За два дня до Пасхи было поспешно созвано заседание синедриона. Это был высший совет иудейской нации, состоявший из семидесяти членов. Сюда входил и высший суд первосвященников, книжников и старейшин. Заседания синедриона нередко сопровождались разногласиями и раздорами. На этот раз все сошлись в одном — деятельности Иисуса нужно положить конец, даже если это будет означать Его смерть.

Христос знал об этом. Знал Он и то, что через считанные часы разразится страшная буря. Он старался сообщить Своим ученикам некоторые важные истины. Поэтому Иисус наставил их тому, как приготовиться к Пасхе.

Когда ученики собрались в верхней горнице, атмосфера была гнетущей. «Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим» (Лк. 22:24). Если бы они знали, что уже находятся в тени креста и что Господь уже готов пожертвовать Своей жизнью за них и за весь мир, их поведение было бы совсем другим!

На столе лежали символы: закланный агнец, символизировавший Агнца Божьего; горькие травы, напоминавшие о жестоких испытаниях, перенесенных их предками в египетском рабстве; чаша с солью, символизирующая слезы, пролитые в Египте; пресный хлеб — образ «чистоты и истины» (1 Кор. 5:8).

Для учеников, неоднократно отмечавших Пасху, эти предметы мало что значили. Но для Иисуса все было полно особого смысла. Израиль стал нацией, когда освободился из египетского рабства, а знаком освобождения являлся пасхальный агнец, кровью которого были помазаны дверные косяки их домов. Каждый год Израиль отмечал это событие. Пасха была, таким образом, не только памятником освобождения, она пророчески указывала на Агнца Божьего, Который понесет на Себе грех мира.

Та особая Пасха отмечала переходный период между двумя великими религиозными системами: это был закат национального Израиля и утренняя заря вселенской церкви. Когда ученики ожидали пасхальной трапезы, Иисус встал, зная, что «Он от Бога исшел и к Богу отходит… взял полотенце, и препоясался… и начал умывать ноги ученикам» (Ин. 13:3—5).

Существовал обычай, по которому гостям, приходящим в дом, слуги мыли ноги, покрытые дорожной пылью. Обычно это делал самый незначительный слуга, возможно, даже раб. Но в верхней горнице не было слуг, готовых исполнить такое служение, поэтому ученики разместились за столом не омытые. Сердца учеников надлежало очистить от духа раздора и своекорыстия. Итак, Он встал, снял верхнюю одежду, взял полотенце и препоясался. Влив в умывальницу воду, Он начал мыть ноги Своим ученикам, и даже омыл ноги Своему предателю. За исключением Иуды все были глубоко тронуты Его поступком. Гордый, честолюбивый Иуда ничуть не смирился, а, наоборот, еще больше озлобился. «Он не может быть Господом славы, — сказал он себе, — иначе Он не унизился бы до выполнения такой низкой работы». Бедный Иуда! Как мало он знал о том, что такое смирение и какую радость оно несет!

Омыв ученикам ноги, Иисус сказал им, а значит, и всем христианам: «Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете… Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (ст. 17,15). Ногоомовением Иисус показал им нечто великое. Он сначала очистил учеников, а затем, предложив хлеб и вино, заложил основание Церкви живого Бога.

Пасха была семейным праздником, и в этом духе Иисус служил символами Своего ломимого тела и пролитой крови. Во время этой дружеской трапезы Он дал Своим ученикам последнее наставление. В нем были утешительные слова о Святом Духе и небесном доме, в котором приготовлено много обителей. Пасхальный праздник они закончили молитвой и пением.

Молитва Иисуса записана в семнадцатой главе Евангелия от Иоанна. Христос переживал за будущее Своих учеников, на которых возложил ответственность за распространение Благой вести в погибающем мире. Его молитва раскрывает Его тревогу: «Отче Святой! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы». «Да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня» (ст. 11, 23). Его дело на земле было почти закончено. Все предначертанное Он выполнил, осталось последнее: принести Себя в жертву за грех. В этом величайшем прошении, поистине первосвященнической молитве, каждое слово было произнесено с властью.

Теперь последуем за Ним из той верхней горницы в Гефсиманию, где так часто уединялся Иисус. Само слово «Гефсимания» означает «выжимание масла». Это место находилось на склонах Масличной горы в оливковой роще. Часть ее, заросшая деревьями, сохранилась до сих пор.

Это было давно. Перед тем как пойти в этот прославленный сад, — в моей жизни это было впервые — мы почти целый день бродили по окрестностям старой части Иерусалима. Уже поздней ночью мы с другом пошли на это историческое место. Тогда роща была больше, чем сегодня. Светила луна, и деревья бросали причудливые тени. По дороге мы почти не разговаривали, и, войдя в сад, молча сели под искривленными деревьями. Затем преклонили колени для молитвы, и в это время услышали раскаты грома.

Где–то здесь Господь славы сражался с неистовствующей бурей зла и скорби. Разразившаяся над нами гроза как бы выразила наши размышления о переживаниях Христа. Мы возвращались в город, насквозь промокшие, но чувствовали присутствие Того, Кто преклонял колени на этом месте девятнадцать столетий назад.

Когда в ту ночь Иисус пришел в сад, Его ученики заметили, что с их Учителем что–то происходит. Никогда до этого они не видели Его таким подавленным и молчаливым. Печальным голосом Он сказал: «Душа Моя скорбит смертельно». Это была не обычная скорбь. Он знал, что должно было вскоре произойти.

В верхней горнице Христос привел слова пророка Захарии: «О, меч! поднимись на пастыря Моего и на ближнего Моего, говорит Господь Саваоф: порази пастыря, и рассеются овцы!» (Зах. 13:7). Он был уверен, что пророчество относится к Нему, ибо знал, что встретит нечто большее, чем насмешки людей, — Он будет «поражаем, наказуем и уничижен Богом» (Ис. 53:4).

С каждым мгновением Он приближался к этой ужасной пропасти отчаяния. Сможет ли Его человеческое естество выдержать всю силу искушений? Сможет ли Он вынести приближающуюся борьбу, когда все силы ада выступят против Него? Его охватила тоска, какой Он никогда не испытывал. Остановившись с учениками в этом укромном месте сада, Он попросил их бодрствовать и молиться. Сам же отошел немного в сторону, пал ниц и молился: «Отче Мой, если возможно, да минует Меня чаша сия».

Исполнялось пророчество, записанное в Пс. 41:7, 8: «Унывает во мне душа Моя… Все воды Твои и волны Твои прошли надо мною». Он чувствовал тяжесть и силу Божьих волн, хлынувших на Него. Накатись хотя бы одна из таких волн на нас, мы были бы полностью сокрушены. Все волны Всемогущего были готовы обрушиться на Него.

Об этом эмоционально пишет Абрахам Кьюпер: «Господь Бог установил границы морским водам, но клокочущим и ревущим волнам океана Божьей ярости, направленной против греха, нет границ… Бездонна глубина этих вод и беспредельна их мощь. Собранная воедино эта сила ударила Иисусу прямо в лицо. В этом — сущность страстей Господних, в этом — непостижимая тайна той великой печали, которую перенес Муж скорбей» (Абрахам Кьюпер. Смерть и воскресение Христа, с. 13).

В этом беспримерном по глубине страдании мы можем видеть отвращение Бога к греху. В Послании к Евреям говорится: «Он… с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение; хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию» (Евр. 5:7, 8).