— Еще ни одна республика не покушалась на безраздельную монополию Главкосмоса. Как же осуществлялась эта акция?

— Мы были первыми в стране покупателями спутника. Изготовили его в Красноярском объединении прикладной механики. У ракетных войск купили серийную ракету „Протон“, выводящую пятитонные объекты на геостационарную орбиту. Подчеркну, это был запуск не за счет союзного бюджета, когда никто ничем не рискует. Мы же рисковали очень многим. Поэтому пришлось застраховать выведение спутника на всех его этапах. Это стало большой неожиданностью для всех страховых компаний страны.

— Интересно, какова сумма страховки?

— Нам предложили свои услуги банк „Восток“ и „Ингосстрах СССР“. Мы отдали предпочтение последнему, поскольку там смогли в кратчайшие сроки найти международные документы для подобных случаев. Первый запуск застраховали на

7 процентов, заплатив 650 тысяч рублей. Сейчас цены на все возросли.

— И все же как удалось приобрести ракету, как отнеслись к этому предложению продавцы?

— Вначале с недоумением. А потом — Россия покупает, Россия рискует — свыклись с этой мыслью.

— В бюджет страны республика перечисляет 23 миллиарда рублей, в том числе и на поддержание Главкосмоса. Получается, что вы купили для налогоплательщиков то, что уже оплачено ими. А они заплатили дважды за космический аппарат.

— Да, но здесь условие было такое, что использование этого спутника будет диктоваться только правительством России, а не теми ведомствами, которые могли бы накладывать вето.

— Вы пошли на это ради приобретения свободы?

— Совершенно верно. Это было первым условием. Определенные права мы теперь имеем. Почему „определенные“? Мы заняли точку на орбите, принадлежащую по мировому разделению СССР. Союз на ней имел раньше спутник, который выработал ресурс, и он имел обязательства перед администрацией связи некоторых стран. Теперь эти обязательства выполняем мы, но основную часть ресурса спутника получает Россия.

— То, о чем вы сейчас рассказали, исчерпывает смысл, вкладываемый в последнее слово в названии вашего министерства?

— Нет, конечно, смысл в том, чтобы министерство обеспечивало экспертизу тех средств, которые Россия вкладывает в общесоюзные космические программы. Таким образом, мы представляем правительству данные, на основании которых оно может определить целесообразность вложения средств в союзный бюджет и их размеры. Второй вопрос — использование группировок спутников в интересах России. Тех, которые есть и которые будут. Мы больше всего заинтересованы в этих системах. Ведь многие из республик отказываются платить деньги на космические программы и относятся к ним настороженно.

Наше министерство курирует и часть разработок, определяет хозяйственное сопровождение будущих спутников в интересах республики. Поддерживаем контакты с генеральными конструкторами космических аппаратов и наземной аппаратуры. Ведь сам по себе спутник — это только часть системы. Если вы рубль в него вложили, то десять должны вложить в наземные станции.

Ну и самый большой раздел проблем — космические системы связи. Все спутники — это, по существу, спутники связи в той или иной степени. Уже в ближайшем будущем намереваемся поставить на коммерческую основу съемки из космоса в интересах сельского хозяйства, геологии, картографии, экологии. Короче говоря, организовать магазины, где хозяйственник, предприниматель может заказать за определенные деньги услуги в виде каких-то съемок, сканирования или мониторинга.

— Спутники дело дорогое. Поэтому в мировой практике распространение получает совместное их владение. Одна из транснациональных корпораций объединяет 150 стран. Львиная доля доходов принадлежит США. Не приведет ли логика событий и Россию к такому партнерству?

— Советский Союз уже входит в международную организацию „Интерспутник“, услугами которой пользуются 27 стран. Мы сейчас прилагаем усилия к тому, чтобы Россия также стала членом „Интерспутника“, поскольку она тоже владеет некоторыми космическими аппаратами. Что касается вхождения в самую крупную международнуюорганизацию космических систем „Интелсат“, то правительство Союза намеревается туда вступить. Такая деталь. Западные компании часть советских спутников не страхуют, поскольку по некоторым параметрам они не соответствуют международным требованиям. В связи с этим мы проводим работу с рядом канадских фирм, которые изъявили желание поучаствовать в создании спутников и в дальнейшей их эксплуатации.

— Наступил ли момент, когда вы подумаете и о россиянах, живущих за пределами республики? Два десятка миллионов — это внушительная цифра.

— Мы уже сейчас думаем. Спутник, который мы запускаем, по просьбе Казахстана будет работать и на их территории. Более того, мы приглашаем все союзные республики к участию в наших программах. Здесь определенный интерес уже проявляется. При дальнейших запусках спутников „Галс“ предусматривается использование их отдельных стволов для союзных республик и многозонового вещания в России. К 1994 году предусматривается его организовать именно в пределах отдельных регионов. Например, Башкирия готова вложить деньги в строительство активной передающей станции в Уфе. И тогда можно будет давать национальное вещание в зоне Урала и Предуралья.

— Здесь вы вступаете в определенную конкуренцию с Главкосмосом.

— Она имеет место. Но Россия тем не менее получает все то, что хотела бы получить. Хотя Союз и пытается все держать в своих руках и представлять все эти вопросы на международной арене. К сожалению, таково законодательство. У нас бывает очень сложный диалог, порой категоричный, не очень для нас приятный. Но тем не менее движение в пользу России идет. Нам дали точки для трех наших спутников. Есть гарантии, что будут еще четвертый и пятый аппараты. И мы вкладываем деньги в их разработку. Так что, несмотря на две системы — союзную и республиканскую, республиканская начинает занимать свое достойное место“.

„Владимир Борисович, — спрашивает министра Булгака другой журналист, обозреватель газеты „Россия“ (3.8.1991) Ю.Белявский, — для начала давайте разберемся: кому принадлежат средства связи, расположенные на территории России, республике или Союзу?

— В основном, конечно, республике. Если быть абсолютно точным — 75 процентов — наши, а 25 — союзные. Из миллиона российских связистов — 900 тысяч человек работают в системе Минсвязи РСФСР и только 100 тысяч подчинены союзному министерству.

— А как складываются отношения с союзным министерством?

— Достаточно сложно. Министерство — орган управленческий, а при нынешней ситуации Минсвязи СССР управлять становится почти нечем. Я-то лично уверен, что собственности на средства связи у союзного министерства не должно быть вообще. Республикам следует делегировать ему определенные функции, например в части координации единой технической политики, научно-исследовательских разработок и платить за исполнение этих функций. Союзный орган, как бы он ни назывался: министерство, комитет или, скажем, ассоциация, должен осуществлять координационно-методическую деятельность и не более.

Вот, к примеру, на территории России союзному министерству по-прежнему принадлежат все крупные кабельные линии и магистральные сети. Основной довод союзных связистов таков: по этим системам осуществляется управление армией, а она общесоюзная, значит, и эти средства связи остаются за Союзом. Это так, хотя почему нельзя доверить России управление этими линиями, мне непонятно, но, допустим, что наши оппоненты все-таки правы. Армейские нужды составляют только определенную часть загрузки мощных систем, а вот почему прибыль от коммерческой деятельности, производящейся по тем же каналам связи, должна попадать не в республиканский, а в союзный карман, объяснить сложней. Правда, тут есть еще одно обстоятельство: сохраняя за собой эту собственность, союзное руководство имеет возможность в случае чего перекрыть телеканалы почти на 70 процентах территории РСФСР.