“Что со мной случилось?” спросил я.

“Ты только что упал, приятель”.

“Правда?”

“Да, прямо на голову”.

“Где?”

“На концерте”.

“Концерт. Я должен быть на моем концерте”. Я запаниковал. Я ни черта не соображал. Я не помнил, что упал. Я только знал, что должен находиться на сцене. А не в …

“Где я?”

“Ты в санитарной машине. Мы везём тебя в больницу”.

“Но… ”

“Шоу закончилось, приятель. А теперь расслабься”.

В конце концов, мы отменили одно или два шоу, пока я оправлялся от моего сотрясения. Три дня спустя я снова оказался лицом к лицу со стропилами арены и упругим тросом. Теперь Норман нажимал на тормоз так, чтобы я спускался очень медленно, похожий, скорее, на волшебную фею-крёстную, вместо сумасшедшего рок-н-ролла, и остановил меня на высоте метров семи над публикой, вместо полутора. Мне потребовалось какое-то время, чтобы побороть свой страх.

Остальная часть группы была благодарна за эти дополнительные дни отдыха, но потом всё снова вернулось к бесконечным переездам и выступлениям. Пока истощение и безумие овладевали нами, наша жизнь начала снова раскрываться не с лучшей стороны. Сначала в неё вошли тёлки. Перед выходом на бис мы мариновались под маленьким тентом позади сцены, где посасывали холодную минералку. Однажды мы отдыхали там, когда Никки указал на коробку с наполнителем для кошачьих туалетов, которая загадочным образом стояла посреди комнаты. Пока мы пытались выяснить, кто был таким идиотом, чтобы держать кота за кулисами, мы услышали громкое мяуканье. Появилась девочка, которая ползла к коробке на четвереньках. На ней был надет кошачий воротник и ошейник с поводком, который держал в руках наш технический менеджер. Винс посмотрел на меня в поиске об’яснений, я посмотрел на Никки, Никки посмотрел на Мика, а Мик снова оглянулся на Винса. Никто не знал, что происходит. Девочка вползла в коробку, задрала своё платье, помочилась в песок, а затем начала скрести наполнитель, пока не зарыла то, что она наделала.

Вскоре мы начали находить способы отвлекаться от тяжелой работы, забавляя себя глупыми человеческими шалостями и наблюдая за нашей дорожной командой, опустившейся на самое дно. Начала развиваться целая кошачья тема, основанная на строчке “кис-кис-кис, иди ко мне” (”here kitty, kitty”) из песни “Same Ol’ Situation”. Технические менеджеры становились в кружок и мастурбировали, в то время как какая-нибудь бедная, но согласная на всё девочка, мяукая, ползала по кругу на четвереньках и слизывала это с их рук, словно молоко. Никки думал, что это весело, но затем у Никки снова начались проблемы, связанные с воспоминаниями о матери.

То, что начиналось, как трезвый и здоровый тур, ближе к концу, превратилось в больной сексуальный цирк. Мы были трезвые, и нам нечем было себя занять, так что девочки стали нашим единственным развлечением. Как только мы начали смотреть на девочек, мы заметили, что они из кожи вон лезут, чтобы только обратить на себя наше внимание: кожаные маски с шаром во рту, одежда монахини с прорезями спереди, откуда высовывались груди, униформа медсестры с клизмами, обтягивающие костюмы красного дьявола с пенисами вместо рогов и ковбойское одеяние с флаконами крема для бритья в кобурах вместо пистолетов. Мы не выдержали и сломались под таким натиском, выбирая девочек за кулисами, которые предлагали нам что-то, чего мы не пробовали прежде.

Во время шоу мы выпрыгивали на сцену перед 25000-100000 человек при помощи хитрого устройства, находящегося под сценой, словно четыре гигантских жареных хлебца («Pop-Tarts») из тостера. Эти хитрые приспособления, в конечном счете, стали метафорой всего тура. Всякий раз, когда мы хотели отдохнуть или поспать, кто-то будто бы дёргал за рычаг и — хлоп — мы снова стояли перед стадионом, полным приветствующих нас людей, готовых посмотреть ту же самую песню и танец, которые мы исполняли уже сотни раз. Всю нашу жизнь мы, чёрт возьми, мечтали о таком туре, как этот; но после двух лет мы пришли к тому, что ненавидели и боялись своих рабочих мест. Никки любил сравнивать это с эрекцией: несколько минут чувствуешь себя восхитительно, но когда она не спадает после нескольких часов траханья, это начинает причинять такую боль, какую только способен выдержать мужчина.

Поэтому мы убивали боль, как только могли. В Австралии Винс снова начал пить. После того, как они отскребли нас от пола в Австралии и сплавили в Японию, Никки споткнулся. А когда они потащили нас на Гавайи, я пошел в стрип-клуб с Винсом и пал жертвой большегрудой официантки с подносом алкогольных напитков ядовитого цвета в пробирках (Day-Glo alcohol shooters in test tubes). Вскоре наши отношениями с домом начали оборачиваться пренебрежением, мы все украдкой начали пить, покупать наркотики, возвращаясь к нашим старым самоубийственным привычкам, возможно, за исключением Мика, невеста которого находилась с нами в дороге в качестве бэк-вокалистки.

Ближе к концу тура «Электра» послала к нам съемочную группу. У них была массовая коммерческая конференция с покупателями всех сетей по распространению звукозаписей, и они думали, что для нас это будет хорошая идея — записать на пленку послание, чтобы подлизаться к продавцам и поблагодарить их за их поддержку. Поэтому мы собрались за кулисами перед всей дорожной командой, они включили камеры, и мы вели себя, как послушные марионетки: “Привет, парни, мы — «Motley Crue», и мы хотели бы поблагодарить вас за то, что сделали наш альбом альбомом номер один”. Но затем вдруг кукольные нити порвались. “И мы хотим сообщить, что мы ненавидим вас, и мы ненавидим «Электру». Вы, парни, не даёте нам перерыва. Вы все — сборище жадных грёбаных жоп, и мы знаем, где вы живете, и мы приедем и перережем вам всем горло, если вы не позволите нам увидеть наши семьи”.

Когда выключились камеры, мы, чёрт побери, рухнули на пол и заплакали навзрыд. Мы даже не могли говорить. Настолько мы были истощены, исчерпаны и лишены всех мыслей и эмоций.

Дуг Талер посмотрел на нас, покачал головой и сказал, “Вероятно, действительно, пришло время, дать вам отпуск на короткое время”.

Чувак, ты никогда ещё не видел четверых ублюдков, которые разбежались каждый в свою сторону быстрее, чем мы.

«В КОТОРОЙ ПРОФЕССОРА, ЗАСЛУЖЕННЫЕ ДЕЯТЕЛИ РОК-Н-РОЛЛЬНЫХ НАУК, ПРЕДЛАГАЮТ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ ДИССЕРТАЦИЮ, РАЗРАБОТАННУЮ ВО ВРЕМЯ ОДНОГО ИЗ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ГАСТРОЛЬНЫХ ПЕРИОДОВ, КОГДА РОК-Н-РОЛЛЬНЫЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ ОБРЁЛ УНИЧИЖИТЕЛЬНОЕ НАЗВАНИЕ “СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ”»

ПРИМЕНЕНИЕ «ТЕОРИИ ШЕСТЕРЁНКИ» («COG THEORY») К РАЗВИТИЮ И СТАНОВЛЕНИЮ ОБЫЧНОЙ РОК-ГРУППЫ

Авторы: Томми Ли, Мик Марс, Винс Нейл, Никки Сикс — Доктора Философии Центра Изучения Популярной Акустики, Института Раздоров, Лос-Анджелес, Калифорния (Center for Studies in Popular Acoustics, Discordia University, Los Angeles, CA)

Краткое изложение: Введение в «Теорию Шестерёнки»

«Теория Шестерёнки» это попытка приподнять завесу бизнеса популярной музыки и исследовать механизмы успеха.

Существует некий механизм, в дальнейшем именуемый “Машина” (см. рисунок), через который проходят все музыканты. Успех артистов в прокладывании своего пути через замысловатые шестерёнки, механизмы, молоточки и дробилки Машины определяет рамки, возможности и курс развития их карьеры. Такая навигация требует таланта, умения выбирать нужное время, удачи и сильных волевых качеств.

«Motley Crue» и «Теория Шестерёнки»: Анализ стадия за стадией

A) Стадия первая: Платформа и Лента Конвейера

У основания Машины находится Платформа. На этой Платформе имеется длинная цепочка артистов, которые ждут своей очереди, чтобы подняться на лестницу, которая ведет к Ленте Конвейера. Пока артисты движутся по Ленте Конвейера, они делают и выпускают некую запись. В конце Ленты Конвейера находится первая из нескольких связанных друг с другом шестерёнок, каждая последующая из которых больше по размеру и располагается выше предыдущих. Если артисты успевают вовремя подпрыгнуть в конце Ленты Конвейера, то они могут приземлиться на Первой Шестерёнке. Но большинство из них промахиваются мимо неё и снова оказываются на Платформе (в самом конце очереди) или в некоторых случаях падают ещё ниже — в пропасть. Альбом «Too Fast for Love», т. к. он был выпущен независимой фирмой звукозаписи, не достиг даже Первой Шестерёнки.