Стужа понимала, что означает этот взгляд Кимона, она сама распалила его своим бесстыдством. Неважно, что вода доходила ей до плеч. Он знал, что она обнажена, видел ее одежду на берегу. Девушка почувствовала, как пылают ее щеки. Мышцы были напряжены, готовы к борьбе или бегству.

Но черт побери, она желала Кимона! Несмотря на все свое смущение и замешательство, ей хотелось прикоснуться к нему.

Его небесно-голубые глаза смягчились, когда он обнял ее. Все усилия унять дрожь ни к чему не привели. Он прижал ее к себе, и она почувствовала тепло его сильного тела. Стужа склонила голову ему на грудь.

— Я боюсь, — произнесла она, словно разговаривая сама с собой.

Это была правда. Она считала, что победила страх, ему на смену постепенно пришел своего рода фатализм. Ничего страшнее смерти с ней случиться не может, в конце концов, уверила она себя.

Но это было другое, и она боялась этого.

Так уж сложилось в ее жизни. Она вошла в образ холодной, невозмутимой валькирии, отчужденной от всех и вся. Окружающие полагали, что она на самом деле такая, какой кажется, о ней слагали песни. Ее звали Стужа. Но затем некоторые люди проникали сквозь эти стены в ее сердце, разрушали защиту, создававшуюся годами. Аки, Трас Суртиан, Уна — все они были ей небезразличны, как бы она ни закрывалась от них. А теперь еще и Кимон. Он целовал ее волосы, она ощутила, как его грудь прижалась к ее груди.

Внезапно в каком-то уголке ее мозга вспыхнул гнев. Стужа открывалась этим людям, и все они чего-то требовали от нее! Аки нужно было спасать; Трас Суртиан навязал ей договор, который может стоить ей жизни. Даже Уну пришлось выручать. Об этом никогда не говорилось вслух, но узы, которые связывали Стужу с этими людьми, не давали ей поступать иначе. И теперь, если она позволит себе привязаться к этому юноше, чего потребует от нее он?

Стужа застонала от желания. Это не имеет значения, чего бы он ни потребовал, все равно. Губы Кимона нашли ее рот. Она ответила на поцелуй, неумело, боязливо. Стужа приказывала себе остановиться, но знала, что это не в ее силах.

Кимон поднял девушку на руки и понес на берег, бережно положил на ворох одежды, затем поднялся, чтобы стянуть с себя оставшуюся одежду. Стуже уже приходилось видеть обнаженных мужчин, избежать этого на поле битвы было невозможно. Но она не помнила никого, кто был бы столь же хорош, как казался в это мгновение Кимон, освещенный лучами солнца, пробивавшимися сквозь листву, когда его мужественная красота подчеркивалась игрой света и тени. Он нагнулся, заключил ее в объятия, покрывая поцелуями, пока она не задрожала от желания. Ее руки сжали его ягодицы. Но, почувствовав прикосновение его члена, она замерла. Вновь в ней поднялся страх, и Стужа еще раз спросила себя: если она разделит с Кимоном ложе, чем обернется это для нее? Но она прогнала эту мысль. Ее страхи — порождение ночных кошмаров. Она закрыла глаза и изогнулась, принимая его в себя.

Кимон пошел к ручью, чтобы омыться. Странная теплота разливалась по телу, но его брови были нахмурены. Он отвернулся от женщины, которая сидела на берегу, наблюдая за ним.

Он думал о кошельке, набитом золотыми роларофскими монетами, лежавшем в его седельной сумке. Плата, напомнил он себе. Кимон был наемным убийцей, а женщина — его жертвой. Он упустил ее однажды в Марашаи, и затем она исчезла. Однако интуиция подсказала Кимону следовать за начальником дворцовой стражи после убийства Тогрина Синтелла.

У него была не одна возможность завершить свое дело. Но в Стуже было нечто такое, что восхищало, нет, волновало его. Он никогда раньше не встречал женщину, владевшую мечом, она вступила с ним в схватку в темной комнате. Он не знал, что побудило его прийти ей на помощь в Шадаме и затем завоевать ее доверие. Все так просто — вначале подружиться с ней, а затем прикончить ее, когда она ни о чем не будет подозревать, рассудил он тогда.

Но он обманывал себя. То, что казалось хитроумным планом, переросло в нечто другое. Да, он завоевал ее доверие. И ее дружбу, и даже больше.

Он плеснул воду себе на грудь, рассеяно глядя по сторонам и не замечая ничего, кроме бликов, игравших на поверхности реки.

Раньше он покупал шлюх, но никто не любил его так страстно. Он мог бы убить ее во время любовных игр и отработать плату роларофца, но он сгорал от желания, не думая ни о чем. Даже теперь он ощущал возбуждение.

Доверие, дружба, любовь.

Разве кто-нибудь предлагал ему так много? Он покачал головой.

Кто ему лорд Рольф? Он просто нанял его и ничего больше. Трус, который платит, чтобы другие делали за него грязную работу. А что, если раз в жизни он откажется?

Кимон взглянул на девушку, сидевшую на берегу, стал наблюдать за тем, как она одевается и улыбается ему. Может ли вся вода этого ручья отмыть его руки?

Боги, она заставляла его кровь кипеть!

Когда они подходили к тому месту, где Трас Суртиан должен был их поджидать, Стужа ощутила в воздухе приятный запах. У нее потекли слюнки, и она ускорила шаг. Кимон тоже не отставал. Никто ни словом не обмолвился о том, что произошло.

Трас Суртиан сидел под деревом. Костер у его ног весело потрескивал, когда он подбрасывал туда хворост. Коркирец просто сиял от удовольствия. Половина кролика примирила его с жизнью.

— Угощайтесь, сказал он, указывая на кусочки мяса, нанизанные на прут. — Немного пережарилось, но вы, видно, не очень-то торопились.

Стужа с Кимоном переглянулись. Оба посмотрели на лук и стрелы, которые были у них в руках, потом перевели взгляд на ловушку Траса. Они пришли с пустыми руками.

— Идите сюда, охотнички, — усмехнулся старый солдат. — Я ждал, пока мой желудок не пригрозил выбраться наружу и отправиться охотиться в одиночку, и тогда я взял веревку и сделал петлю. — Он кивнул Кимону, направлявшемуся к своей седельной сумке. — Я позаимствовал немного твоих сушеных фруктов для приманки. — Затем махнул рукой. — Налетайте, это самый жирный кролик, какого я только видел.

Стужа подошла к костру. Внезапно Кимон замахнулся и забросил что-то далеко в лес. Послышался шум листьев, что — сверкнуло на солнце.

— Что это было?

Кимон пожал плечами и направился к кролику, привязывая к поясу опустевший кошелек.

— Ничего, — ответил он. — Мне это больше не нужно.

Солнце клонилось к закату. Стужа бросила в дымящиеся угли последнюю горсть земли. Они потеряли слишком много времени у реки, и она корила себя за это. Значит, им придется скакать до поздней ночи. Но было ли это на самом деле потерей времени? Стужа ощущала такую внутреннюю гармонию, какой не знала прежде. Она медленно поднялась.

Кимон снял тетиву с самодельного лука, несколько раз свернул ее и надел Стуже на шею, спрятав под туникой.

— Никогда не знаешь, в какой момент она понадобится снова, — сказал он. Но его руки, лежавшие на плечах девушки, сказали гораздо больше. Кимон и Стужа ласкали друг друга глазами.

— Никогда не знаешь, в какой момент она понадобится, — эхом повторила Стужа слова юноши.

Он лишь улыбнулся в ответ. Она обвила руками его шею. Как приятно было вновь ощутить его тепло! Все стены рухнули в одночасье. Какова бы ни была цена, она готова заплатить. Как она жила в одиночестве так долго, закрываясь от всех радостей и страстей, которыми живут другие? Кимон погладил ее по Щеке. Стужа прижалась к его ладони губами.

И тут она заметила Траса Суртиана. Он стоял, наблюдая за ними поверх седла, собираясь вскочить на лошадь. Девушка торопливо отступила от Кимона. «Не смотри на меня так, — Молча умоляла она капитана. — Я не сделала ничего дурного, меня не за что винить». Но она прочла в глазах старого друга сомнение, внезапно вспыхнувшую подозрительность и гнев. Кимон тоже увидел их на лице Траса, но открыто попытался снова дотронуться до Стужи.