— Все для вампира! Умеешь ты послужить! — упрекнула его Манька.

— Послушай, Маня, но ведь ты увидела его… Древнего вампира. И снова увидишь, если подойдет ближе. А как заметишь приближение, если не станет этих? — примиряя обоих, спросил Борзеевич, кивнув на тень и зябко поежившись.

— И то верно, — согласно кивнула Манька, полюбовавшись Дьяволом, который разминал пальцы. — Я ж не со зла сказала! Сравнила просто…

Манька, понимая, что без Дьявола не смогла бы пройти и сотую долю своего пути. Она уже давно смотрела на него с глубокой благодарностью.

Но украдкой.

В самый добрый момент он умудрялся выдать какую-нибудь пакость, не переставая удивлять ее талантом запудривать или прочищать мозги, так что человек не сразу понимал, насколько изменил свои взгляды, и изменился сам. Вроде бы не чувствовал ничего, даже умнее себя не считал. А ей нравилось жить на вулкане, привыкла, скучать не приходилось. И Борзеевич, который умел придумать столько полезных вещей, был ей приятен. С такими друзьями и умереть не страшно! Не было для нечисти хуже их двоих: Борзеевич пил кровь нечисти не хуже нечисти, но тайно, искореживая их землю их же руками. А Дьявол убивал или давал умереть нечисти, пытавшейся рассуждать, как Бог: "сделаю, и никто не увидит, буду топтать и пусть кланяются, добуду кровь и отдам, кому захочу". Как-то у них получалось обратить вампира в вампира и замазать глаза, так что вампир кидался в омут с головой. Не дурак ли Его Величество, целуя ноги Ее Величества, которая истыкала его всего колющими, режущими и удавливающими предметами? Ведь ничто не проходит бесследно, и любая рана рано или поздно найдет дырку, чтобы напомнить о себе. Все получалось наоборот: Дьявола делал — и никто не видел, все ему кланялись, и добывал он кровь одного, отдавал другому, и под конец все ставил в заслугу человеку, с удивительной сердечностью, наверное, объясняя обоим борющимся, что Отец Небесный не увидел в них нужду. Или наоборот, спроваживая к Отцу, который обнаружил в них праведность. Она бы не удивилась, если бы узнала, что он, собирая в дорогу двух людей, говорит: "мы летим к Папе!" И не соврал бы, потому что Бездна действительно была ему и Папой, и Мамой, и Женой, и Душой, и Другом Детства…

Но Манька уже знала, кто его грозный Родственник, и была полностью согласна с Дьяволом: лучше скрежетать зубами, чем не иметь их вовсе.

— Куда теперь? — поинтересовалась Манька, вглядываясь вдаль.

И Борзеевич, и Манька устали, но солнце было еще высоко. Тем более, что здесь, на вершине, зуб кусал зиму, а внизу глаз видел конец лета, еще зеленое, но с желтым оттенком. Дворец Величеств только через окуляры Дьявола было видно, а так смотреть — не было и в помине. Через кругляшки его пальцев и другие царства виделись как на ладони, а без кругляшек — подножие горы не рассмотришь!

— Спустимся, там решим, — ответил Дьявол, заглядывая вниз отвесной пропасти.

И Манька и Борзеевич подошли к краю тоже.

— Нам бы крылья! — сказал Борзеевич, округляя глаза.

Манька удрученно поддержала Борзеевича молчаливым согласием. Деревья внизу даже на траву не тянули — так было высоко. Не то чтобы труднее, чем когда спускались с Вершины Мира, но тогда Дьявол спускал их на своем плаще. Он не однажды выручал их — и оба вопросительно уставились на него.

— Что скисли? — уверенный в себе Дьявол нисколько не сомневался, что оба спутника преграду преодолеют, проверяя крепления плаща, словно хотел убедиться, что его не экспроприировали.

— А, представь, Маня, был бы у нас воздушный шар, сели бы мы, и полетели до самого дворца! Ну, или парашют… — Борзеевич с надеждой заглянул Дьяволу в глаза, обойдя его.

— С этой стороны мы бы не поднялись! — сказала Манька, чуть отступая от края пропасти.

— А я что говорил! — согласился Дьявол. — Так и быть, Борзеевич, с тобой мы как-нибудь спустимся, а Маньке пора учится летать!

— Как летать? Убьюсь же! — изумилась Манька, подозревая, что хотя бы на этот раз Дьявол шутит.

— Нет, Маня, набегалась! — ответил Дьявол серьезно. — Все птицы так делают — выкинули птенца из гнезда, он и полетел. Не полетел, значит, не птица вылупилась. У тебя одно крыло от крови красное было, второе в засилье, а сейчас оба белые. В гору вряд ли поднимут, все же крылья не для сего времени и места, а с горы самое то. Вспомни, как мы с теми тремя шли впереди вас!

Манька посмотрела за спину, но никаких крыльев не увидела. Даже горбик не обозначился. Но в Аду были. Правда, бесполезные какие-то. Но она видела их, а если не видит, получается, что их как бы нет.

— Захотела увидеть Царствие Небесное глазами! Затылком смотри! — пристыдил ее Дьявол.

Манька ахнула. Были! И такие белые, такие пушистые и большие! Прямо как у людей в Саду-Утопии!

— Расправь для начала, — посоветовал Дьявол. — И перестань глазеть. Для управления зрение не обязательно.

Манька пробовала и так, и сяк, но они висели, как две портянки Борзеевича, которые иногда он развешивал просушиться. Но красиво висели. Борзеевич смотрел ей за спину завистливо, понимая, что у нее там что-то есть, но ему посмотреть на это не дано. Он достал пару горошин и метнул их в Маньку — она поймала на лету: нет никаких крыльев и никакого Дьявола, даже Борзеевича нет, откуда им быть, если все в мире материально, а они нет! Тогда за каким горем меня в эти горы понесло? — Манька показала Борзеевичу кулак.

— Не получается! — констатировала она с сомнением.

— Маня, они летали бы сознанием, если бы умели. Надо дать им волю, а после приметить, чем они в твоем сознании управляются. Ладно, — сказал Дьявол, подхватывая Борзеевича. — Ждем тебя внизу, но ждем недолго!

И спустя мгновение Борзеевич, наверное, прыгал возле деревьев, махал руками и что-то кричал, только рассмотреть его и расслышать Манька уже не могла. Отсюда их попросту не было видно, лишь на мгновение показалось.

Она встала на краю обрыва, закрыла глаза, отсчитывая удары своего сердца…

И ступила вниз… сердце ухнуло вместе с ней. Что же она не успела за свою жизнь… Сказать Борзеевичу и Дьяволу, что лучше их никого на свете не было и любит их? И долги не все вернула…

Это конец!

Но нога ее никуда не провалилась. Дальше тоже была земля. Она приоткрыла один глаз и обнаружила, что рядом стоят Дьявол и Борзеевич. Один довольный, другой с лицом вытянутым.

— Я умерла? — вслух подумала Манька, с сомнением ощупывая себя.

Сие было невозможно — место ни на Ад, ни на Рай не походило. Она оглянулась. Позади осталась гора, которая заканчивалась высоко вверху, разглядеть получилось только часть горы.

— Разум здесь не уместен. Крылья — творение Небесное, на материальном плане они уже давно забыты человеком, — сказал Дьявол, с удовольствием погладив Манькины крылья. Она почувствовала, но Борзеевич, потыкал пальцем в то же место и ничегошеньки не обнаружил. — Куда теперь? — спросил Дьявол, с усмешкой наблюдая за Борзеевичем. — Маня, рули!

— М-м-м… Да… — нос Борзеевича наполнился соплями, как всегда, когда он что-то не мог себе объяснить.

— Пойдем в обход. По северной стороне вдоль реки со стороны гор. Там леса, и мы проберемся в глубь государства, оставаясь незамеченными, — предложила Манька маршрут, который наметила еще на вершине.

— Я знал, что ты это скажешь! — рассмеялся Дьявол. — А если нас прижмут к горам? С этой стороны в горы не поднимемся.

— Ничего смешного! На ее месте я поступил бы так же! — сказал Борзеевич, он все еще морщил лоб, пытаясь объяснить себе феномен телепортации, поглядывая за Манькину спину. — Не поднимемся, но нам и не нужно в горы, а по реке сможем уйти от погони.

— Чем дольше о нас не знают, тем больше шанса добраться до Помазанницы. Вдоль реки селений немного, — сказала Манька с некоторым недовольством. Смех Дьявола она восприняла, как насмешку над своей трусостью. — Хотя, уже думаю, на кой хрен она мне сдалась?

Оба, и Дьявол и Борзеевич уставились на нее разом, закалывая взглядом, который трудно было перевести на человеческий язык.