– Ручка была моя!
Это правда. Но правда и то, что Ландау обговаривал с ним каждый параграф, и, когда Лифшиц приносил написанное, Дау правил страницу, и соавтору приходилось перепечатывать ее снова. Работа адская, крик стоял на весь дом, на лестнице Евгений Михайлович заявлял, что больше ничего перепечатывать не будет, но через некоторое время приходил с исправленным вариантом. Ландау добивался стилистического совершенства своих работ.
Он задумал этот курс еще в Ленинграде и соавтором выбрал Матвея Бронштейна, но тот погиб в застенках НКВД. Второму соавтору тоже не повезло: это был Леонид Пятигорский, которого НКВД, на этот раз московское, представило Льву Давидовичу как автора доноса.
«Курс теоретической физики» Ландау и Лифшица состоит из десяти томов (в скобках указан год первого издания).
I. «Механика» (1958).
II. «Теория поля» (1941).
III. «Квантовая механика (Релятивистская теория)» (1948).
IV. «Квантовая электродинамика» (1968).
V. «Статистическая физика». Ч. 1 (1938 – «Классическая статистика»; 1951 – «Классическая и квантовая статистика»).
VI. «Гидродинамика» (1944); «Механика сплошных сред» (1953).
VII. «Теория упругости» (1953 – в «Механике сплошных сред»).
VIII. «Электродинамика сплошных сред» (1958).
IX. «Статистическая физика». Ч. 2: «Теория конденсированного состояния» (1978).
X. «Физическая кинетика» (1979).
Справедливости ради надо напомнить, что авторами издания «Механики» 1940 года являются Л.Д. Ландау и Л.М. Пятигорский.
«Курс теоретической физики» полностью переведен на английский, немецкий, французский, итальянский, японский и венгерский языки. Это настольная книга каждого физика-теоретика. Лев Давидович не успел написать последних томов, они написаны его учеником Львом Петровичем Питаевским и Евгением Михайловичем Лифшицем. По иронии судьбы Дау не суждено было написать «Физическую кинетику» – это была его любимейшая область теоретической физики. Но его ученики оказались достойными продолжателями начатого учителем дела. И курс в целом стал и учебником и энциклопедией.
Несправедливо недооценивать Евгения Михайловича Лифшица как соавтора этих работ. Ландау был гений и, разумеется, затмевал Лифшица. Но работали они поровну. И все 5300 страниц курса написаны рукою Лифшица.
Глава девятая. На нашей природной почве
Говорят, мы мелко пашем,
Оступаясь и скользя.
На природной почве нашей
Глубже и пахать нельзя.
Мы ведь пашем на погосте,
Разрыхляем верхний слой,
Мы задеть боимся кости,
Чуть прикрытые землей.
Варлам Шаламов
Те или иные фразы Ландау поразительно быстро становились крылатыми, переходили из уст в уста. На первый взгляд могло показаться, что это балагур, беззаботный человек, но это не так. У Ландау была четкая гражданская позиция, и, если он замечал то, что его возмущало, он открыто об этом заявлял, причем в весьма нелицеприятной форме. А поскольку он обладал резким, язвительным стилем, все это облекалось в такую форму, что каждый, кто слышал ландауские высказывания, передавал их друзьям и знакомым; и пошло-поехало.
Это касалось буквально всего, от оценки важнейших политических событий до повседневных. Вспомним очень модные в те времена коллективные письма. Льву Давидовичу предлагают поставить подпись под таким сочинением. Он вежливо отвечает, что никогда чужих писем не подписывает.
Он не был хулителем, отрицателем, ругателем. Дау любил и великолепно знал русскую историю и литературу, он был патриотом в истинном значении этого слова.
Не знаю, почему речи Дау были столь убедительны – быть может, потому, что он не бросал слов на ветер. И потом у него имелось еще одно качество, благодаря которому все, что он советовал другим, имело особую ценность: Дау глубоко интересовался судьбой каждого человека, с которым его сталкивала жизнь.
В быту он был простым, приветливым и доброжелательным. Если на улице к нему обращались с вопросом, как найти какую-нибудь улицу или дом, как проехать, словом, с обычным вопросом, он останавливался и подробно объяснял.
Много лет спустя я поняла, что моя детская дружба с Дау объяснялась его необыкновенной добротой: он знал, как тяжело я переживала потерю отца, как ревновала маму к отчиму, и старался отвлечь меня от грустных мыслей.
Обычно я приезжала к Ландау как раз в то время, когда Лев Давидович обедал. Обстановка праздничная, хотя обедал Дау на кухне. Он был окружен таким вниманием и заботой, что было ясно, какое большое значение придает жена тому, что ее взрослый ребенок водворен на свое место и ест.
А Дау, который в это время излучает доброжелательство и уют, ведет застольную беседу.
Вдруг Кора спрашивает:
– Вкусная была рыба?
– Какая рыба?
– Которую ты только что съел.
– Коруша, ты же знаешь, что я никогда не помню таких вещей. Разумеется, она была вкусная, потому что невкусную я бы не стал. Это я точно знаю.
Моя мама относилась к Льву Давидовичу, как Кора: его авторитет был непререкаем.
Доходило до анекдотов. Однажды на даче, думая о чем-то своем, Дау произнес:
– Комар.
Мама была рядом с Дау. Некоторое время спустя она пришла ко мне и сказала:
– Я всю жизнь говорила: комар, а Дау говорит: комар. Из соседней комнаты раздался веселый возглас Дау:
– Верочка, это физик такой есть – Антон Пантелеймонович Комар.
Однажды Кора сказала:
– Дау, у тебя столько холостых учеников, а племянница ходит не замужем.
– Я могу ее познакомить с молодым человеком из ФИАНа. Минувшим летом мы с ним отдыхали в Мисхоре, обменялись адресами. Вот я и приглашу его в гости.
Он тут же написал открытку, и недели через две знакомство состоялось. Виктор не мог не понравиться: он и внешне был хорош, и к тому же был скромен и застенчив, через полтора месяца он сделал мне предложение, мы с ним подали заявление в ЗАГС.
Помню, я сидела у тетки на кухне и, обливаясь слезами, рассказывала ей об этом. Вдруг вошел Дау. Узнав, в чем дело, он воскликнул:
– Что творится! Боже мой, Боже мой, что творится! Девушки плачут, что надо идти замуж!
Прошло полгода, на той же кухне Дау как-то спросил у меня:
– Ну, как тебе нравится быть замужней дамой?
При этом он странно улыбался, эта улыбка смутила меня, и я не знала, что ответить.
– Я спрошу иначе. Что тебе больше нравится: твой муж или любимые конфеты «Мишки»?
– «Мишки», – сдуру брякнула я.
Что тут началось! Дау вскочил и, размахивая руками, сказал:
– Какой ужас! За кого я ее выдал замуж! Впрочем, я давно догадался, что красивые мужчины – плохие любовники. Они полагают, что женщина будет удовлетворена, созерцая их красоту.
Кора ехидно заметила, что Дау проявляет слишком большой интерес к семейной жизни племянницы.
– Но меня это волнует, – пояснил Дау.
– Успокойся. Она еще не вошла во вкус.
К сожалению, моя семейная жизнь не заладилась. Вероятно, от того, что мы с Виктором жили в разных городах: я у мамы, он в Алупке, ибо был начальником Крымской экспедиции ФИАНа. Ну, какая же это семья! Для меня главным было мое дитя. Я бросила институт: просто перестала туда ходить, даже отпуск не оформила. В нашей семье ребенок всегда был центром мироздания, какая уж там учеба, иногородний муж, подруги. О муже я и думать забыла.
В трудную минуту я всегда шла к Дау. Во-первых, он слушал, как никто. Во-вторых, я ему верила.
– Я хочу развестись с Виктором, – начала я.
– Почему? В чем причина? – спросил Дау.
– Причина в том, что она дура, – не выдержала Кора. – Умные женщины мужей-профессоров не бросают.
– Коруша, не мешай. Так в чем причина?
– Причины никакой нет. Просто я его разлюбила.