— Мне кажется, — сказал Пелорат, — что Бандер управлял ментально. Я не видел, чтобы он на что-нибудь нажимал во время движения.

— Да, — ласково ответила Блисс, — он управлял ментально, Пел. Но как? Ты мог бы с тем же успехом сказать, что он управлял с помощью контрольных приборов. Если я незнакома с этими приборами, от них мало толку.

— Может быть, вы попробуете? — спросил Тревиц.

— Если я займусь этим, то не смогу поддерживать освещение. А в темноте вагончик бесполезен, даже если я научусь им управлять.

— Выходит, придется нам тащиться пешком?

— Боюсь, что так.

Тревиц вгляделся в глубокую тьму впереди. Он ничего не услышал и не увидел.

— Блисс, — спросил он, — вы еще чувствуете тот испуганный разум?

— Да, чувствую.

— Вы можете определить, где он? Провести нас к нему?

— Ментальное поле не преломляется в веществе, так что я могу сказать, в каком направлении находится этот разум.

Она указала на точку в темной стене и добавила:

— Мы не можем пройти сквозь стену. Самое большее, что мы можем, — это находить путь по коридорам в том направлении, где ощущение усиливается. Придется играть в горячо-холодно.

— Тогда начнем немедленно.

— Подождите, Голан, — сказал Пелорат и попятился. — Вы уверены, что нам надо искать его, не зная, кто это? Если оно испугано, может быть, и у нас найдутся причины испугаться его.

— У нас нет выбора, Янов, — нетерпеливо сказал Тревиц. Это разум, и, напуган он или нет, он, возможно, знает, где выход.

— А Бандера мы так и оставим лежать здесь? — обеспокоенно спросил Пелорат.

— Идемте, Янов, — и Тревиц взял Пелората за локоть, — тут мы ничего не можем сделать. Какой-нибудь соляриец найдет Бандера, подключит энергию к имению и позаботится обо всем. Надеюсь, мы успеем до этого уйти на безопасное расстояние.

Блисс шла впереди. Свет вокруг нее был ярче. Она останавливалась у каждой двери, у каждой развилки коридора и пыталась определить направление, откуда исходил страх. Иногда она входила в дверь или проходила по коридору, но, пройдя несколько шагов, возвращалась. Тревиц беспомощно наблюдал за ней.

Но Блисс каждый раз определяла направление и уверенно шла дальше, а свет двигался вместе с ней. Тревицу показалось, что свет стал ярче. Либо глаза привыкли к темноте, либо Блисс научилась выполнять трансдукцию с большей эффективностью. В одном месте, проходя мимо теплопроводящего стержня, Блисс положила на него руку, и свет разгорелся ярче. Она удовлетворенно кивнула.

Места, по которым они шли, казались незнакомыми, почти наверняка они проходили по запутанному подземному замку не тем путем, каким пришли.

Тревиц высматривал коридоры, которые вели круто вверх, и изучал потолки в поисках признаков люка. Но ничего похожего не попадалось, и таинственный испуганный разум оставался их единственным шансом выбраться на поверхность.

Они шли в тишине, нарушаемой только звуком их шагов, в темноте, только светом вокруг них, единственные живые среди смерти. Иногда им встречались роботы, неподвижные, замершие сидя или стоя. Один робот лежал на полу, неестественно вытянув руки. Он выключился, подумал Тревиц, когда находился в неустойчивом положении, и упал. Бандер, живой или мертвый, не мог отменить силу тяжести. Вероятно, наверху во всем имении стояли и лежали выключенные роботы. Именно это заметят скорее всего.

А может быть, и нет, вдруг подумал Тревиц. Может быть, солярийцы знали заранее, когда кому из них умирать. Может быть, планета уже наготове. Да нет, ведь Бандер умер неожиданно. Кто об этом узнает? Кто мог такое предвидеть?

Но нет (Тревиц отбросил оптимизм, как опасный самообман), солярийцы, конечно, заметят прекращение всякой активности в имении Бандера и, конечно, примут меры. Они все слишком заинтересованы в наследовании имений, чтобы предоставить смерть самой себе.

— Вентиляция не работает, — жалобно пробормотал Пелорат. Это подземелье нуждается в искусственной вентиляции, а энергией снабжал Бандер. Теперь его нет, и вентиляция не работает.

— Неважно, Янов, — успокоил его Тревиц, — в этом пустом подземелье нам хватит воздуха на годы.

— Все равно это замкнутое пространство. Здесь тяжело психологически.

— Пожалуйста, Янов, не поддавайтесь клаустрофобии… Блисс, мы хоть немного приближаемся?

— Да, Тревиц, — ответила она.- Ощущение усилилось, и я чувствую направление яснее.

Она шагала вперед более уверенно и меньше колебалась в выборе направления.

— Там! Вот! — воскликнула она. — Я чувствую его очень сильно.

— Теперь и я его слышу, — сухо сказал Тревиц.

Все трое остановились, затаив дыхание. Они услышали тихий плач с судорожными всхлипываниями.

Они вошли в большую комнату и увидели, что она обставлена богаче и красочнее остальных.

В центре комнаты стоял робот. Он слегка наклонился, а руки его были подняты в жесте почти патетическом, и он, конечно, был выключен.

Из-за робота высовывался краешек одежды и выглядывал круглый испуганный глаз. И по-прежнему слышался тихий плач.

Тревиц подошел к роботу, и из-за него выбежала маленькая фигурка, она споткнулась, упала на пол и осталась лежать, закрыв глаза руками, брыкаясь и крича, крича…

— Это ребенок. — Блисс могла бы этого и не говорить.

Тревиц, озадаченный, отступил. Что делал здесь ребенок? Бандер так гордился своим одиночеством, так подчеркивал, что он один.

— Я полагаю, это наследник, — сказал Пелорат, менее склонный пасовать перед железной логикой очевидного факта.

— Ребенок Бандера, — согласилась Блисс, — но, по-моему, слишком маленький, чтобы унаследовать имение. Солярийцам придется искать другого наследника.

Она смотрела на ребенка, но не пристально, а нежно, словно гипнотизируя, и постепенно ребенок начал успокаиваться. Он открыл глаза и в свою очередь посмотрел на Блисс. Плач сменился тихими редкими всхлипываниями.

Блисс заговорила, произнося ничего не значащие слова, только для того, чтобы усилить успокаивающее действие мыслей. Она ментально ощупывала незнакомый разум ребенка и пыталась разгладить спутанные волокна его эмоций.

Ребенок встал и, не отводя глаз от Блисс, скользнул к безмолвному, застывшему роботу. Он обхватил робота за ногу, как будто ища безопасности и спасения.

— Наверно, этот робот — его… его нянька, — сказал Тревиц, — или воспитатель. Думаю, ни один соляриец не может присматривать за другим солярийцем. Даже родитель за ребенком.

— Ребенок, наверно, тоже гермафродит, — сказал Пелорат.

— Должно быть, — отозвался Тревиц.

Блисс медленно подходила к ребенку, сложив на груди руки, показывая, что не собирается хватать маленькое существо. Ребенок затих, наблюдая за Блисс и все еще держась за робота.

Блисс уговаривала:

— Не бойся, детка… ты хороший, маленький, не бойся, ты милый, хороший, не бойся, не бойся…

Она остановилась и, не оглядываясь, негромко сказала:

— Пел, поговори с ним на его языке. Скажи ему, что мы роботы и пришли, чтобы позаботиться о нем, потому что отключилась энергия.

— Роботы? — испуганно сказал Пелорат.

— Мы должны представляться роботами. Роботов он не боится. И он никогда не видел людей. Возможно, даже не верит в них.

— Я не знаю, — сказал Пелорат, — смогу ли найти подходящие выражения. Я не знаю, как будет на древнем языке "робот".

— Скажи "робот" на галактическом, Пел. Если это не поможет, скажи "железная штука". Скажи, как умеешь.

Пелорат заговорил на древнем языке медленно, с паузами. Ребенок смотрел, хмурясь, как будто силился понять.

— Заодно, — добавил Тревиц, — спросите его, как отсюда выбраться.

— Нет, — сказала Блисс, — не сразу. Сперва доверие, потом расспросы.

Ребенок, глядя на Пелората, отпустил робота и заговорил тонким мелодичным голосом.

— Он говорит слишком быстро для меня, — с досадой сказал Пелорат.