Севастополь находился под специальной юрисдикцией Министерства обороны России, так как Москва потребовала от Украины предоставить гавань для кораблей своего ВМФ. Киев же имел на этот счет иную точку зрения. Крымская военно-морская база России располагалась на территории суверенной Украины, а это означало, что Киев обладал мандатом на владение всеми городскими сооружениями и оборудованием этой базы. По крайней мере, так считали сами украинцы. К лету 1993 года по правовому статусу этой базы между Москвой и Киевом возник обмен раздраженными дипломатическими посланиями. В резолюциях российского парламента утверждалось, что Севастополь – исконно русский город. На военных кораблях стали возникать мятежи экипажей, оспаривающих свою принадлежность к тому или иному государству, и множество пустопорожних споров о возможности решения проблемы привычными методами. Всего за месяц до нашего прибытия ООН выступила в качестве посредника в этом споре и начала постепенно принимать сторону Киева, предлагая прийти к соглашению о разделе флота. По сути, это был один из наиболее острых территориальных споров, возникших после распада СССР, который, собственно, и привел нас в легендарный город-порт Севастополь.

Севастополь не в первый раз был свидетелем конфликтов. В период Второй мировой войны здесь произошла одна из самых кровавых битв между вермахтом и Красной Армией. Во время Крымской войны 1853–1856 годов Флоренс Найтингейл заботилась о раненых англичанах в этом порту. Тогда же во время неудачной высадки британцев в Севастополе лорд Альфред Теннисон обессмертил этот город в своей волнующей балладе «Атака легковооруженной бригады».

Занавески в нашем минивэне были плотно задернуты, но мне все же иногда удавалось мельком взглянуть на город. Моряки были повсюду. В Севастополе с населением в сто тысяч жителей размещалось семьдесят тысяч военнослужащих. Матросы были одеты в синюю форму, с развевающимися отложными воротниками с белыми полосками на краях. Офицеры – в черные брюки и форменные рубашки кремового цвета с небольшими, отделанными золотой тесьмой погонами на плечах. Красивые фуражки с козырьком защищали их глаза от лучей горячего летнего солнца. А мы, между тем, потели в нашем автобусике. Я завидовал экипажам, отпущенным в увольнение на берег. Они бездельничали в тени деревьев, поедая ванильное мороженое из стаканчиков и потягивая пиво из больших коричневых бутылок.

Мы ехали мимо бесчисленного количества военных памятников и пропагандистских лозунгов, написанных крупными красными буквами. Через каждые несколько кварталов на окнах жилых домов я видел самодельные плакаты, на которых было написано: «Крым – это Россия!»

Нам дали номер телефона для связи, если удастся проникнуть в Севастополь незамеченными, и Джеймс вызвался позвонить нашему помощнику, лейтенанту украинского ВМФ. Мустафа подъехал поближе к телефонной будке, а Джеймс, воровато оглядевшись вокруг, как карманник, быстро выскочил из машины. Через несколько секунд он вернулся.

– Телефон не работает, нет гудка, – сказал он.

Мы поехали к другой будке.

– Трубка оторвана, – сообщил на этот раз Джеймс.

В следующей будке отсутствовал диск. По мере того как мы потели в машине, наше раздражение все нарастало. Прошел целый час, пока наконец Джеймс не нашел работающий телефон-автомат и мы не договорились о месте встречи.

Лейтенант Николай Савченко просунул голову в окно микроавтобуса в три часа дня. Это был ширококостный голубоглазый блондин, который вполне бы подошел для изображения настоящего славянина в каком-нибудь пропагандистском фильме сталинских времен. Он пояснил, что является этническим украинцем и поэтому рискует головой, если иностранные журналисты расскажут всему миру о несправедливости русских к Украине. Полученные от нас триста долларов за свой неофициальный тур он положил в карман. Эта сумма, примерно равная его годовой зарплате, очевидно, не вписывалась в его патриотические убеждения.

Савченко сел в машину и скомандовал Мустафе ехать в порт. Во время поездки он вкратце изложил Джейн проблему флота.

– Корабли ржавеют, пока политики пререкаются из-за пустяков, – сказал он, взяв сигарету из пачки, лежащей на приборной панели. – Ни одна из сторон не хочет платить за поддержание кораблей в должном порядке, поскольку не знает, какой корабль кому достанется. Доки тоже разрушаются. В городе лопаются канализационные трубы из-за отсутствия своевременного ремонта, у нас уже были вспышки холеры. Флот приходит в упадок физически и морально. Если такое будет продолжаться еще несколько лет, то корабли будут пригодны только для сдачи в металлолом. Это смерть для флота.

Савченко доказывал, что Россия не имеет правовых оснований претендовать на базу, но допускал, что Москва глубоко привязана к этому месту.

– Для России Севастополь все равно, что Перл Харбор для вас, американцев. За исключением того, что для нас он символ победы, а не поражения, – с легкой усмешкой добавил он по поводу крупнейшей военной неудачи Америки. Для явного украинского националиста лейтенант порой раздваивался в своем понимании, какой стране он служит.

Миновав двух вооруженных часовых, которым Савченко красиво отдал честь, мы въехали на территорию военно-морской базы.

– Если кто-нибудь спросит, – инструктировал он, – скажете, что вы журналисты из Москвы.

– Не думаю, что кто-нибудь купится на это, – заметил я. – Мы на них не похожи, да и говорим не так.

– Тогда скажете, что вы польские репортеры, – предложил Савченко, объясняя это тем, что поскольку Польша – братская для Украины страна, то посланцы Варшавы не вызовут много вопросов. – Все будет хорошо, если вы только не будете изображать американцев. Они не очень-то популярны в Севастополе, советский менталитет, знаете ли, – пояснил он.

На пирсе кипела работа. Матросы и команда рабочих в грязных комбинезонах разгружали большие грузовики и волокли ящики с инструментами на буксиры, обеспечивающие снабжение кораблей. Электрические кабели толщиной с пожарный шланг лежали по всей длине дока. На дальнем конце пирса несколько стариков ловили удочками рыбу, хотя было непонятно, что они собирались поймать в такой мутной воде. Корабли Черноморского флота стояли на якорях вдоль волноломов трех глубоких каналов, расходящихся в разные стороны от входа в бухту. В покрытой пленкой дизельного топлива воде стояли фрегаты, эскадренные миноносцы, ракетные крейсера, разведывательные корабли, госпитальные суда и подводные лодки. Боевые корабли в апатичном безмолвии держались на плаву, как бы сердясь на людей за пренебрежение к ним. У них были ржавые рули, а на закопченных корпусах, сидевших значительно выше ватерлинии, стали видны прилипшие к обшивке скопления ракушек и морских водорослей. Длинные стволы орудийных башен склонились к замасленным палубам. Шесть кораблей, выкрашенных серой краской, были пришвартованы друг к другу и соединены между собой деревянными трапами. Черные тарелки радаров, как грибы, облепили их корабельные мостики, ощетинившиеся торчащими в разные стороны антеннами.

За небольшую плату Савченко договорился, чтобы нас на этом пирсе встретил катер. Два матроса на борту катера не имели каких-либо четких представлений о США, но они сразу же спросили, нет ли у нас американских сигарет. Я внес свой вклад в дело мира между народами и дал каждому из них по пачке «Мальборо», поскольку заранее запасся блоком этих сигарет как раз для таких случаев. В течение часа, пока мы обходили на катере вокруг сооружения, матросы жадно курили.

Я с интересом наблюдал, как вода обтекала тупой носовой бульб большого вспомогательного судна, выходящего из гавани в открытое море. Кильватерная струя от этого судна стала разворачивать наш небольшой катер, не давая возможности Джеймсу удерживать камеру в нужном положении. Бело-синий флаг ВМФ трепетал на корме грузового судна, и Савченко пояснил, что именно этот флаг стал причиной «войны» между Киевом и Москвой.

– Это царский Андреевский флаг! – прокричал он сквозь шум от проходящего мимо судна. – Святой Андрей был покровителем флота Петра Великого. Корабли, на которых вы увидите этот флаг, объявили о своей верности России.