Так, с первых же дней находя путь к сердцу бойца, молодой командир завоевывал взвод. Но это не исключало строгой и неуклонной его требовательности. С первого же часа на утреннем осмотре бойцы убедились, что от Ватутина не ускользнула ни одна небрежность в одежде красноармейца, ни одно нарушение строя.

Сам отличный строевик, всегда подтянутый, аккуратный, он готовился к строевым занятиям так, чтобы красноармейцам захотелось стать похожими на него. Все строевые занятия проводил лично, учил ходьбе каждого бойца. Люди переучивались ходить, добивались, чтобы шаг был широким, свободным, четким, суворовским, каким рота, полк, армия проходят легко и быстро сотни километров.

Командир взвода укреплял в своих бойцах веру в оружие Красной Армии. Показывая ружейные приемы, разбирая и собирая оружие, стреляя, он доказывал, что русская винтовка, как и пулемет, безотказна в любую погоду. В то же время неусыпна была бдительность командира, приучавшего бойцов беречь оружие как зеницу ока.

Каждого воина в отдельности Ватутин обучал меткому огню. С теми, у кого было плохо поставлено дыхание, он устраивал соревнования в нырянии, в плавании под водой. Это тренировало дыхание, укрепляло легкие. Командир закалял бойцов на маршах, на учениях, водил их по бездорожью, старался не пользоваться мостами, переправлялся через реки вброд.

На таких учениях Ватутин был особенно внимателен к бойцам. Он заботливо готовил их к маршу в жару и следил, чтобы никто не обморозился зимой. Бойцы платили ему любовью, уважением и старались не подвести своего командира при выполнении трудных задач.

Строевая подготовка, тактика, стрелковое дело чередовались с караульной службой.

Ее использовал Ватутин, чтобы воспитать у красноармейцев боевые качества, внушал, что безупречное знание устава позволяет уверенно действовать на посту, рассказывал о подвигах русских часовых, не покинувших поста в минуты смертельной опасности, о подвигах погибших при защите постов советских часовых Алешина, Чернышева, именами которых названы красноармейские казармы в Москве.

Цели и задачи работы указал молодому командиру Фрунзе, писавший, что мы не можем обольщать себя надеждой, что каждый красноармеец при такой трудной обстановке, как сейчас, превратится в командира взвода, но стремиться к этому мы, безусловно, должны.

Мы имеем возможность, говорил Фрунзе, строить единство армии не на палочной дисциплине, а путем максимального развития умственных способностей красноармейцев.

Ватутин сам чувствовал, как трудно учить совершенно неграмотного человека, или, как тогда говорили, «остромалограмотного», то есть умеющего лишь написать свою фамилию.

На глазах командира взвода люди, которым он отдавал все свои силы, овладевали азбукой и радовались этому. Им помогали в учебе природная сообразительность и способность к науке.

Взрослые, уже женатые, не умевшие написать письма, не решавшиеся доверить кому бы то ни было те тайные слова, которые хочется сказать жене, любимой, теперь были счастливы и первые письма несли показать ему — командиру взвода.

Терпеливо, настойчиво работал с бойцами Ватутин, сам проводил с ними политзанятия, и от него получали бойцы ответы на свои вопросы.

Так жил командир жизнью своего взвода, нес красноармейцам идеи Коммунистической партии и сам рос на работе, которая обогащала его опытом жизни, умудряла, учила понимать душу человека

Обучая и воспитывая красноармейцев, Ватутин готовил не только защитников социализма, но и его строителей.

Однажды Ватутин прочитал повесть писателя Куприна «Поединок», и перед ним раскрылась картина жизни офицера царской армии.

Ватутин командовал взводом в обычном армейском полку, в Чугуеве — давней стоянке полков русской армии. Но какая была пропасть между положением Ватутина и жизнью офицеров царской армии, которую описал Куприн! Там вражда между офицерами и солдатами. Там солдатам, способным к военному делу, были чужды классовые цели армии. Офицерам надоедало из года в год учить солдат одному и тому же, водить свои взводы и роты в атаки на одну и ту же высотку. Они заполняли тоскливые будни попойками и картежной игрой.

Единственной возможностью для небогатого, неродовитого офицера вырваться из этой беспросветности являлось поступление в академию генштаба, а если эта возможность исчезала, оставалось лишь вечное прозябание.

А советский командир вдохновенно трудился и творил. Он принял под свою команду людей, обучал их и воспитывал.

Ватутин чувствовал себя на почетнейшей должности в государстве: ему были даны высшие права — вести советских людей в бой. И в подготовке к этому состояла государственная задача Ватутина, великий смысл будней советского командира.

Ватутин не испытывал неудовлетворенности, подобной той, которая одолевала героев книги Куприна. У офицеров царской армии не было перспективы, а у командира взвода Ватутина перспектива не имела границ. Вся система подготовки командного состава Советской Армии построена так, что командиры систематически учатся. И в январе 1924 года, через год с лишним после того, как Ватутин прибыл на службу в полк, он был снова направлен на учебу в Киевскую высшую объединенную военную школу командного состава.

Киевская объединенная военная школа имела годичный срок обучения и предназначалась для совершенствования командиров, получивших, подобно Ватутину, среднее военное образование, а также для командиров, имевших опыт гражданской войны, который требовалось систематизировать.

Рано утром Николай Федорович уходил в школу, возвращался поздно вечером, работал по ночам, по воскресным дням.

Вначале жилось нелегко: это было время нэпа. 'Татьяна Романовна решила было заниматься без учителя, но Николай Федорович категорически заявил, что откажется от обедов, если это случится. Помирились на том, что Татьяна Романовна будет учиться при клубе.

Не повезло с квартирой. Хозяин — скаредный нэпман, экономя электричество, выключал свет, когда Ватутину надо было готовиться к занятиям; воспользовавшись тем, что доверчивые молодые люди, уплатив за квартиру, не взяли расписки, хозяин вторично потребовал квартплату.

Ватутин счел ниже своего достоинства вступать с нэпманом в денежную тяжбу и, заняв деньги в кассе взаимопомощи, уплатил снова.

Эти бытовые неурядицы не выводили из равновесия жизнерадостных Ватутиных.

Живя в Киеве, Николай Федорович полюбил замечательный парк над Днепром. Здесь всегда было тихо. С крутого высокого берега открывался чудесный вид на Днепр, на пологое Заднепровье. Здесь, постелив на траве шинель, слушатель готовился к очередным занятиям.

Учебный курс школы дополнялся внешкольной работой.

Шли диспуты о том, какой будет новая мировая война, какой будет тактика Советской Армии. Обсуждали, какая ей потребуется техника. И здесь возникал разрыв между полетом мыслей молодых командиров и техническими возможностями, которыми располагала тогда Советская Армия.

В школе читали об угрозах английских, американских, французских, немецких милитаристов.

Американский генерал Митчелл еще в 1922 году грозил, что авиация Соединенных Штатов Америки может в десять минут уничтожить морской флот любого государства; печать Америки шумела об изготовлении «сверхбомбы» в сто пудов, взрыв которой оставляет воронку восьми метров глубиной и тридцати метров диаметром. Германские империалисты при помощи империалистов США, Англии, Франции под видом рейхсвера восстанавливали немецкую армию и ее генеральный штаб. И все грозили миру и прежде всего Советскому Союзу страшным, всеуничтожающим химическим оружием.

А Советская Армия получила от своей промышленности в 1920 году всего лишь пять танков и имела небольшое количество трофейных танков, советские летчики летали на трофейных «летающих гробах». Хилая военная промышленность, которая осталась от царской России, никак не могла конкурировать с промышленностью капиталистических стран. В школе впервые появился один детекторный радиоприемник, казавшийся чудом по сравнению со старыми искровыми телеграфными станциями, и вокруг этой «радиоточки» подолгу засиживались слушатели.