– Да.

– Как ни странно, это обычное дело. Здесь может быть несколько объяснений, – сказал он. – По испанскому закону, денежный долг лежит не на человеке, а на собственности. Поэтому если предыдущий владелец вашего дома увяз в долгах, вам придется их оплатить. Это могут быть неоплаченные пошлины, местные налоги, выплаты ссуды, превышение кредита по картам, счета за электричество – в общем, все что угодно. Когда вы вступаете во владение собственностью, необходимо удостовериться, что предыдущий владелец со всеми рассчитался.

– Я так и сделал, – заметил я.

– Да, но иногда люди оплачивают последний счет и показывают вам квитанцию, но остается долг за предыдущие шесть лет.

– Я проверю.

– Да, я тоже это сделаю, – сказал поверенный. – И продолжу разбираться с вашими бумагами.

Я заметил, что перед ним лежит стопка банковских извещений.

– Вы вынули банковские извещения из конвертов? – спросил я.

– Нет, – ответил он. – Я получил их в таком виде.

– Почему вы решили, что я должен деньги? – поинтересовался я. – Откуда такая уверенность?

– Мне сказали в полиции. Один из трех мужчин, которые конфисковали имущество в вашем доме, был полицейским. Они часто берут с собой кого-то из полиции.

– Так их было трое? – удивился я. – Вы говорите, что моя мать правда опрыскала полицейского средством для чистки плиты? И полицейский был там при исполнении служебных обязанностей?

– Да.

– Тогда это проблема, – согласился я.

– Вы совсем не проверяете вашу корреспонденцию?

– Вероятно, не проверяю. А какова официальная причина моего ареста?

– Все не совсем так. У них часто нет официальной причины. Они знают, что было совершено преступление, и задерживают людей, пока не поймут, кто есть кто. А если дело касается ЭТА, таким образом они оказывают давление.

– Все это говорят.

– Потому что это правда.

Поверенный откинулся на спинку стула. Разговор был закончен.

– Неужели вы действительно не читаете свои письма? – еще раз удивленно спросил он.

Этот вопрос заставил меня поторопиться с уходом.

Покинув здание, я решил посмотреть на осаду. Я уже был в начале нужной улицы, когда раздались выстрелы. Люди побежали во все стороны, крича нам, чтобы мы искали укрытия. Я находился довольно далеко, поэтому посчитал, что мне не угрожает большая опасность и можно не бежать.

На другой стороне улицы я заметил какую-то фигуру. Сначала я подумал, что это турист, потому что он фотографировал. Но потом я понял, что это Алекс Лоренс. Возможно, его интересовала осада, но у меня возникла уверенность, что он снимал меня. Вероятнее всего, и то и другое.

Он стал не спеша уходить, но когда я перешел на его сторону улицы, он ускорил шаг. Я бросился за ним. Мы оба неслись по улице. Почти сразу на моем пути оказалась компания испанцев, потом я натолкнулся на группу туристов, а затем налетел на желтый почтовый ящик и больно ушиб живот. Я выбежал на проезжую часть. Мне приходилось лавировать между машинами, несколько мусорных баков теперь заслоняли мне обзор. Алекс по-прежнему бежал по тротуару где-то впереди меня.

Я не слишком тренированный человек и через четверть мили стал чувствовать, что мое состояние угрожающе ухудшилось. Я постарался успокоиться и несколько раз глубоко вдохнул; к счастью, Алекс тоже терял скорость. Вероятно, мы представляли собой шикарное зрелище: два неуклюжих мужчины – один в серой футболке, другой в деловом костюме, – несущихся по улицам Бильбао.

Алекс бежал в сторону реки, мимо гигантских мозаичных витрин чайных. Кафе «Феве» в зелено-желтых тонах. Мостовая казалась мне какой-то неустойчивой. Я не слышал ничего, кроме пульса в голове. Здесь было многолюднее, но я не упускал Алекса из виду. Он стал замедлять бег. Его футболка потемнела под мышками. Меня плохо слушались ноги.

Как по сигналу, мы оба перешли на быструю ходьбу, сохраняя дистанцию в пятнадцать ярдов.

Мы миновали эстраду в стиле арт деко. Крылья из стекла, устремленные к солнцу. Статуи неизвестных людей. Мозаика. Неровная мостовая. Дышать все больнее. Мы уже в старом городе. Габи сегодня была там? Или осталась дома? Зачем я гоняюсь за этим человеком? Потому что он пытался бежать. Потому что он меня преследовал.

Узкие улицы. Он повернул налево на площадь? Почему мне тяжело думать? Почему так трудно преследовать кого-то? Неужели я никогда не делал упражнений? Вроде нет. К тому же теперь мы меньше занимались сексом. На работе я отвечал за спортзал, так почему никогда его не посещал? Где же Алекс? Все еще впереди? Теперь он был немного ближе, чем раньше. На магазине написано, что здесь продаются «съестные припасы». Какая странная вывеска. Алекс юркнул в переулок. Не думаю, что он хорошо знает старый город. На самом деле мы движемся по кругу, так что очевидно, что у него нет плана.

Теперь налево. У меня открылось второе дыхание. Мы оба нашли оптимальную скорость. Моя скорость немного увеличилась, но это мало что изменило. Возможно, наш разрыв сократится. Или все же стоит отказаться от погони? Если он действительно следит за мной, то у меня будет другая возможность. А если я вижу его в последний раз, то вряд ли важно, что я его не догоню. Типичное рассуждение. Я всегда умел найти оправдание своему бездействию.\

Мы были уже на рынке. Снова окна из мозаичного стекла. Прилавки с мясом. Толпа покупателей. Женщины с корзинками. Торговцы в перчатках без пальцев. Множество мясников. Молочный поросенок, свернувшийся калачиком, мертвый, покоящийся с миром, на стальном подносе. Красновато-розовый. Висящие рядком кролики с головами в полиэтиленовых мешках. Прилавок с внутренностями животных. Груды сереющей плоти.

Алекс поднялся по лестнице. Есть ли там перила, чтобы я мог уцепиться? Как инвалиды живут в этой стране? Мне было стыдно, что я такой нетренированный. Я находился у павильона с сушеным перцем. Длинные гирлянды лавровых листьев. Потом прилавок с сетями, полными моллюсков. Ларек, обшитый досками. Снова мозаика. Алекса не было.

Его нигде не было.

Я решил объясниться с Олаей.

– Значит, вы вздумали открывать мои письма и относить их поверенному?

Олая словно выросла на несколько дюймов.

Она размышляла, стоит ли выходить из себя.

– Да.

– Вы явились в мой дом и забрали то, что вам понравилось?

– Сядьте, – приказала она.

Я сел.

– Я просто подумал…

– Замолчите.

Я замолчал.

– Когда вы пришли к нам, мы решили, что вы будете хорошо работать, – начала она. – И от вас действительно был толк. Вы были хорошо одеты. Высказывали свежие идеи. Сколько это продлилось, неделю? Но потом… думаю, вы сошли с ума.

– Что? – Я был поражен.

– День за днем вы читаете книгу, которую написал ваш отец, и пытаетесь ее обсуждать, когда мы занимаемся делом.

Я уже собирался возразить, но потом решил дослушать ее.

– И еще вы стоите и смотрите, – сказала она.

– Что?

– Когда разговариваете с людьми, вы стоите вот так. – Она застыла на месте, вытянув руки по бокам.

– И что?

– Вы можете стоять так и ничего не говорить, а потом проходит, наверное, целая минута, и наконец вы что-то произносите.

– И что? – снова спросил я после довольно долгой паузы.

– Поэтому люди считают вас сумасшедшим, – объяснила Олая. Она уже почти кричала. Для наглядности она покрутила пальцем у виска.

С моей стороны последовала очередная долгая пауза, но она была оправданна – я не знал, что сказать.

– До вашего появления у нас все было в порядке, – продолжала Олая. – И теперь все нормально.

– Хорошо, – произнес я.

– И еще. Я знаю, что вы меня не любите, поэтому я вела себя осторожно и не обсуждала с вами работу.

– Почему вы решили, что я вас не люблю? – удивился я.

– Вы смотрите на меня очень пристально. Я сижу за своим столом, а вы не отрываете от меня глаз. Мне все время приходится держать голову опущенной. Но я считаю, что вам надо помочь. Поэтому я стала действовать. Ваша мать в тюрьме, а вы ничего не делаете. На вашу мать напали в вашем доме, а вас это не волнует. Думаю, у вас проблема.