— Надо Дьявола звать, — прошептала Манька, заметив в дырку, что хозяин тележки почти рядом. — Мог же он в горах землетрясения устраивать!

— Там вампирам до земли дела не было! — отравил им жизнь Дьявол. — А тут, Маня…

— И до этого клочка? — уже раздражаясь, проговорила Манька, расстроившись окончательно.

— Ты чего тут делаешь? — строго спросил Борзеевича хозяин лотка.

— Да вот, торговля шла ходко, думал, пока нет никого… — но закончить Борзеевич не успел.

— Запрещено ночью торговать! — заорал хозяин, набрасываясь на Борзеевича. — Тут ночью рестораны работают! Под штрафы меня подставляешь?! — и чуть смягчился, пересчитывая дневную выручку, окинув взглядом товар и что-то отметив у себя в тетради.

Он сунул Борзеевичу оговоренный процент, выхватил у него тележку и покатил Маньку на выход из города. Под горку тележка покатилась легко. Манька вцепилась в меч, ужаснувшись. На выходе из города осматривали все и всех, чтобы не дай Бог, не вынесли чего ценного.

— Стой! Стой! — закричал Борзеевич, выхватывая тележку обратно. — Я это… Я не всю выручку получил!

— Как не всю?! — испугался хозяин тележки, выкатывая глаза.

— Тут это… это… люди на приеме у мумии… обратно, сказали, пойдут, расплатятся…

Хозяин остановился, повернувшись к Борзеевичу, на мгновение выпустив тележку из виду. Манька выкатилась, ужом проскользнув ближайший полуразрушенный дом напротив пустынной площади, помахав Борзеевичу.

— Много? — строго спросил хозяин.

— Ну, вот, — Борзеевич пересчитал свои купюры.

Хозяин выхватил деньги, сунул их в карман.

— Вот обратно пойдут и расплатятся с тобой! — сказал он, довольный собой.

— Нет, меньше, за три яйца! — грустно повинился Борзеевич, заметив, что Манька подает ему знаки.

Хозяин плюнул, но, удержав из заработанной суммы Борзеевича за три яйца, остальное вернул.

— Спасибо, хозяин, спасибо, господин! — рассыпался Борзеевич в благодарственных поклонах. И зло сплюнул, когда спина удалилась на достаточное расстояние, метнув вслед горошину.

Тот обернулся — и Борзеевича не узнал, удивленно вскинув брови, разглядывая его странную одежду, портки, рубаху в горошек, перевязанную пояском, портянки и лапти, а еще бороду и седые всклоченные волосы, которые Борзеевич причесывал расческой только после бани, остальное время пятерней, уж как его не журил Дьявол. Борзеевич подмигнул ему, растянув улыбку от уха до уха, сложил руки лодочкой и поклонился на восточный манер. Торговец заторопился, о чем-то напряженно вспоминая.

— Горох что ли закончился? — подошла Манька к рассерженному Борзеевичу.

— Просто, иногда хочется найти человека в человеке! — буркнул Борзеевич, склоняясь над колдующем над ключом Дьяволом. — Скажи спасибо, что не стал товар пересчитывать, я его пирамидкой сложил. Внутри пусто, а сверху много… Что там?

— Ну, не знаю, — ответил озабоченно Дьявол. — Важно не как лежит ключ, а как был расположен свиток. Там вы его в земле перерубали, а тут сначала достали. Если бы не проткнули, то завис бы он над вашей тележкой. Он, как бы это сказать, не столько на земле теперь, сколько в пространстве…

— Надо было свиток вынести из города… — сообразила Манька.

— После драки, Маня, после драки! Хотя… Ну вынесли бы, ну разрубили, а где бы вы потом стали его на горе под снегом искать? Смещение артефакта здесь, ведет к смещению его там. Так, надо как-то землю поднять…

Дьявол скрестил пальцы крестиком на обеих руках и поманил землю вверх. Земля слегка вспучилась. Поманил еще — мостовая прогнулась, надежно прикрывая ключ, и наполовину саркофаг и лампу. Потом обошел площадь по краям, заставляя землю стать немного плоской, наконец, остался удовлетворенным.

— Думаю, не заметят! — сказал он. — Впрочем, все равно заметят. Доставили мы драконам некоторое беспокойство… Скоро они сообразят, что жизнь у них в подвешенном состоянии. Ладно, пора выбираться отсюда!

— Может, зарплату потратим? — жалобно попросил Борзеевич, все еще держа деньги в руке. — Ну, не преступники же? Посидим, пообщаемся с народом…

— Такой ты народу не нужен, — устрашая, сверкнул глазом Дьявол. — А другой — нам не нужен! Выбирай!

— Чего выбирать-то, — грустно, жалуясь, проворчал Борзеевич, закидывая рюкзак за спину. — Тут я один для многих, а там меня много — но сам на себя помолиться не могу… Проклят я от века… Проклят, как Манька…

— Ничего, ничего, Борзеевич, я тоже проклят, — подбодрил его Дьявол, подталкивая в спину и подсаживая, чтобы старик мог взобраться на стену по веревке, которая все еще свисала.

Манька уже ждала его наверху, помогая подняться. Ворота надежно охраняли, выбраться из города как ходили все люди, не было никакой возможности. После грозы и ливня народу почти не осталось, беспрепятственно пересекли открытое пространство, устремившись к дороге, которая вела через перевал в нецивилизованную часть государства.

Троица перебралась через городскую стену и устремилась прочь от города. Деньги Борзеевич собрался сунуть в руку нищенке, но Дьявол сделал недовольное лицо, и Манька его поддержала.

— За горами мы обязательно мимо деревни какой-нибудь будем проходить! У этой лицо все сажей измазано, а разве человек, не имеющий денег, будет себе краску на лицо накладывать? — спросила его Манька. — Ты вон пошел и заработал денег, а за горами работы нет, и семя вампира уйти человеку не дает. А если дашь денег вдове, она возьмет да и перестанет вампира называть Богом! Или сироте… Там такое же государство, но я люблю то место больше, чем это. Слышала я, как они называют нас нехорошим словом "лимита", будто не они нас оккупировали, а мы их! Газ, черное золото, желтое золото — все наше, свое-то давно выкачали, а мы разве что-то видим?

Борзеевич согласно кивнул.

Осторожно прошли мимо стражей и выбрались на дорогу. Дорога была пустынна, лишь иногда промелькивали железные скакуны. На крыльях пронеслись мимо гор до места, где дорога разветвлялась: одна, черная и ровная уходила дальше вдоль южной границы, вторая, щебеночная и ухабистая, сворачивала в обход гор к благодатной земле. Была она на удивление наезженной, местами выровненной, а местами — там, где проходила по заболоченной местности, уложена бетонными плитами, чему особенно удивился Борзеевич, который дорогу знал и хаживал по ней не раз. Пешим ходом до земли было не меньше месяца, и то, если идти не останавливаясь. На железных скакунах много быстрее — дня три, четыре, но коня у них не было. Как оно будет с крыльями, пока не знали, но к великой Манькиной радости, используя новый способ передвижения, двигались быстро. На второй день подсчитали и получили — неделя.

Манька просыпалась раньше всех, едва окрашивалось небо светлой полосой, а в дороге не знала усталости. Дорога домой была легкой. Теперь уже она подгоняла Дьявола и Борзеевича. Борзеевич тоже торопился. Дьявол им не мешал, но частенько забывал Борзеевича, предоставляя ему торопиться пешим ходом. Конечно, на Дьявола обижались, но насильно не заставишь тащить старика на себе.

Один раз, когда до изб и земли оставался день или два пути, задержались — мимо пролетел дракон.

Манька воочию смогла рассмотреть двенадцать его голов, длинный чешуйчатый хвост с острым копьем на конце, и чешуйчатое тело, как сталь, перепончатые жесткие крылья. Летел он так низко, присматриваясь к дороге, что едва успели схорониться. Благо, что только что проснулись и не успели покинуть стог соломы, которых на полях теперь было во множестве. И, наверное, спаслись тем, что от дороги до стога бежали босиком, а до того места, откуда свернули, летели на крыльях.

— На нас полетел полюбоваться, — сообразила Манька, наблюдая за его полетом. — Что-то они зачастили!

Борзеевич встревожился и мгновенно побледнел, как смерть. На драконах он горох не проверял и не был уверен, что сработает, а пальни тот огнем — бежать некуда. До самого драконьего возвращения прятались под деревьями, хоронились под кустами, укрывались в гротах гор. Уже не летели, а шли, высматривая небо. Перелетами могли как раз предстать пред очами двенадцатиглавой птички…