– А мы-то как не хотели! – Наталья искрилась от гнева. В этот момент она запросто могла заменить собой небольшую электростанцию. – А Арефьев?! А Раиса Афанасьевна? В конце концов вы же могли бы отправить на тот свет собственную племянницу! Это же не ликер, а бомба замедленного действия.

Георгиновна торопливо перекрестилась и зашептала слова благодарственной молитвы. Потом перешла к конфиденциальной просьбе Господу, умоляя успокоить грешные души невинно убиенного раба Божия Игоря и невольно убиенной рабы Божьей Раисы. В порядке очередности. Мы с Наташкой только диву давались.

– Аминь! – строго посмотрев на нас, изрекла Георгиновна. – Вы не дослушали! Я была уверена, что эта «бомба замедленного действия» разбилась. Когда попыталась еще раз отыскать свой пакет с ней, непосредственно перед отъездом, сославшись на то, что в нем лежат кое-какие личные вещи, вмешалась все та же соседка. Она-то и повинилась: пакет нечаянно выпал у нее из рук, когда она собирала в него другие оставшиеся на столе бутылки. Намеревалась избежать лишней беготни. Бутылки разбились, она постеснялась сказать об этом Светлане. Но никаких вещей в том пакете точно не было. И предложила в этом убедиться. Раиса вытащила мусорное ведро, в нем действительно лежал мой пластиковый пакет, весь перепачканный вином. При этом внутри звякнули осколки.

– Светлана с вами не поедет. – Для убедительности я произнесла эту фразу несколько раз, вслушиваясь в нее как бы со стороны. – Ваша тщательно взлелеянная ненависть, несмотря на укрощение, ударила по совершенно посторонним людям.

– Игоря Бог помиловал – даровал ему более легкий конец, чем он ожидал. Я выяснила это по месту его работы. У него очень болтливая секретарша. А Раису Афанасьевну Господь моими руками наказал. Она нечестный человек. Обкрадывала Светочку и пыталась меня шантажировать. Эта женщина сразу поняла, что Игорь умер от яда, находившегося в принесенной мной бутылке. Не могла ее не узнать, поскольку припрятала сама лично. Только воспользоваться боялась, уверенная, что пропажа сразу же будет замечена Светланой. Да и насколько я поняла, Раису интересовало не столько вино, сколько сама хрустальная тара. Под «вазочку». Раиса Афанасьевна, как честный человек, должна была сразу сообщить все милиции. Но предпочла умолчать, хотя безвинную Свету арестовали на ее глазах, подозревая в убийстве. И все ради денег, которые рассчитывала с меня получить. Она все получила… Сполна! – Георгиновна нервно рассмеялась. И до чего же она была страшна в этот момент!

Мы с Наташкой обменялись короткими взглядами. Состояние здоровья находившейся в коме Раисы Афанасьевны Георгиновна держала на контроле. Если бы не ложные сведения о смерти коматозницы, Георгиновна непременно добралась бы до нее и на одной ноге. И тогда эти ложные сведения засверкали бы стальными гранями правды.

Я все-таки решила присесть. Ноги начинали предательски дрожать, в моей буйной голове роились ужасные мысли. Но не хотелось терять из вида Георгиновну, не хотелось греметь вторым креслом, везя его через весь холл, а сесть рядом с ней и подавно было выше моих сил.

– Давай сюда, на подлокотник. – Для убедительности Наташка пошлепала по нему рукой, не надеясь, что в моем состоянии могу вспомнить, что это имя существительное обозначает.

– Угу, – промычала я и угнездилась на подлокотнике. Сразу стало легче. Появилась возможность высказать наболевшее – слова, клокотавшие в душе и ждавшие удобного момента вырваться. – Раиса ужасный человек. Но вы, Евгения Георгиевна, не лучше. Вы не сможете честно смотреть Светлане в глаза. Ненависть к своей матери она вам, возможно, и простит, но ее последствия… Положим, вы неумышленно отправили на тот свет Игоря, но зато смерть Раисы Афанасьевны старательно подготовили…

Георгиновна неожиданно завыла – я бы даже назвала это скулежем маленького несчастного щенка. От разъяренной ведьмы ничего не осталось. Перед нами сидела растрепанная пожилая женщина, потерявшая уверенность в себе, а значит, и в дальнейшей жизни.

Мне на моем подлокотнике стало жутко. Хотелось опереться на дружеское плечо. Получилось не совсем так, как хотелось. Кувыркнувшись к Наташке на колени, нашла опору во втором подлокотнике, что внесло некоторую сумятицу. Кресло возмущенно крякнуло, и мы с подругой ухнули вниз, по ходу дела догадавшись, что лопнула крестовина или что там у него еще в качестве опоры. В свое время Наталья в одиночку сломала мое кресло, плюхнувшись в него чуть не с разбега. Крестовину чинил Лешик.

Наташке, конечно, не повезло больше. Она застряла в бывшем кресле под острым углом, а меня с испуга, как всегда, в подобных случаях, немного парализовало. Орать подруга не решилась – боялась разбудить Светку, а ее толчки, щипки и тихие эпитеты до моего сознания не доходили. Когда дошли, стало еще хуже. Сдуру я решила помочь подруге выбраться из провала, не покидая ее коленей… И тут меня снова едва не парализовало. Я увидела круглые от ужаса глаза Наташки. Мне даже показалось, что у них поменялся цвет – с синего на черный. Я очень медленно повернула голову в сторону Георгиновны и вздрогнула, ощутимо продвинувшись вместе с Наташкой вниз. Кажется, до уровня «дальше некуда»: перед нами стояла безумная старуха на трех ногах (роль третьей выполняла лыжная палка) и тянула к моему горлу костлявую руку…

Я крепко зажмурила глаза, забыв, что могу отбиваться, и мысленно обругала подругу, которой самое время разбудить бы своим криком Светку.

– Руку дай! Дай руку, говорю! Ты русские слова понимаешь?

– Нет, – через силу прошелестела я Георгиновне, размышляя над ее садистским желанием удавить меня моими же собственными руками.

Мой ответ только укрепил ее намерение. Она вцепилась в меня намертво, и не успела я подумать, что левая длань у меня свободна для оказания сопротивления, как мощным рывком была выдернута из своего гнезда. Падение на пол пошло мне на пользу, я сразу сообразила, что протянутая рука Георгиновны была рукой помощи. Довольно ловко подползла на коленях к Наташке, сил на которую у Георгиновны уже не осталось, и легко перевернула подругу вместе с креслом на бок. Зрелище было еще то: из кресла, как затычка, торчала джинсовая задница. На мой взгляд, даже большего размера, чем на самом деле.

– Что вы наделали?!

В Георгиновне заговорила помощница по хозяйству.

– Всего-навсего прекратили вашу истерику! – кряхтя и поругиваясь, пояснила Наташка, выбираясь из ловушки. – Честно говоря, боялась, что дадите нам по кумполу очередным обрезком трубы. Кто знает, сколько вы их заготовили…

Георгиновна треснула Наташку по спине лыжной палкой и возмущенно прошипела:

– Я никаких труб не готовила! Та железка, которой ударила Раису, лежала у нее в коридоре. Это ее личное оружие обороны от грабителей. Все произошло так быстро и-и-и… Сама не знаю, как произошло. Она позвонила мне в прошлую пятницу, когда произошла трагедия, и сказала, что кое-что вспомнила про бутылку с ядом. Надо посоветоваться и решить, каким образом доказать невиновность Светланы в смерти Игоря. Звонок был поздно вечером. С расчетом на то, что я проведу бессонную ночь. Так оно и вышло. Я приехала к ней в субботу утром… Извините, сяду, нога еще побаливает… По каким-то основаниям она намеревалась перенести встречу, но я и слышать об этом не хотела. Мы сидели за столом на кухне, она пыталась угощать меня чаем, но я к нему даже не притронулась. Какой там чай! Совершенно неожиданно для меня и весьма миролюбиво Раиса потребовала заплатить ей сто тысяч долларов. Если нет долларов, то в евро – по официальному курсу Центробанка. Это цена ее молчания. Я ответила, что у меня нет таких денег, а если бы и были, то ни за что бы их не заплатила. Шантажисты меры не знают, и сроков давности для них не существует. Она все так же миролюбиво кивнула и сказала: «Хорошо». Потом поднялась, прошла в коридор, набрала по телефону какой-то номер и спросила: «Господин следователь?»

– Это она нам звонила! – пояснила мне Наташка, хотя я и сама прекрасно поняла. Если бы я отозвалась на звонок, Раиса начала бы плести какую-нибудь чушь о том, что желает встретиться, появились интересные обстоятельства, о которых она только что вспомнила…