- Ты знаешь район, тебе и карты в руки. Или ты хочешь, чтобы я назначил начальником Будкина? А то он рвется, - с усмешкой изрек Михалыч.

Это и решило дело. Я согласился. Перспектива, что Будкин станет мной командовать, мне совсем не улыбалась. Тут пришло время сказать несколько слов о Будкине. Он был, без сомнения, одним из самых заметных в нашем отряде. Немного постарше меня, широкоскулый, коренастый и всегда насупленный Будкин был человек, абсолютно уверенный в правоте и значимости всего, что он делал. Есть такие счастливцы: они никогда не ошибаются.

Будкин любил говорить о своей опытности. Уж кто-кто, а он прошел в своей жизни огонь, воду и медные трубы. К тому же он был заядлый спорщик и критикан. Михалычу частенько доставалось от него. Будкин укорял его за либерализм в руководстве. Но Михалыча, стокилограммового богатыря, обладающего на редкость уравновешенным характером, эти наскоки не слишком беспокоили. Михалыч был не только отличный геолог, но и опытный начальник, назначенный руководителем базы официально, проведенный по штатному расписанию. Он мог издавать приказы, объявлять выговоры и благодарности. Мне же предстояло быть начальником неофициальным. Никаких особых прав мне это назначение не давало, зато сулило дополнительные заботы и хлопоты. Однако пост даже такого маленького начальника казался Будкину престижным. И он намекал Михалычу, кто для этого наиболее подходящая кандидатура. А биография Будкина, рассказанная им самим, выглядела поистине героической. Слушать Будкина было интересно. Он мог говорить часами. И многие истории впечатляли. В особенности одна, где он, оказавшись в тайге с раздробленным коленом, мужественно противопоставил себя стихиям и вышел победителем.

Признаться, на некоторое время я попал под обаяние личности Будкина, пока не стал замечать противоречия между героем будкинских историй и его реальным земным воплощением. И мне стало неуютно, когда я представил, что попаду под начало Будкина. Вот так я и стал начальником лагеря на озере Радок, хотя и чувствовал: не для меня эта должность, сорвусь рано или поздно.

- Не горюй, - напутствовал меня Михалыч. - Не боги горшки обжигают.

Позади суета сборов, проверка снаряжения, получение продуктов и наконец долгожданный переезд на озеро. Сразу выявились некоторые мои просчеты как начальника. Будкин мне на это прозрачно намекнул. Я забыл взять аптечку у Михалыча. Ведь врача у нас нет. Наш признанный лекарь - Михалыч. У него кипа инструкций: что и когда колоть, чем мазать и т. д. Конечно, в особо сложных случаях можно запросить помощь по радио. Но вообще-то, поскольку до «Молодежной» больше тысячи километров, а радиосвязь в Антарктиде неустойчива, серьезно лучше не болеть.

В день переезда все мы умаялись, но новоселье прошло благополучно. Теперь у нас есть свой дом: старенькая палатка КАПШ-2, которую мы поставили на берегу озера в 100 м от воды. Эта палатка, похожая на юрту, многое повидала на своем веку. Матерчатый полог потерся, выцвел. Окошки - два иллюминатора из плексигласа- мутны, исцарапаны. Края палатки кое-где продраны, пола нет. На камни расстелили брезент. Было у нас несколько кусков кошмы - положили на раскладушки. Снаружи к палатке привалили большие валуны, натянули растяжки - крепко стоит наш дом. Внутренняя обстановка - пять раскладушек, газовая плита, складной стол, ящики с продуктами, боящимися мороза (Михалыч нам выдал немного картошки и репчатого лука). Подсоединили к плите баллон. И вот заголубели огоньки под сковородкой и чайником, стало тепло и уютно в нашем жилище.

Что сказать об окружающем палатку ландшафте? Каждый воспринимал его по-своему.

- Дерьмо место, продувать будет, как в аэродинамической трубе. Я бы тут лагерь не поставил. - Это Будкин хмуро сказал.

Его помощник, флегматичный и осторожный, жуя, промычал нечто неопределенное, что могло означать и да и нет. Гидролог Саша, угрюмый бородач с добрыми глазами, сосредоточенно намечал маршрут, как нам доставить на лед озера лебедку и переносную электростанцию. Лишь по выражению его лица было видно, что он радуется: завтра можно начать работу. Механик Борис, человек азартный, порывистый, любитель фантастической литературы, не мог скрывать торжествующую улыбку. Ему после зимовки на «Молодежной», унылого однообразия станционной жизни, здесь, на воле, в горах нравилось.

- Красотища, - только и вымолвил он. - Как на Марсе!

Ну а у меня, что и говорить, дух захватывало. Моя давняя мечта - вернуться в эти края осуществилась.

Прямо перед нами лежало озеро - загадочное, неизведанное. Его ледяная поверхность сверкала в лучах низкого солнца, лишь вдоль берегов шла темная кайма воды.

«Отличная вода для нашего камбуза, снег топить не придется. А то, что ветры тут сильные, прав Будкин. Только где от них спрячешься?» - это я уже как начальник лагеря размышлял.

Над озером, километрах в десяти от нас, высились грозные уступы с Клыками Дракона на вершине. Дракон оттуда, с высоты, будто скалился в нашу сторону.

- Вовсе это и не клыки, - буркнул Будкин. - Беззубый он. Клыки выступают вперед, а у него ямы на их месте.

В глубь оазиса в сторону от озера уходили два ущелья. Совсем близко от нас в их отвесных стенах среди слоев светлых песчаников чернели пласты угля, могучие пласты до 3 м толщиной. В главном из ущелий - грандиозном каньоне Пагодрома - я уже работал в прошлой экспедиции. Обнаружил там толщи древних ледниковых осадков. То лето выдалось на редкость теплым, не в пример нынешнему. По ущельям бежали бурные потоки- вброд не перейти. Сейчас же на дне каменной расщелины сухо, только смерзшиеся валуны и пятна плотного спрессованного снега.

Потянуло меня на старые места, к воспоминаниям, я отошел от лагеря, спустился в каньон. Здесь особенно ощущалась пустынность и неприютность антарктической природы. Вокруг холодные каменные стены, нигде ни клочка зелени. Бурые скальные карнизы все в каменных кружевах - формах ячеистого выветривания. Пустыня. Ветер и мороз тут царствуют. И еще время. Неукротимое время, которое словно замедлило свой бег здесь, на краю света. Скованная льдом, эта земля пребывает в состоянии сонного оцепенения. Замерла тут жизнь, но все же не погасла, продолжается у крайнего предела.

На том же самом месте, где я проходил маршрутом 12 лет назад, на меня снова пикирует большая бурая птица - антарктический поморник. Где-то рядом его птенец. Только теперь это, верно, внук или правнук той птицы. Неуютна, сурова Антарктида, но для этих птиц она - земля обетованная. Они выводят здесь потомство! А если тут прописался поморник, то поблизости где-то снежные буревестники, на гнезда которых он совершает разбойничьи набеги. Вот так одно за другим вытягиваются звенья длинной цепочки. Присмотришься повнимательней к поверхности скал, отыщешь куртинки лишайников. Редко-редко, в самых укромных местах, особенно там, где летом сочатся ручьи или собираются лужи, встретишь эти «антарктические цветы», порой слившиеся воедино с породой. А повезет, с помощью лупы увидишь среди жестких корочек лишайников крохотных беспокойных насекомых, похожих на паучков.

Правы те, кто считает скалистые участки в Антарктиде каменистой холодной пустыней. Но правы и те, кто называет их антарктическими оазисами: в царстве льдов они единственные очаги жизни.

Наш лагерь расположился в центре такого оазиса, самого крупного в горах Принца Чарльза. И жемчужина этого оазиса - озеро Радок. Только времени на работу- считанные дни. Лишь бы погода не подвела. Вот сейчас дивно в горах: ветер затих, закатные краски играют на небосводе.

Возвращаюсь, прихватив с собой несколько больших кусков угля. В палатке все в сборе. Борис заваривает чай. Саша проверяет батометры, готовит их к погружению в озеро. Помощник Будкина задумчиво изучает наши съестные припасы, лицо его, как обычно, непроницаемо. Сам Будкин благодушествует. Сидя на расстеленном поверх спального мешка малиновом одеяле, глубокомысленно рассуждает: