– Держите рот на замке, когда вернетесь в Америку! Мы можем найти вас везде! – предостерег голос на другом конце провода.
Никто, кроме службы безопасности Посольства США в Москве, не знал о том, что он был во Франкфурте и уж тем более, в каком отеле остановился. Год спустя журнал «США сегодня» опубликовал всю эту историю. В этой статье, которая заботливо хранилась в папке Умара вместе с вырезками из других газет и журналов, обходительный менеджер гостиницы отрицал, что он вообще что-либо знал об угрозах.
– Умар сейчас вас примет, – обратился ко мне вежливый голос.
Секретарь привела меня в слабо освещенный кабинет, отделанный деревянными панелями и с большим количеством темных ковров. Умар сидел за антикварным письменным столом под портретом Наполеона и спокойно говорил о чем-то по мобильному телефону. Я дал глазам привыкнуть к полумраку и начал осматриваться. На стенах висели разных размеров парадные кинжалы, подобные тем, которые традиционно носили чеченские воины. Они все были украшены золотом и отличались степенью древности. Кинжалы слабо отражали тонкие лучики света, которые прорывались через затянутые шторами окна. Если эти кинжалы предназначались для устрашения, то эту роль они выполняли прекрасно. Я чувствовал себя так, будто попал в главное волчье логово. В дальнем конце комнаты стояли кожаный диван и столик для кофе, очень дорогие и подобранные со вкусом. Рядом с диваном стоял чем-то похожий на надгробный камень черный полированный проигрыватель компакт-дисков фирмы «Банг энд Олафсен».
Мой взгляд упал на лакированный пюпитр, на котором лежала книга. Это был экземпляр романа «Икона» известного писателя Фредерика Форсиса[6] с его автографом. Форсис навестил Умара в процессе сбора интересного материала по убийствам и дракам в новой России для своей очередной коммерческой книги. В этой книге главарь безжалостной чеченской мафии, который любит модную итальянскую одежду и интересуется гостиничным бизнесом, выступает как главный герой и борец за свободу. Имя этого литературного героя, главы чеченской мафии, Умар. Рядом с книгой поблескивали миниатюрная модель красной пожарной машины «феррари» и осколок разорвавшегося артиллерийского снаряда.
– Этот осколок попал в мой дом в Грозном, – сказал Умар, который закончил разговор и увидел, как я рассматривал искореженный кусок стали – сувенир жестокой войны России против отколовшейся от нее Чечни. – Я сохранил его на память, чтобы не забывать о войне, – добавил он, протягивая руку.
Несмотря на то что живущие в Москве чеченцы были поразительно богатыми людьми, они никогда не забывали свою вековую борьбу за независимость и то, что происходило с их родиной в последние годы. Я полагаю, что жестокость, проявленная Россией по отношению к их народу, давала чеченцам некое оправдание их собственной преступной деятельности в Москве. Ходили слухи, что чеченские главари отправляли пятнадцать процентов от своих доходов родственникам в горы на покупку оружия.
Умар был стройным, приятной наружности человеком, одетым в безукоризненный двубортный черный костюм с широкими лацканами, которые в настоящее время были последним криком моды в Милане. На нем был многоцветный волнистый шелковый галстук, который также входил в моду. В спадающих до плеч волосах проблескивала седина, но стильная стрижка была выполнена так, чтобы сохранялось впечатление молодости и бодрости. Его английский был превосходен, так же как и его маленькие наманикюренные пальцы и дорогие, но неброские запонки.
– Зовите меня просто Умар, – сказал он. – Все мои друзья и даже враги называют меня так. – Говоря это прямо и без всякой ложной скромности, он широко улыбался, приоткрывая белые как жемчуг зубы. – Как насчет свежеотжатого апельсинового сока?
Мне довелось встречаться со многими интересными людьми за те семь лет, которые я провел на Диком Востоке. Были среди них и те, кто внушал страх, но ни один из них не походил на Умара. Все в нем очаровывало: уверенность в себе, гипнотизирующие черные глаза, которые таили в себе угрозу даже тогда, когда смотрели на вас успокаивающе.
Нет ничего удивительного в том, что Форсис взял его в качестве прототипа для своего гангстера Умара – в жизни он действительно был точной копией того Умара, который изображен в книге.
Мягко и деликатно я повернул разговор к Татуму. По реакции Умара на затронутую тему было очевидно, что ему много раз прежде приходилось говорить об этом, поэтому он высказывался без всякого волнения, но с трагичными нотками в голосе.
– Ужасно, – он покачал с сожалением головой, – что произошло с Полом. Но во многом я также оказался жертвой, поскольку все показывали на меня пальцем.
Очевидно, он имел в виду и правительство США, которое аннулировало его визу и запретило въезд в Штаты на основании того, что он якобы имел связи с организованной преступностью. (Американское посольство отказалось устно или письменно комментировать свой отказ, а представитель московской милиции сказал мне, что у них нет сведений о криминальной деятельности Умара в России.) При упоминании об унизительном черном списке Умар рассердился. Губы его побледнели, и лицо перекосилось. Он стукнул кулаком по столу.
– Бюрократ, который принял это решение, – прошипел он, – этот мелкий чиновник в своем маленьком кабинете, никогда не осмелится прийти и сесть передо мной! Потому что он знает… – наступила зловещая пауза, – …потому что он знает, – повторил Умар, на этот раз более спокойным тоном, – что он не прав.
После такого всплеска эмоций я перевел разговор на менее раздражающую его тему – о недвижимости. Бизнес Умара с недвижимостью процветал. В дополнение к управлению бизнес-центром при гостинице «Рэдиссон», Лужков одарил его контрактом по управлению своим дорогим детищем – подземным торговым центром «Манеж» вблизи Кремля, а также рядом других коммерческих проектов, в которых было заинтересовано московское правительство. Обо всем этом можно было судить по большим зеленым рекламным щитам компании «Группа Плаза» под управлением Умара, которые прорастали повсюду в городе как грибы.
Все, что относилось к Москве, Умар воспринимал с энтузиазмом и с какой-то особенной страстью. Он принялся оживленно расписывать свое видение столицы, при этом размахивал руками, как бы выметая всякую пьяную нечисть из города. Естественно, он разделял взгляды своего благодетеля, устремленного в будущее мэра Москвы. Лужков, пояснил он приглушенным голосом заговорщика, пытался изыскать финансирование на постройку самого высокого в мире, похожего на иглу небоскреба в сто пятьдесят этажей и создать в городе новый финансовый район «Уолл-Стрит Востока», как красочно окрестил его Умар. Он с шумом развернул карту и показал место, где рядом с иглой Лужкова он хотел бы построить свою, более скромную, пятидесятиэтажную башню. Под свою башню он уже получил землю.
Теперь, когда он немного поостыл, я осмелился высказать собственное мнение об опасном для бизнеса климате в Москве. К моему удивлению, Умар с пониманием кивнул головой.
– Он может быть действительно опасным, – заметил он, – если вы глупы.
Далее он продолжал открыто осуждать как законодательно-юридическую, так и исполнительную системы власти в России, причем его речь звучала, как выступление какого-нибудь западного дипломата. Увы, сказал он, именно поэтому он и другие бизнесмены имеют так много телохранителей, хотя они порой и мешают, встревая в дела или стоя на пути. Шаткая судебная система не оставляет выбора предпринимателям в защите самих себя, пояснил он. При отсутствии законных механизмов для разрешения конфликтов иногда, к сожалению, легче решать споры с помощью пистолета, чем в зале суда. Да так и дешевле. Среди 1800 человек, убитых в Москве в 1997 году, около одной трети составили жертвы наемных убийц, а самих убийц, как правило, не находили.
– А как вы решаете свои споры? – спросил я.
– Вы ведите свои переговоры тихо, без публикаций на всю первую полосу, – ответил Умар, как казалось, с намеком на стратегию Татума, который на первых страницах газет всячески обвинял своих партнеров из России во всех неблаговидных делах, ошибочно надеясь, что гласность защитит его.
