чувств по отношению к Красновскому, – неожиданно вмешался Филипп, – то почему же вы тогда не хотите, чтобы Анна нашла его и завершила дело, начатое Кейт?

– Потому что я не вижу в этом ничего хорошего, – отрезала Эвелин.

– Обычное и понятное стремление познать истину.

– Или удовлетворение своего любопытства. По этому поводу существует немало пословиц, не правда ли, Филипп?

– Пожалуй. Я вижу. Эвелин, вы любите пословицы.

– Конечно, в сжатой формуле они норой выражают самую суть вещей. Но мне все это не нравится. Это старо, как мир, – преступления, кровь. Как сказано в древней книге: мы не знаем, кто мы есть на самом деле. Поиски человека, который давно уже исчез. Психопат, получающий удовольствие от убийства женщин, который к тому же верой и правдой служит тому, кто почему-то не хочет, чтобы Джозефа Красновского нашли. Нет, Филипп, все это не внушает мне доверия. И я бы посоветовала Анне забрать мать из Вейла. И уберечь от этих поисков. Поселиться там, где много тепла, солнца, счастья, где можно начать жить заново. И куда не проникнут тени из прошлого.

– Бабушка, ты говоришь сейчас, как ведьма. – Анна почувствовала, как по телу побежали мурашки.

– Что ж, я привыкла. Меня называли и похуже. – С этими словами Эвелин отодвинула кресло, готовясь встать. Филипп бросился помогать ей. Он поцеловал руку Эвелин и отправился наверх, в свою комнату. Анна нашла, что этот предупредительный жест очень трогателен.