Некоторая часть этих денег осела на многочисленных счетах в швейцарских банках или на счетах офшорных убежищ от налогов, таких как банки на Кипре, где обычно прятали деньги, полученные от криминальной деятельности. Однако большая часть имела законное происхождение: доходы от продажи нефти, природного газа, стали, алюминия, леса, бриллиантов и золота. Возникал резонный вопрос: почему русские не оставили деньги у себя в стране, как это делали американцы, или немцы, и даже поляки? Самый приемлемый и понятный ответ я услышал от одного из наиболее честных и уважаемых промышленников в стране – Кахи Бендукидзе. С его точки зрения все дело было в доверии.
– Скажи мне, – спросил он, когда я брал интервью осенью 1997 года, – когда ты считаешь себя богаче: обладая заводом или фабрикой стоимостью в один миллион долларов, который приносит тебе ежегодный доход в 30 процентов, или же когда твои деньги лежат наличными в сейфе швейцарского банка и вообще не приносят дохода?
– Имея завод, – ответил я сразу, думая, что вопрос риторический.
– Хорошо, – продолжал Бендукидзе, – я задавал этот вопрос моим русским коллегам. Они, заметь, по большей части очень состоятельные люди и прекрасно разбираются в экономике. И почти все ответили, что чувствовали бы себя богаче с деньгами в Швейцарии, даже не получая от этих денег доход. Почему? Да потому, как все они сказали, что правительство может отнять у них завод в любое время, но не может прикоснуться к миллиону, находящемуся за рубежом. Так что ответ на твой вопрос в том, что в стране что-то не так. Народ не доверяет своему правительству, а правительство ничего не делает, чтобы завоевать доверие своего народа. И те и другие сохраняют эту проблему навсегда, что подавляет всякое развитие России на десятилетия, если мы, конечно, не обратим на нее внимание.
Этот разговор сохранился в памяти еще и потому, что по смыслу он был совершенно противоположен истории одного успешного польского бизнесмена, которую он поведал мне несколько лет назад в Варшаве. Она наглядно показывает принципиальные отличия капитализма по-польски и по-русски.
При коммунистах Збигнев Грикан содержал небольшое кафе-мороженое под названием «Зеленая лачуга», или, по-польски, «Зелона бутка». Это название возникло в тяжелые времена после Второй мировой войны, когда отец Грикана смог найти только несколько сырых досок, из которых он соорудил киоск для продажи мороженого, да зеленую краску. Гриканы торговали только одним сортом мороженого – ванильным. Но и это было благом, и скоро около киоска стали выстраиваться длинные и шумные очереди. Сталинистские власти, однако, не позволили отцу и сыну расширить дело, вместо помощи конфисковали всю домашнюю мебель, а старшего Грикана посадили в тюрьму за «нежелательную экономическую деятельность». Так что Грикану-младшему пришлось найти иной выход своим предпринимательским амбициям – он стал спекулировать на черном рынке.
Судя по всему, он преуспел в этом деле, найдя свой путь в сводящем с ума коммунистическом бюрократическом лабиринте, чтобы обеспечивать сахаром клиентов во времена страшных нехваток буквально всего. Однако теперь у него возникла новая большая проблема: что делать с заработанными деньгами? Суть проблемы заключалась в следующем. Если бы он начал слишком много денег тратить на себя и демонстрировать собственное благополучие и богатство, то власти его бы просто арестовали. С другой стороны, если бы он прятал свои заработанные не совсем честным путем злотые, то деньги стали бы постепенно таять из-за растущей инфляции. Грикан случайно нашел решение своей проблемы, когда однажды проходил мимо пыльной антикварной лавки. Среди гребней, старинных воинских и дворянских штандартов и столового серебра, когда-то заложенного оказавшимися в трудном положении аристократами, на витрине вдруг блеснула древняя золотая монета. Золото не утрачивало своей ценности, его легко можно было спрятать от любопытных и жадных глаз государства. Грикан начал осторожно скупать золотые монеты и прятать их в земле.
В 1990-х годах, вскоре после избрания Леха Валенсы и начала реформ по программе шоковой терапии, постепенно расплодилось два миллиона мелких предпринимателей, которые и стали двигателем бурно растущей польской экономики. Грикан выкопал драгоценную коллекцию, продал свои золотые античные монеты в Германии за полтора миллиона долларов, а на полученные деньги купил современные итальянские линии по производству мороженого.
Когда я был у Грикана в 1995 году, его корпорация «Зелона бутка» успешно конкурировала со второй в мире гигантской англо-голландской компанией «Юнилевер» за первое место на рынке мороженого в Польше. Семьдесят пять новеньких грузовых рефрижераторов «Мерседес» стояли на оборудованной стоянке около ультрасовременной фабрики мороженого на окраине Варшавы. Сотни рабочих в хрустящих белых халатах и гигиенических шапочках трудились у больших чанов из нержавеющей стали. А в это время двадцать семь автоматических итальянских линий перемешивали и подавали на фасовку свыше тридцати тонн мороженого в сутки.
– Это все к вопросу о доверии, – пояснил он, обведя широким жестом безупречно чистый и быстро работающий центр его империи мороженого. – Я не доверял коммунистам, а они не доверяли мне. Так что я был вынужден спрятать деньги. Но я поверил Валенсе, что правительство «Солидарности» не отнимет у меня предприятие. Я верил, что они хотят создать такие условия для народа, чтобы он мог процветать на основе честного труда. Посмотрите вокруг, – добавил он, преодолевая шум и клацание дорогостоящего оборудования. – Я приношу много денег нашей экономике – налоги, рабочие места и побочные отрасли производства. Система работает.
Привело нас к Анатолию Чубайсу то, что он был человеком, который создал капитализм в России и был призван его спасти.
Я раньше никогда не встречался с Чубайсом, только видел его на пресс-конференциях, мне было интересно самому узнать, из-за чего в стране вокруг его имени был поднят такой сыр-бор. После небольшого опоздания он наконец появился в отделанном деревянными панелями конференц-зале. Главный российский проситель и «реформатор» благожелательно протянул каждому свою твердую руку и сел в кресло с высокой спинкой. За ним, как наседка вокруг своего любимого птенца-забияки, суетился помощник.
Скоро стало ясно, почему Запад так возлюбил Чубайса. Его манера говорить походила на молодежную, повседневную и доверительную, почти американскую, а английский был превосходен, вплоть до идиом, которые он умело вставлял в разговор. С целеустремленностью и достоинством в манере поведения он мало походил на застегнутых на все пуговицы бюрократов с двойными подбородками, порожденных советской системой. Этот начитанный молодой человек с рыжим чубом на голове и холодными проницательными глазами был просто приятен. В его манере поведения не было и следов конфронтации, присущей некоторым официальным лицам России, за которой они при встречах с представителями Запада стремились скрыть свои комплексы неполноценности. В беседе с Чубайсом вы сразу же ощущали, что разговор шел на равных, даже если он униженно выпрашивал подаяние в миллиарды долларов. Он воплощал собой новое поколение лидеров России, талантливых молодых людей с ноутбуками на коленях, которые, как надеялись, будут мягко и умело выводить страну на орбиту Запада.
Нас собрали, чтобы помочь этому «паше приватизации» протолкнуть через прессу его план по выводу страны из кризиса. Чубайс не стал тратить время на всякого рода любезности и сразу же бесстрастно поставил вопрос о денежной помощи для защиты рубля. Как сказал Чубайс, главными достижениями посткоммунистической России были относительная стабильность рубля и низкая инфляция. Подрыв этих двух столпов рыночных реформ привел бы к тому, что все построенное величественное здание экономики страны могло в одночасье рухнуть, «отбросив Россию назад на годы».
Бегство капитала с российских финансовых рынков вынудило ее расходовать по два миллиарда долларов в неделю только ради того, чтобы поддерживать свой шаткий рубль. Подобная трата твердой валюты приведет к тому, что к августу все ее запасы в стране закончатся. Если к тому времени международная помощь не будет оказана, рубль перейдет в крутое падение, инфляция взметнется вверх с космической скоростью, и среди рядовых граждан России разразится паника. Подобный сценарий – при этих словах его лицо исказилось нервной гримасой – непременно приведет к политическим сдвигам, сметет все завоеванные с таким трудом за семь лет достижения рынка и откроет дорогу всякого рода экстремистам, которые воспользуются крахом финансовой системы страны для достижения собственных неблаговидных целей. Иначе говоря, если рубль упадет, то Россия вернется к старому, неблагоприятному для Запада пути развития.
