Я неспеша огляделся и обнаружил, что нахожусь в шатре султана пустыни, окруженный колючими кактусами и островками песка, покрытого кое-где змеиными шкурами и сушеными скорпионами. Килимские, бухарские и другие ковры из Средней Азии покрывали терракотовый пол и висели на грубо побеленных стенах. Брезентовые полотнища, свисавшие с толстых шестов шатра, создавали иллюзию нахождения в юрте. Довершали иллюзию щиты с крупными бляшками, филигранной работы кривые турецкие ятаганы и богато украшенные кальяны.

Гретхен и Борис ожидали нас за нашим столом. Гретхен, как всегда, чудесно выглядела: тонкая и стройная, как кинозвезда, с сияющей улыбкой и без каких-либо следов усталости после рождения в свои тридцать восемь лет первенца – мальчика, названного Георгием, чего нельзя было сказать о Борисе, хотя и не обремененном заботами о ребенке.

Роберта поздоровалась с ним по русскому обычаю, трижды поцеловав в щеки.

– Ты ужасно выглядишь, – проворчала она своим прокуренным баритоном. – Не позволяй им ездить на тебе.

Борис действительно выглядел изможденным и похудевшим. Часы «Роллекс» болтались на его запястье, когда мы обменивались рукопожатиями, под глазами появились темные круги. С тех пор как год тому назад он приехал в Москву реформатором с чистым взором, он заметно постарел. Мы все со временем утрачиваем молодость и наивность, но у Бориса это было как-то особенно заметно.

Возможно, он по-прежнему надеялся, что российский сектор электроэнергетики можно реформировать, но, как и большинство кремлевских чиновников, был теперь втянут в интриги и озабочен своим политическим выживанием. Уволив коррумпированных директоров электростанций, Борис нажил себе множество врагов среди оставшихся руководителей, связанных между собой близкими, приятельскими отношениями. Хуже того, в Кремле разразилась война между двумя соперничающими группировками, а Борис оказался точно посредине. Начавшаяся кампания по его дискредитации была в полном разгаре, и бедный Борис был вынужден отбивать обвинения, которые обычно обрушивались на чиновника, который лишился милости руководства.

Его неприятности начались с полета на самолете, весьма дорогого полета из прихоти. Борис воспользовался корпоративным реактивным лайнером ОЭС, однотипным с самолетом президента Ельцина, чтобы слетать в Кентукки и забрать оттуда Гретхен с новорожденным сыном, семейного любимца ротвейлера и грузовик ковров для московской дачи. Этот новый большой «Ил» был оборудован хорошо изготовленными по швейцарскому проекту отдельными кабинетами для вечно прикованных к постели российских лидеров. Однако Федеральное управление авиации США еще не успело сертифицировать этот самолет для посадки в Америке, а Борис очень спешил. И где-то над югом Канады он приказал командиру корабля снизиться до недосягаемой для наземных радаров высоты и на бреющем полете, буквально над верхушками деревьев, тайком пересек воздушное пространство США. Когда самолет без всякого предварительного уведомления приземлился в аэропорту Цинциннати, он сразу был окружен десятком полицейских машин с воющими сиренами. Только вмешательство российского посла, которого вытащили из постели, предотвратило международный скандал, и дело ограничилось лишь извинениями со стороны посла за полет вне расписания.

– Я не знаю, что тогда нашло на Бориса, – горько пожаловалась Гретхен, расценивающая поступок мужа как мальчишеский каприз. За исключением того, что это была не папина машина, которой он воспользовался без разрешения, а точная копия самолета № 1 Российских ВВС.

Враги Бориса по возвращении его в Москву, естественно, пронюхали о полете. Ссылаясь на счет с шестизначной цифрой за истраченное топливо, выставленный ЕЭС, они требовали его голову. Борис принес свои извинения по национальному телевидению и возместил деньги компании. Несмотря на то что его прегрешение было ничто по сравнению с аферами, которые проворачивали его обвинители, Борис все еще пребывал в глубоком расстройстве – премьер-министр Черномырдин только что позвонил ему и заявил о своей неизменной поддержке. На византийском языке кремлевских обитателей это был верный знак того, что дни Бориса как главы гигантского предприятия сочтены.

Вскоре появилась наша официантка, удивительно похожая на Шехерезаду, неся поднос с напитками. Пока она разливала водку по стопкам, Борис объяснил происхождение странного названия этого ресторана. «Белое солнце пустыни» – это знаменитый советский спагетти-вестерн, в котором большевистские ковбои воюют в Средней Азии, спасают семь прекрасных жен мстительного местного князька и распространяют доброе евангелие социализма в продуваемых всеми ветрами степях.

– А вот и герой фильма, – Борис указал на стоящую на другой стороне зала восковую фигуру русского ковбоя, выполненную в натуральную величину, который был поразительно похож на Клинта Иствуда. Он стоял рядом с пустым столом, который всегда держали в резерве для олигарха Михаила Ходорковского, одного из богатейших корпоративных рейдеров, чьи компании были предметом бесчисленных судебных процессов, возбуждаемых западными инвесторами.

Наши коллеги начали понемногу собираться за столом: шеф бюро журнала «Экономист» с несколькими сотрудниками, кое-кто из руководства Всемирного банка и МФК и прилизанный адвокат с Уолл-стрит, который прибыл в Москву для предъявления иска принадлежащей Ходорковскому нефтяной компании «Юкос» по поручению обиженных американских владельцев акций. Акционеры обвиняли «Юкос» в грабеже активов компании по сахалинскому сценарию. Деньги были нашим общим знаменателем. Некоторые из нас нажили целое состояние. Борис был уверен, что не так уж много людей, кто деньги украл. Другие консультировали Россию, как правильно управлять деньгами. Мы же, репортеры от бизнеса, в подробностях описывали их (денег) приливы и отливы.

Только мой приятель Аскольд, новичок в Москве, к коммерции не имел никакого отношения. И как всегда опаздывал. К тому времени, когда он наконец появился, официантка услужливо принесла на закуску узбекские пельмени с барашком и еще водку фирмы «Кристалл» – «Столичную Премиум Бренд», которая была слишком хороша, чтобы ее экспортировать.

– Вы видели этих гуннов снаружи? – спросил он, пододвигая стул. – Это место выглядит, как паршивый день в Боснии.

– Некоторые из них могли быть твоими старыми приятелями по Афганистану, – вставил я.

Лучшими русскими телохранителями, самыми модными аксессуарами новых богатых, были ветераны войны в Афганистане. Аскольд в свое время посылал отчеты о вторжении советских войск в Афганистан в лондонскую «Таймс» и другие газеты, в результате чего Советская Армия даже назначила награду за его голову. Однажды, будучи после развала СССР на Украине, Аскольд о чем-то болтал с водителем такси. Вдруг тот резко затормозил.

– Повторите ваше имя, – потребовал он. Когда Аскольд его ему назвал, водитель разразился громким смехом: – Я был в том подразделении, которое послали вас уничтожить! Мы потратили месяцы на слежку за вами!

После этого Аскольд с водителем зашли в ближайший бар и предались воспоминаниям, позднее вместе появились в немецкой телевизионной программе, аналогичной американской «60 минут».

Большой и дородный, с короткой стрижкой седеющих на висках рыжеватых волос, сорокаоднолетний Аскольд Крушельницкий был старшим по возрасту в нашей компании. Несмотря на полученное в одной из привилегированных лондонских школ воспитание, он принадлежал к категории людей, которые на работе всегда носят пуленепробиваемый жилет. Помимо игр в прятки с расстрельной командой в Афганистане он описывал скрываемые от общества кровавые разборки в Африке, бомбежки в Чечне, а совсем уж недавно писал о конфликте в Югославии, где однажды точное попадание гранаты вынудило его отказаться от того, что осталось от взятого в аренду автомобиля. Персонал бюро проката в Вене был не слишком обрадован, когда узнал, что Аскольд тайком перегнал их автомобиль в Сараево. Он сказал, что они могут забрать свой автомобиль с аллеи Снайпера. Теперь это дело находится в руках опытных адвокатов газеты.