Но Анна знала, что Эвелин имеет право на правду – ведь дневник касался всех членов этой необычной семьи, а бабушка – самая старшая в ней, поэтому должна знать все.

Впрочем, Эвелин могла знать и еще что-то об этой тайне. Анна сгорала от нетерпения выспросить обо всем у бабушки. Поиски таинственного Джозефа Красновского стали для нее такой же манией, как и для ее матери.

Филипп предложил ей поехать в Европу вместе. Анна была тронута и с нескрываемой радостью приняла его предложение.

Они решили провести Рождество в Нортамберленде, а после Нового года отправиться в Италию. Прошло немало лет с тех пор, как Анна видела озеро Гарда. Она решила еще раз взглянуть на эти места, зная теперь обо всех событиях далекого 1944 года. Анне хотелось увидеть, место, где скрывался Джозеф Красновский от фашистов, чтобы лучше понять этого человека.

Путешествие оказалось возможным, конечно, потому, что Кейт наконец-то начала поправляться. Анна знала, что доктор Синкх и его помощники делают все возможное, чтобы вернуть мать к жизни. Речь теперь шла только о времени, необходимом для полного выздоровления. Хотя ощущались серьезные провалы в памяти, но Кейт начала двигаться и говорить.

Эвелин вошла в гостиную, вытирая на ходу руки. Она была очень бледна, хотя от холода на щеках появился слабый румянец. Анна и Филипп встали, чтобы приветствовать хозяйку дома.

– Я рада, что все удалось сделать, – удовлетворенно сказала Эвелин. – Знала же, что что-то не в порядке, просто чувствовала. Садитесь, пожалуйста, Сэлли сейчас подаст чай. Дитя мое, подбрось дровишек в огонь.

С трудом верилось, что тень смерти уже нависла над этой энергичной женщиной.

Аристократические черты лица ее были по-прежнему красивы, и брови все так же иронично поднимались вверх, когда она говорила. На Эвелин был ее любимый твидовый костюм, а ноги в черных чулках по-прежнему привлекали своей элегантностью.

Анна потянулась за небольшим дубовым поленцем, которое до этого – так здесь было заведено – пять лет сушилось, перед тем как сгореть в камине.

Эвелин устраивалась поудобнее в кресле. Ей понадобилось какое-то время, чтобы принять нужную позу. Все знали, что боль не оставляет ее ни на минуту, но ничто не выдавало страданий в благородном облике старой женщины. Только когда она садилась, слабый вздох напомнил о смертельном недуге.

– Пчелы ведь очень способны к общению. Они могут сообщить тебе, когда что-нибудь неладно, и намекнут, что следует сделать.

Филипп и Анна не прерывали ее рассуждений. Сквозь огромные окна им хорошо был виден дым от костра – это Уоллас сжигал пораженные вредителями рамки.

– Ненавижу паразитов. Они высасывают кровь из других живых существ, выдавая себя при этом не за тех, кем являются на самом деле.

Неожиданно наступило молчание, которое с каждой секундой становилось все тягостнее. Наконец Эвелин посмотрела куда-то вниз, с силой оттирая от чего-то невидимого свои красивые руки с длинными пальцами. Она по-прежнему носила золотое обручальное кольцо, которое в 1946 году ей подарил Дэвид Годболд.

– А вас интересует пчеловодство, Филипп?

– Я первый раз вижу все это так близко.

– И что вы думаете?

– Пчеловодство требует высокого мастерства. Прекрасные ульи, соты, белые сетки – все просто завораживает. В этой вуали вы выглядите как невеста.

– Да. И при этом каждый из нас отлично знает, кто жених, не правда ли? – спросила Эвелин с какой-то подчеркнутой легкостью. – К чаю у нас всегда есть свой мед. Сейчас вы сами попробуете плоды этого, как вы сказали, мастерства.

В этот момент в гостиной появилась женщина средних лет с чайным столиком на колесах, где находился огромный рождественский пирог и все необходимое для чая. Анна помогла ей расставить на столе китайский фарфоровый сервиз с розами и тюльпанами, которым неизменно пользовались в Грейт-Ло с девятнадцатого века.

Мед поместья Грейт-Ло был очень прозрачный и с легким привкусом вереска. Это вновь вернуло Анну в детство, в летние каникулы в огромном доме с особой, незабываемой атмосферой. Выпечка была приготовлена Сэлли и оказалась превосходной. Анна знала, что все это феодальное великолепие должно произвести впечатление на Филиппа, но он старался тщательно скрыть свою реакцию. Анна собиралась рассказать возлюбленному, что особая расторопность и услужливость слуг – это не чванство или сумасбродство хозяев, а отношение людей к хозяйке дома. Ведь каждый здесь воспринимался как член одной большой семьи.

Хотя Эвелин положила себе на тарелку пшеничную лепешку, Анна заметила, что бабушка не притронулась к еде, а только несколькими глотками черного чая запила пилюли. Пили чай молча, поглядывая в тишине на языки пламени в камине.

– Сегодня утром я дочитала дневник, – неожиданно начала Эвелин, и Анна почувствовала, что сердце ее учащенно забилось. – Прошу прощения за столь долгое чтение. – Эвелин медленно поставила на стол чашку. – Спасибо, что показали его мне. Потрясающий документ. Сколько раз я пыталась представить себе Кандиду Киприани. И наконец я многое смогла понять. У меня сейчас такое чувство, будто мы с ней встретились в жизни.

Эвелин вновь погрузилась в долгое молчание. Анне пришлось подавить свое обычное нетерпение. Наконец она не выдержала:

– А что ты скажешь о самих событиях, бабушка? О том, что произошло?

Эвелин слегка склонила голову, и солнечный луч коснулся ее седых волос.

– Да, пожалуй, содержание должно тебя волновать больше всего, это можно было предположить.

– Ты что, знала?

– Я знала только Дэвида, его характер. Мы были женаты немало лет, вруном он всегда был неважным. Поэтому не составляло особого труда догадываться об истине.

– Ты думаешь, он знал, что мама не его дочь?

– Пожалуй, они оба догадывались об этом, но по-разному. Твоя мать никогда не относилась к Дэвиду как к отцу. Ничего общего у них никогда не было. Когда она приехала в Англию, то напоминала раненое животное, способное укусить любого, даже того, кто предлагал ей помощь. Кейт возненавидела Дэвида задолго до встречи с ним. И это чувство было взаимным. Я старалась изо всех сил сгладить конфликт, но ненависть буквально разрывала на части твою мать. Кроме того, Дэвид умер всего через несколько месяцев. Как бы то ни было, дневник, должно быть, сильно подействовал на психику Кейт. Она наконец-то нашла объяснение и разгадку тайны, которую пыталась постичь всю жизнь.

– Однако Дэвид в этих записках предстал не с самой лучшей стороны. Прости, если это огорчило тебя.

Эвелин только слабо улыбнулась, а потом добавила:

– В моем возрасте понимаешь, что важны не поступки людей, а их душа. Душа, дух – отец всех деяний, а природа – мать наших поступков.

– Ты говоришь как-то загадочно, бабушка.

Эвелин взглянула на Филиппа.

– Неужели я не ясно излагаю свои мысли?

– Я думаю, твоя бабушка хочет сказать, что понять – это значит простить, – вежливо вмешался Филипп.

– Да. Нечто подобное я имела в виду. Многое в жизни теряет загадочность, как только мы начинаем видеть людей изнутри. Я не философ и, видит Бог, не претендую на роль психолога. Дневник ничего не смог мне объяснить, но передо мной предстал еще один характер этой истории, который дал слабую надежду увидеть все в истинном свете. Но сейчас я, кажется, опять очутилась во тьме.

Анна принялась разглядывать фотографии в серебряных рамках:

– Дэвид был блондином с голубыми глазами, не правда ли? А Джозеф – брюнетом, и с темными глазами, как мама и я?

– Да, как ты, – произнесла Эвелин с легкой иронией, прекрасно понимая, что сейчас творится в душе внучки. – Значит, ты все-таки веришь, что именно Джозеф Красновский – твой настоящий дед, дитя мое?

– Думаю, что именно так представляла себе все моя мать, – медленно проговорила Анна, глядя на Филиппа. Он молча и неподвижно сидел на своем месте, внимательно наблюдая за двумя женщинами. – Думаю, мама наполовину была уверена, что именно Джозеф Красновский является ее подлинным отцом. Она, может быть, пришла к выводу, что Красновский до сих пор жив, и во что бы то ни стало хотела разыскать его. В этом сущность моей матери. Раз вопрос задан, то любой ценой на него надо найти ответ.