— Отдаться ему добровольно.

Старик не сводил глаз с Калинды, не замечая зияющей тьмы.

— Я готов, — сказал он, — я иду.

— Этого достаточно, — отозвался Орхос.

Волшебник поник в руках Траса Суртиана. Коркирец не издал ни звука и лишь осторожно положил тело Онократоса на землю, глядя в открытые глаза друга, которые даже после смерти, казалось, не отрываясь смотрели на Калинду. Плечи Траса Суртиана опустились. Он стоял молча, не в силах дать свободу своим чувствам. Наконец капитан поднял глаза.

— Он умер, — произнес коркирец.

— Гат, Калинда и Орхос тоже исчезли, — сказала Стужа.

Они вместе подняли Онократоса и положили рядом с телом его дочери. Стужа дотронулась до щеки девочки. Теперь уже не заклинание успокоило ее, а сама смерть.

— А что с Аки? — спросила Стужа Траса Суртиана, склонившегося над маленькой королевой.

— Она дышит, — ответил он, но радость словно покинула его.

Стужа тоже нагнулась к девочке и провела рукой по ее щеке. Кожа была теплой. Аки открыла глаза и снова закрыла. Легкая улыбка озарила ее лицо.

— Пусть она еще поспит, — сказала Стужа. — Может, мы сумеем вынести ее отсюда, прежде чем она увидит все эти ужасы.

Трас Суртиан устало опустился на землю и прикрыл глаза рукой. Раны и переломы давали о себе знать. Стужа села рядом с ним. Ей хотелось положить голову ему на плечо, хотелось, чтобы он обнял ее. Но она знала, что это причинит Трасу боль. Ей нужно было подняться и найти что-нибудь, чтобы зафиксировать и перебинтовать его сломанную руку.

— Я так устала от сражений, — тихо призналась Стужа. — Меня вполне устроит маленькая ферма, хотя бы как у Уны. Или гостиница, где я могла бы танцевать и пить с гостями. Путники грелись бы у моего очага и пели песни по вечерам. А ты заходил бы проведать меня иногда. — Она положила руку Трасу на колено. — Наверное, это и есть настоящая жизнь.

Он не ответил. Стужа решила, что старик уснул.

Она посмотрела на звезды, на край кратера и тела Онократоса, Калинды и Кимона. Где-то на дороге валялось тело Гела.

— Спасибо, Ашур, — сказала она единорогу, стоявшему неподалеку. Она погладила его шею, почесала нос. — Спасибо, что убил его.

Взгляд девушки упал на тело Кимона. Вихрь воспоминаний пронесся перед ней. Тот день в лесу, теплое дыхание юноши на ее лице. Сердце вновь пронзила острая боль. Если бы только она могла плакать! Но она слишком устала.

Я знаю, у тебя не осталось слез…

Она вздрогнула, когда эти слова прозвучали у нее в голове.

— Орхос! — Стужа оглянулась, но владыки человеческих душ нигде не было видно.

…иначе ты пробудила бы его от этого сна, как делала прежде.

Стужа подползла к Кимону на четвереньках и склонилась над ним. Ее слезы однажды уже спасли юношу от заклятия Онократоса. Когда это было? Сколько дней или недель назад? Подействует ли это сейчас? Если бы только она могла плакать! Она должна заплакать!

Не надо, дочь моя. Прими мой дар. В отличие от бога хаоса, я не столь жаден до душ. У меня их великое множество, когда-нибудь я вернусь и заберу душу Кимона. Но есть еще одно дело…

Жуткий крик с другого конца арены заставил девушку вскочить на ноги.

— Нет! — взмолилась она. — Я видела, что он уничтожен! — Стужа сжимала пустые ножны, висевшие у нее на боку. — Я больше не могу бороться с ним. Я слишком устала.

Он не был уничтожен, — сказал ей Орхос. — Его невозможно уничтожить. То была лишь иллюзия Оийи и моя сила, которая контролировала его, когда ты отшвырнула кинжал.

Крик стал выше и настойчивее.

— Он требует крови! — сказала она.

Образ властителя ада возник перед ней. В руке Орхос сжимал Жало Демона. Он с любопытством смотрел, как свет отражается в его тонком лезвии. Кинжал вновь издал вопль.

Замолчи, — услышала Стужа слова бога. И кинжал повиновался. — Теперь вложи его в ножны.

Девушка колебалась, боясь взять в руки проклятое оружие.

— Я не прикоснусь к нему. И так я слишком долго посылала к тебе души, пожиратель мертвецов. Я не стану больше убивать.

Вложи его в ножны, дочь моя. Потом можешь закопать его или бросить в колодец. Но пока ты ходишь по земле, Жало Демона будет принадлежать тебе.

Стужа нагнулась, подобрала кинжал и вложила в ножны. Затем сняла свой ремень, на котором висели меч и кинжал, и протянула его богу мертвых.

— Возьми это, — попросила она. — У меня больше нет сил носить оружие. Я слишком измучена.

Но Орхос исчез.

— Самидар!

Девушка обернулась, услышав свое имя. Кимон пошевелился и сел. Его глаза медленно открылись, они были такими прекрасными и счастливыми, что заставили Стужу забыть о Жале Демона.

По ее лицу потекли обильные слезы, это были слезы счастья.

Голос в ее голове сказал:

Прощай дочь моя, до встречи навеки.