К планам строительства мощных линейных кораблей в России смогли вернуться только в 30-е гг. Предвоенная программа строительства «Большого флота» включала постройку 15 линкоров класса «Советский Союз» (62 тыс. т., 9 16"/50 орудий, 28 уз) для Балтийского, Черноморского, Северного и Тихоокеанского флотов. На фото слева — сборка корпуса головного линкора («Советский Союз») на стапеле Балтийского судостроительного завода, 5 ноября 1939 г.

РГАВМФ

Как известно, несбывшиеся планы Российского Императорского флота относительно широкого строительства 16" линкоров нашли продолжение два десятилетия спустя в советской программе «Большого флота». В 1938–1939 гг. первые плиты килей будущих сталинских суперлинкоров легли на кильблоки стапелей тех же самых заводов, на которых за 20 лет до этого предполагалось строительство их прямых предшественников. Создаваемые как морское сверхоружие в обстановке строжайшей секретности, новые гигантские корабли по тоннажу уступали только своим японским собратьям во главе с «Ямато», и обладали, по единодушной оценке сегодняшних военно-морских историков, исключительно высоким уровнем защищенности. В качестве главной артиллерии они должны были нести 16" орудия с увеличенной до 50 калибров длиной ствола, и в части общей компоновки основывались, по мнению ряда исследователей, на проекте линкора 1916–1917 гг. В.П. Костенко. Однако ни один из этих заложенных в конце 30-х гг. кораблей, несмотря на значительно продвинувшиеся работы по их корпусам и вооружению, так и не был достроен, явив тем самым в итоге параллель с 16" линкорами дореволюционной эпохи.

Любопытная аналогия приходит на ум, когда пытаешься сопоставлять судьбы создания 16" линкоров в России XX столетия. Широкий размах, высокие темпы подготовки, зрелость проектно-конструкторских решений и, наконец, личное покровительство власть придержащих должны были, казалось, обеспечить успех планам их постройки и в середине 10-х гг., и 20 годами спустя. Однако оба раза разразившаяся тяжелая война надолго отодвигала надежды на создание мощных тяжелых кораблей. Словно какая-то таинственная сила тяготела над программами пополнения флота крупными сверхдредноутами и не позволяла русским эскадрам сравняться с дивизиями линкоров ведущих зарубежных держав.

Но дело здесь, конечно же, не в некоем «мистическом» вмешательстве, предопределившем несудьбу России в обладании мощными, многочисленными, отвечающими последнему слову техники линкорами. Как предельная система оружия, линейный корабль эпохи своего расцвета превратился в некое сверхъявление, весьма зависимое от множества политических, финансовых, экономических, технических, тактических, а также огромного числа прочих условий и причин. Для России с ее огромными пространствами суши, которые в случае втягивания страны в крупный военный конфликт становились ареной первостепенного приложения всех сил, следование генеральной идее на неуклонное создание первоклассных морских сил в целом не оправдывалось общенациональной сверхзадачей, как это было присуще Англии или США.

Завершая исследование о последних проектах линейных кораблей Российского Императорского флота, автору хотелось бы высказать свое мнение по вопросу о реальности программ создания «морской силы» России в 10-е гг. XX века. Известно, что создание такой силы обуславливается ее принципиальной необходимостью для решения стоящих перед страной задач, экономической мощью государства, степенью осознания ее необходимости правящими кругами и народными массами, наличием эффективных инструментов по управлению ее созданием, а также отечественных школ кораблестроения и систем вооружения. Сам процесс создания морской сипы из-за громадных затрат финансовых и материальных средств отличается большой продолжительностью и может идти только при относительно стабильной внешне- и внутриполитической обстановке.

К лету 1914 г. система создания морской силы России только начала обретать свои очертания. Прежде всего были определены внешнеполитические задачи России. Завершилась решительная ломка стереотипов в общественно-политическом сознании правящих кругов и целых социальных групп населения. После русско-японской войны Россия уже не могла проводить полностью независимую политику, а возможность лавирования между Антантой и Тройственным союзом оказалась исчерпанной. В надвигающейся грандиозной схватке германского и английского империализма за передел мира царизм, несмотря на сопротивление влиятельных германофильских кругов, выбрал (или был вынужден выбрать) курс на союз с Англией. Главным призом, обещанным Англией (и ее младшим партнером — Францией), ради которого предстояло положить в войне миллионы русских людей, был контроль или даже обладание Черноморскими проливами. В начале XX в. от режима проливов зависело не только хозяйственное развитие обширных и богатых южных районов, тяготеющих к Черному морю, но и экономический подъем всей России, экономика которой была привязана к экспорту продовольствия и сырья. Не менее важным для России было и стратегическое значение проливов, что стало очевидно во время общеевропейской войны. Закрытие проливов Турцией отрезало Россию от прямых сообщений с союзниками, что привело к снижению ее боевой мощи, так как она лишалась возможности получать необходимое военное снаряжение, вооружение и боеприпасы наиболее коротким путем. Резкое сокращение экспорта товаров лишило Россию поступления валюты, необходимой для оплаты военных заказов за границей, что привело к необходимости прибегнуть к обременительным займам.

Исходя из указанных внешнеполитических задач велось и строительство флота. На Балтике создавалась эскадра, способная противостоять германскому флоту в отражении ожидавшегося нападения на столицу империи, путем как наращивания в Балтийском флоте самого современного корабельного состава, так и развития системы базирования (Ревель, Гельсингфорс), заблаговременного создания обширных минно-артиллерийских позиций и подготовки к активной минной обороне. На Черном и Средиземном море, где должен был решиться вопрос о контроле над Черноморскими проливами, предполагалось создание (с предварительной опорой на арендованную Бизерту) военно-морской базы и укрепленного водного района в Эгейском море, что должно было обеспечить военно-морское преобладание в Восточном Средиземноморье. На Тихом океане велось оборудование военно-морской базы, создавалась береговая инфраструктура, способная обеспечить пребывание двух полновесных эскадр, способных противостоять быстро растущему флоту Японии и защитить восточные торговые пути в целях интенсивного экономического освоения Сибири и Дальнего Востока. Предполагалось создание в Северном Ледовитом океане военно-морской базы в Романове-на-Мурмане (ныне Мурманск) и последующее сосредоточение на Севере одной полной эскадры. Особое значение незамерзающего Кольского залива для базирования частей русского флота заключалась в круглогодичной возможности быстрой переброски находящихся здесь кораблей на любой из трех других театров или присоединения к морским силам державы-союзника. Причем переброску сил флота на Дальний Восток Морское министерство рассчитывало осуществлять Северным морским путем, для освоения которого в 1911–1914 гг. организовывались как частные (В.А. Русанов и Г.Л. Брусилов), так и правительственные (Б.А. Вилькицкий и А.В. Колчак) экспедиции.

Верная в своих основных чертах (и до известной степени выполненная в следующую историческую эпоху) морская программа, наряду с некоторыми недостатками, общими для всех флотов того времени (упор на строительство линейных кораблей при недооценке важности легких сил флота — подводных лодок, тральщиков и т. д.), страдала основным пороком: неправильным расчетом времени. В условиях надвигавшейся войны с Германией, основную тяжесть которой предстояло вынести сухопутной армии, в первую очередь следовало удовлетворить потребности последней (менее чем через тридцать лет подобная дилемма встала перед новым руководством страны, которое сделало оправданный выбор в пользу армии). Правда, необходимо отдать должное руководителям Морского министерства с талантливым администратором адмиралом И.К. Григоровичем во главе: все добытые в 1911–1914 гг. у Думы с немалым трудом ассигнования на реформирование флота моряки, в отличие от военных, начинали осваивать немедленно, не тратя времени «на раскачку». Эта практика находилась в контрасте с подходом Военного министерства, отличавшегося рутинными приемами в организации перевооружения армии, особенно его артиллерийской и технической части, и из года в год не успевавшего расходовать отпускаемых на эти цели Думой значительных средств.