- Так это вы?
- Ну а кто же, мне эта должность сейчас ни к чему, да и наукой кто тогда заниматься будет? В институте-то он подо мной ходит, ну а здесь, пожалуйста, я под ним похожу. Мы люди не гордые. Молодым везде у нас дорога.
- Раньше вы с ним не ладили.
- Ну, тогда молод он был, горяч. Сейчас поутих, а со временем перемелется - мука будет. Диалектика. С людьми надо уметь работать, воспитывать. А я как-никак лучшим лектором считаюсь по району.
- А по городу?
- Ну, по городу не знаю, а по району это уж точно. Да, кругом диалектика. Вот возьми себя. Разве ты за эти шесть лет не изменился? Изменился. Кое-каких успехов в науке добился. Ну, не ахти каких, но все же. И позволять себе стал больше, не все я вижу тебе у нас нравится, иронизируешь порой над старшими. Не спорь, не спорь, стреляного воробья на мякине не проведешь. Вот оно время, что с людьми делает. Ну, правда, и мы теперь с тобой деликатнее. В маршруте мне теперь Пэпик помогает. Нет, двери мы перед тобой не закрываем, захочешь помочь - спасибо, не захочешь - и не надо. Специальности у нас разные, в городах живем разных. У нас-институт, у тебя - университет, ну и на здоровье. Нам ведь нечего делить. Уж если на чистоту, потому и взяли тебя. Ну и, конечно, знали, что ты свинью нам не подложишь. В экспедицию людей подбирать толково надо, а то потом хлопот не оберешься. Я-то механику всю эту знаю, на ней собаку съел. И ты присматривайся, учись, мы уйдем - вам ведь руководить придется. А это не легко, ой не легко. Шею сломать можно.
В лагере нас встречает начальник, свежевыбритый, крепко пахнущий тройным одеколоном.
- Все в порядке? - холодно спрашивает он у главного геолога. - Что задержались, я уже ракету хотел давать, не видите - пурга начинается.
- Все знаем, не маленькие. Ты бы об обеде побеспокоился.
- Обед давно готов, мы уж поели, а порядок должен быть порядком.
- Опять ты за свое. Я за группу отвечаю.
- А я за весь отряд несу ответственность.
- Ну ладно, - хмурится главныи геолог, - о том, кто за что отвечает, поговорим с тобой отдельно.
Бронзовое лицо начальника багровеет. Наконец мы в своей палатке.
- Полей-ка мне из чайника, - вздыхает главный геолог, доставая мыло, -а потом я тебе.
Он умывается над тазом, стоящим в центре палатки, отфыркивается.
- Ну вот, начальник наш как с цепи сорвался… Лей, лей, не жалей… Думаешь, легко мне с ним, опять придется учить уму-разуму. Не понимает, что можно, что нельзя… Побольше лей, чего экономишь… Тоже мне руководитель. Как за маленьким за ним смотреть надо… Ну вот, соль с лица смыли, сейчас полотенчиком обмахнемся, а теперь давай тебе полью и айда на обед.
- Так вода кончилась.
- Вот жалость… об снег, может, оботрешься? Снежком даже полезнее…
К вечеру пурга усиливается, и все расходятся по своим палаткам. В нашей, кроме главного геолога, Пэпика и Миши, живет еще геолог Женя, коренастый, близорукий, в очках на веревочках (пластмассовые дужки давно сломались), и штурман одного из самолетов Володя, он же студент-заочник философского факультета МГУ.
На полу палатки горит газовая плитка. Вдоль стен стоят раскладушки, на них в спальных мешках лежим мы. Сквозь окна проходит внутрь блеклый свет ночной полярной метели.
- Открутите-ка побольше газик, - просит главный геолог, - а потом, когда заснем, надо не забыть выключить.
Миша, высунув свою здоровенную руку за полог палатки, откручивает вентиль стоящего рядом баллона.
А за окном метет. Самолеты на пригорке скрылись в молочной белизне. Снег облизывает серые закоченевшие валуны. Снежные струи льются по упругому телу палатки. Дюралевые ребра вздыхают под резкими порывами ветра.
За палатками друг подле друга сидит штук восемь поморников. Теперь они наши верные спутники. Они знают, что около людей есть чем поживиться.
Пэпик, высунувшись из своего фирменного нейлонового, на гагачьем пуху спального мешка, рассматривает свои многочисленные термометры. Женя, приподнявшись к иллюминатору, читает «Искатели» Гранина.
Тихо поскрипывает кровать Миши, он все никак не может устроиться. Мешок ему явно мал, но во всем нашем отряде нет такого, чтобы пришелся ему впору.
Володя-философ тоже читает, Бальзака «Блеск и нищета куртизанок».
Под пологом палатки в теплом воздухе купаются портянки.
Наверху жарища, внизу у пола по измерениям Пэпика - минус 4°.
- Проклятая погода, - нарушает молчание главный геолог. - И стоило сюда ехать, чтобы дрожать здесь, как цуцики. Я бы сейчас дома столько бы натворил. И что сейчас в институте без меня?.. Миша, газик не забудь выключить…
А за окном ветер, ветер, белое молоко. Поморники около палаток, нахохлившись, сидят на снегу.
С утра погода ясная. Дует резкий, обжигающий щеки ветер. Оба наших самолета поднимаются в воздух почти одновременно, и с борта одного хорошо виден другой. Удивительно выглядит оранжевая «Аннушка», парящая на фоне причудливых скал и ледников. Самолет кажется совсем мал, не больше жука, но в нем поместились семь человек, среди них такой гигант, как наш Миша. А внизу перед глазами лежат горы Земли Королевы Мод.
Земля Королевы Мод - один из наиболее крупных горных районов Антарктиды. Попасть в эти горы непросто, они находятся в 200 км от берега. Именно в этом районе 28 января 1820 г. впервые была усмотрена Антарктида экспедицией Беллинсгаузена и Лазарева. Лишь спустя почти сто лет здесь побывали норвежцы, открыли горы и назвали эту часть материка в честь своей королевы. Сама королева Мод, конечно, этих мест никогда не видела, разве что в сладком королевском сне.
В 1938 г. этим районом заинтересовалась фашистская Германия, снарядившая сюда специальную экспедицию. С помощью «летающих лодок» немцам* удалось сфотографировать большую часть горной страны, они сбросили с самолетов несколько флагов со свастикой в знак своих территориальных претензий, но ногой на эту землю так и не ступили.
Первыми людьми, проникшими в горы, что тянутся с перерывами почти на 2 тыс. км, были на западе участники международной норвежско-британско-шведской экспедиции, на востоке - японцы и бельгийцы, а в центральной части - мы, русские. В этом можно наглядно убедиться, стоит только познакомиться с географическими названиями на картах этого района. По краям преобладают труднопроизносимые японские, бельгийские и норвежские наименования, а в центре - гора Маяковского, пик Кропоткина, хребет Юрия Гагарина. Но эпоха географических открытий на шестом материке подходит к концу. Теперь исследователи переходят к систематическому изучению открытых территорий. В задачу нашего отряда входит составление детальных карт рельефа и геологического строения, т. е. создание той основы, которая позволит впоследствии вести направленные поиски полезных ископаемых.
Благодаря самолетам мы можем проникнуть почти в любую часть горной страны. А всего четверть века назад норвежско-шведско-британская экспедиция обходилась здесь без воздушного транспорта. Однажды мы наткнулись на ее следы. У подножия одинокой вершины на западе района, где наш самолет совершил посадку, мы увидели горку старых деревянных ящиков, а на них сани вверх полозьями. Сверху торчала бутылка с запиской. Бутылка хранила еще коньячный запах, а в записке было написано: «Этот нунатак был впервые достигнут рекогносцировочной партией на собачьей упряжке 25 октября 1950 г…» Молодые участники той экспедиции Вальтер Шютт, Чарлз Свитенбенк, Гордон Робин стали известными учеными.
Два года пробыла здесь международная экспедиция, начавшая зимовку в составе 15 человек и закончившая ее без трех своих товарищей. Трудно без волнения думать о наших предшественниках, о том, какие трудности приходилось им преодолевать на пути к поставленной цели. Нам с помощью «Аннушек» работать легче, но, очевидно, те, кто придет сюда еще четверть века спустя, так же вот сочувственно будут вспоминать о наших исследованиях.
Ан-6 садится у невысокого горного хребта. Абсолютная высота гор достигает 2 тыс. м, но большая часть их тонет в ледниковом покрове. Рядом скалы, валуны, поля голубоватого льда, сверкающие так, будто в глаза тебе направили сто тысяч солнечных зайчиков, и зияющие трещины с сине-зеленым отливом по краям. Иногда они забиты снегом, под которым, возможно, скрываются бездонные пропасти. Там, где трещин много, мы подстраховываем друг друга веревками.
