30 июня Ватутин с группой генералов приехал на Северо-Западный фронт и сразу оказался в огненном пекле войны.

Навстречу ему, по шоссе и обочинам, отходили разрозненные подразделения, группы солдат, а вперемежку с обозами и подводами — жители.

У мостов создавались пробки, сквозь которые с трудом пробивалась машина Ватутина.

Люди несли с собой слухи об огромных колоннах вражеских танков, о поражениях наших войск.

Над шоссе низко кружились самолеты со свастикой. Города Псков и Новгород подверглись массированным ударам вражеской авиации. Лес южнее Пскова, где Ватутин нашел штаб фронта, горел.

Обстановка на фронте была действительно грозная. Еще в Москве Ватутин уяснил себе общий план _ действий противника и все ответственное предназначение Северо-Западного фронта, на который он был послан Ставкой.

В ночь отъезда его из Москвы Советское Информбюро подводило итоги восьми дней боев. Уже стало известно, что против — Советской Армии на всех фронтах действуют 170 дивизий врага, уже выявились его крупнейшие группировки танков и авиации, определились главные направления ударов, огромный масштаб и крайнее ожесточение сражений.

1 июля Информбюро подтвердило, что «на двинском направлении противник выдвигал свежие подвижные части».

В последующие дни сводки Информбюро также начинались сообщениями об ожесточенных боях на двинском, затем на островском направлениях, о продолжающемся вводе в бой новых сил противника.

Все еще действовал «план Барбаросса» — гитлеровский план войны против СССР.

Этот план предусматривал «уничтожение СССР в молниеносном походе при помощи решительных ударов и глубоких танковых клиньев». План состоял прежде всего в уничтожении русских войск, расположенных в Западной России, и лишении Советской Армии возможности отойти в глубь страны. На северо-западном направлении «план Барбаросса» предусматривал поражение русских войск в Прибалтике, оттеснение их к морю и полное уничтожение, стремительный прорыв к Ленинграду, захват его, захват Кронштадта и Балтийского флота.

В начале войны Гитлер обещал своим гаулейтерам быть через шесть недель в Ленинграде, а через восемь недель в Москве.

3 июля начальник штаба германской армии Гальдер заявил представителям печати: «Не будет преувеличением, если я скажу, что поход против России выигран в 14 дней».

Северо-Западный фронт должен был вместе с Ленинградским остановить армии противника, стремившиеся отрезать Ленинград от Москвы, не дать противнику обойти Ленинград с востока, северо-востока и этим сорвать важнейшие планы Гитлера.

Противник, имея превосходство в танках и авиации, продвигался с (каждым днем все глубже и глубже; нашими войсками была оставлена Рига, танковые дивизии врага угрожали прорывом на Псков и Новгород.

В этих условиях Ватутин обязан был определить подлинное положение на фронте и причины неудач, найти способы остановить армии противника, доложить свои выводы Ставке Верховного Главнокомандования Советской Армии.

Первый и основной вывод, который сделал Ватутин, быстро ознакомившись с обстановкой, заключался в том, что штаб Северо-Западного фронта теряет управление войсками и что это представляет самую грозную опасность.

История войн знает много примеров, когда войска терпят поражение, но командование, сохраняя управление, выводит их на новые рубежи, перегруппировывает, и войска могут вновь противостоять наступающему врагу. Но, потеряв управление, потеряв связь с войсками, командование обрекает их на поражение. Противник может уничтожить любую часть, в то время как соседняя, боеспособная, не зная об этом, не окажет ей помощи, хотя будет иметь к этому возможность.

Потеря управления — катастрофа для войск и самое тяжелое преступление командующего и его штаба.

Еще в академии у Ватутина сложилось убеждение, что штаб фронта должен спокойно работать в любой обстановке; в точно указанное время должны поступать донесения из штабов армий, в определенное время штаб отдает войскам приказы командующего и точно доносит в Ставку о всех событиях.

Это было верное представление, и ровный ритм управления вскоре установился в штабах, несмотря на тяжелую обстановку на фронтах.

В самые ответственные дни великих сражений под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге и на других направлениях человек, попавший в штаб фронта со стороны, не мог бы сказать, что в это время на фронте происходят решающие события. Ни тени спешки, ни, тем более, нервозности не было в отделах штаба, разве что все более усталыми становились глаза бессменных тружеников войны — штабных командиров.

Но не такое положение было в штабе Северо-западного фронта в первые дни войны.

Связь часто рвалась, а с некоторыми соединениями фронта прекратилась совсем. Донесения от войск приходили большей частью с опозданием или вовсе не поступали.

Где противник, каковы его силы, действия, намерения — оставалось неясным, и потому появление его новых дивизий, их атаки являлись неожиданными и казались еще более опасными, чем это было на самом деле.

В то же время масса самых сложных, часто противоречивых, трудно анализируемых вопросов требовала от Ватутина безотлагательных решений.

Сквозь эти события и потоки противоречивых сведений шел генерал к верным оценкам и выводам, держал экзамен на право управлять войсками в труднейших сражениях начального периода войны.

Это была проверка огнем всех знаний, всего его опыта, ибо в ближайшие же часы после принятия им решения противник мог использовать ошибки штаба, если они допускались, и за них люди, подчиненные Ватутину, должны были поплатиться жизнью, а страна расплачивалась сожженными селами, сданными врагу городами.

Здесь в эти критические дни в полную силу проявилась способность генерала к верным, смелым решениям, его готовность принять за свои решения всю меру ответственности.

Он докладывал Ставке о потере управления войсками, о силе ударов противника, о мерах, необходимых, чтобы укрепить фронт, и в его докладе чувствовалось глубокое убеждение, что врага можно остановить, что его можно бить.

За мрачными картинами отхода наших войск и успехов противника Ватутин смог разглядеть, что положение не так страшно, как это кажется людям, потерявшим главное — веру в свою победу.

Советские войска, испытавшие небывалой силы удар вторжения, несмотря на успехи противника, готовы были к борьбе и на ряде участков успешно сражались.

Сохраняя управление, отходило с боями соединение генерал-майора Собенникова. Части полковника Голубева на второй день войны перешли у Таурогена в контратаку, нанесли поражение дивизии противника и гнали его 18 километров, устилая путь преследования вражескими трупами.

Противотанковая бригада полковника Полянского остановила танки противника южнее Шауляй, и все попытки противника ворваться в город с юга были парализованы советскими артиллеристами.

Поступали отрывочные сведения об успешных боях частей армии генерала Берзарина; войска генерала

Морозова сражались против семи пехотных и одной моторизованной дивизии врага.

Героически действовали танкисты Героя Советского Союза генерала Лелюшенко. Он сам всегда появлялся на опасных направлениях, водил своих танкистов в атаки.

В 1947 году, когда в городе Полтаве состоялся суд над военными преступниками, бывший командир танковой дивизии СС «Мертвая голова» Гельмут Беккер показал на суде: «В первый же час войны мы двинулись из Восточной Пруссии в Прибалтику, рассчитывая безостановочно идти к Ленинграду. Достигнув Двинска, дивизия вынуждена была остановиться. В этот день мы вели тяжелый бой, и поле боя осталось за нами, но мы заплатили очень дорогой ценой за победу. За всю войну во Франции дивизия не имела таких потерь. Я хотел узнать, как русские строят оборону, и со своими офицерами обошел поле боя. Мы увидели высокое искусство инженерных сооружений и особенно маскировки: подходя к самым огневым позициям, трудно было их заметить. В окопах у пулеметов и на огневых позициях батарей лежали стрелки и артиллеристы, не покинувшие солдатского поста и раздавленные нашими танками. Силу огня русской артиллерии мы узнали сразу. К этому прибавились действия танков KB и Т-34, против которых были бессильны немецкие танки T-III и T-IV. Здесь я впервые увидел, что русские закапывают танки в землю, и тогда их можно подбить только с ближней дистанции с большими для себя потерями».