— Ишь, понимает всё. Вумный, шибко, попался. — Прошепелявила бабка.

Я улыбнулся и потрепал жеребёнка по коротенькой гривке.

— Чёрный и лохматый, прямо как ты. — Сказала старуха и подозрительно добавила. — Нормальному жеребёнку не должно таким быть.

Эти слова прозвучали для меня как похвала, ведь я и сам был таким, каким обычному человеку быть не следовало, и, гордо выпятив грудь, я, совсем не подумавши, схватил со стола жареный кусок мяса и сунул жеребёнку по самый нос.

Тот благодарно фыркнул и, разинув рот, не задумываясь, смахнул содержимое с моей протянутой ладони.

— Ты шо делаешь, дурачьё? Лошади ведь мяса не едят. Убьёшь! — Испуганно вскрикнула моя старуха, всплеснув руками.

И мы вместе с ней испуганно воззрились на жеребенка, довольно хрустевшего кусочком жареного мяса. Вот он его уже полностью проглотил, перед тем тщательно прожевав, и стал просяще тыкаться в мою раскрытую ладонь, требуя новой порции.

Мы с бабкой всё наблюдали за ним и наблюдали, но ничего не происходило, как плохого, так и хорошего.

Тогда Травка неодобрительно покачала седой головой.

— Вот я и говорю, неправильный какой-то жеребёнок. — Упрямо проворчала она.

Я широко улыбнулся. Я ведь тоже с рождения был неправильным, или точнее будет сказать не совсем правильным, значит, нашему полку прибыло.

Я уселся за стол и насытился досыта, скормив за время обеда чёрному жеребёнку ещё несколько кусочков мяса, только так, чтобы Травка того не видела. Зачем старушке лишнее беспокойство? Но, думаю, она и так обо всём догадывалась.

Жеребёнок мне, к слову сказать, попался мало, что не обычный. Он был совершенным, таинственным, невообразимым! Хотя я и сам, пожалуй, принадлежал не совсем к обычным существам, но со своей ролью и ролью мне подобных в круге жизни я как-то свыкся. А вот лошадиного отпрыска, под бархатно-мясистыми губами которого проступали бы два отчётливо-выделяющихся клыка, чьи длинные ноги порою изгибались под немыслимыми углами, а в завершении своём имели не вполне определённые копыта, а два раздвоенных когтя, что в сложенном виде очень даже напоминали те самые конские копыта, не только видел впервые, но и упоминаний о ему подобных мне раньше слышать не доводилось. Это же какой-то нонсенс, издевательство над природой. Просто уму непостижимо! Лошадь, что с не меньшим удовольствием, чем овёс, сено или сухари поедает мясо, а при острой необходимости, без особой охоты, но всё же взбирается на дерево, а в этом я имел возможность всецело убедиться уже спустя несколько недель после того как мы с Травкой «усыновили» Чёрного Ворона. А точнее «усыновил» его именно я, потому как целыми днями возился с ним, кормил, расчёсывал и перебирал хвост и гриву, водил купаться на речку и прибирал за ним, если тот забывал, что теперь живёт мало что с людьми, так ещё и в человеческом доме.

Травка же только взирала на всё на это со спокойным безразличием и, молча, покачивала седой головой. Так вот, по моему личному убеждению, лошадь такой быть не должна, в этом я с бабкой был полностью согласен. Я встречал раньше лошадей несколько раз, точнее с завистью наблюдал из-за завесы кустов, как беззаботные деревенские ребятишки ехали с родителями на телеге или, сидя верхом, вели деревенских лошадок на водопой, да купаться. Я всегда им завидовал. И тому, что у них были большие шумные семьи, и тому, что они могли, не опасаясь за собственную жизнь, резвиться среди себе подобных и тому, что они могли преспокойно в свободное от работы время вот так вот разъезжать на своих же лошадях.

Я же всех этих привилегий был лишён с детства, обделён всем тем, что было у каждого деревенского парнишки с рождения и которому это не казалось таким уж большим счастьем. Да я бы с удовольствием поменялся с любым из них местами, лишь бы быть любимым и любить. И меня совсем не пугали тяжёлая работа в поле и ремень строгого отца.

Так я думал раньше. Но чем больше я взрослел, тем более понимал, что между ними и мной не было ничего общего, возможно, даже у них было больше поводов завидовать мне, чем у меня им. У меня была Травка, теперь был Ворон, у меня была свобода, а впоследствии появилась и настоящая любовь, так чем же их жизнь была лучше моей? Да ничем! И возможно моя мать сделала мне великое одолжение, когда отказалась от меня сразу же после моего рождения и приказала бабке утопить меня. Ведь если бы она этого не сотворила тогда, то сейчас бы я уже много лет, как был бы мёртв, а возможно и её саму спалили бы на очистительном огне, как ведьму, произвёдшую на свет исчадие ада. Так что Травка спасла тогда не только меня, но и мою мать, и саму себя.

Но вернёмся к моему новому другу, что теперь неотступно следовал за мной по пятам. Я назвал его Чёрным Вороном сразу же, как только отоспался и вполне определённо осознал, что он на самом деле остаётся жить у нас и впоследствии, может статься, станет моим другом. В конце концов, должен же был я его как-то называть? Это имя показалось мне очень подходящим, тем более что на дереве он себя порою чувствовал не менее уверено, чем самый что ни на есть обыкновенный чёрный ворон, да так, собственно говоря, и смотрелся, разве что для птицы был слишком крупноват.

С возрастом он стал превращаться в существо, которое могло с большим успехом разбить в пух и прах воображение всякого вошедшего в дикие фантазии сочинителя. Должен признаться, что его мать тогда в темноте показалась мне более… лошадью, что ли, по крайней мере, по сравнению со своим собственным сыном, разве что какие-то уж слишком разумные глаза взирали на меня тогда из вселенской бездны. Но, то было во владениях ночи, а во мраке, даже для моего хорошего зрения, как говорится все кошки серы.

В общем, я не мог не нарадоваться своему Ворону, и мне так хотелось поделиться с кем-то своей бурной радостью, ведь Травка относилась к новому члену нашей семьи со слишком уж большим безразличием. Хотя со временем я начал понимать, что безразличие то по большей части было напускное, оно должно было скрыть настоящее её отношение к нему.

И тут я вспомнил о своём брате по матери, что назавтра, по всей вероятности, должен был ожидать меня у излучины реки. А почему бы и нет, решил я. Хоть он и не знал, что я прихожусь ему единоутробным братом, но мне всё же страшно захотелось показать ему, что я вполне счастлив и без них и вовсе не одинок. Стыдно признаться, но если положить руку на сердце и сказать честно, мне хотелось просто элементарно похвастаться. Черта, к которой лично я сам по большей части отношусь весьма отрицательно, но на этот раз не смог удержаться и она взяла надо мною верх. Возможно именно такие же чувства одолевали и его, когда он хотел похвастаться мною перед своим товарищами. Но тогда я об этом не подумал, а подумал о том уже гораздо позже, когда обдумывал всё произошедшее и пробовал найти виноватого во всей этой истории, пытаясь снять с себя вину, попросту говоря оправдать себя самого.

Встав рано утром в назначенный день, я быстро перекусил. Бабки не было дома, наверное, ушла в лес за сбором травы. Ворон поднял на меня заспанные глаза, приподнимаясь, но я покачал головой и он, печально вздохнув, снова опустился на солому, прикрывая веки.

Набросив на шею мешок, я примерил свою вторую ипостась и понёсся к реке. Обычное расстояние оборотень мог преодолеть в несколько раз быстрее человека, это я знаю по себе. Я мог часами бежать без устали и преодолевать при этом многие и многие километры пути, даже выдающемуся человеку это было не по силам, а что уже говорить обо всех остальных. Они бы преодолели этот отрезок пути лишь за несколько дней, а я всего-то за каких-то несколько часов. Чувствуется разница?

В общем, недалеко после полудня я был на месте. Увидев впереди знакомую фигурку, швырявшую камни в протекавшую мимо воду, я до того обрадовался и воодушевился, что совершенно потерял бдительность, чего никак нельзя допускать при моём образе жизни.

— Привет. — Радостно выкрикнул я, разве что не махая руками, да и то только потому, что в данный момент у меня их не было.