Нет, последняя строчка никуда не годилась. Только я её вычеркнул, как дверь моей комнаты слетела с петель и на пол рухнул Томми, на голове у него была открытая рана, над ним, словно раз’ярённый лось, возвышалась Бульвинкль.
“Твоя кровь заливает мой путь” (”Your blood’s coming my way”) набросал я чуть ниже.
Лучше, но не идеально.
Следующим утром судебный пристав доставил мне уведомление о выселении. Мы жили в доме девять месяцев, постоянное питье, драки, траханье, репетиции и тусовки, мы все были больны и измучены. Нам было нужно немного материнской заботы. Поэтому я переехал с Литой на Колдуотер Кеньон (Coldwater Canyon) в Северном Голливуде. Винс двинул на квартиру к Бет. А Томми поселился у Бульвинкля. Я не знаю, где был Мик: возможно, мы оставили его висеть вниз головой в одном из наших чуланов. Мы даже не потрудились проверить.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ: “КРИК НА ДЬЯВОЛА”
Глава первая
«СОТРУДНИК ОТДЕЛА ПРОДАЖ «ЭЛЕКТРА РЕКОРДС» («ELEKTRA RECORDS») ВВЯЗЫВАЕТСЯ В АВАНТЮРУ, ГДЕ ДЕЛАЕТ ОТКРЫТИЕ, ЧТО ГРУППА С САМОЙ ДУРНОЙ СЛАВОЙ ИМЕЕТ МЕНЕДЖЕРА С ЕЩЁ БОЛЕЕ СОМНИТЕЛЬНОЙ РЕПУТАЦИЕЙ»
Я думаю, единственное, что всегда вело меня по жизни, это моя одержимость. В достижении своих целей я всегда выбирал свой собственный путь, не оглядываясь ни на кого. Точно также, когда, учась в школе, я был ди-джеем школьной радиостанции в Парк Форест, штат Иллинойс (Park Forest, Illinois), я услышал о радио-конференции в университете Лойола (Loyola University) и записался на неё. Именно там я обнаружил, что могу получать записи бесплатно. Наша школьная радиостанция работала в течение многих лет, и за всё это время никому даже в голову не пришло, что покупать альбомы вовсе не обязательно.
Моей первой работой после школы была работа в департаменте писем «Chicago WEA» (звукозаписывающий лейбл) в отделе по распространению — место, которое я получил только потому, что впечатлил кого-то на лейбле тем, как вымаливал по телефону предоставить мне бесплатные записи «Cars». В конечном счете, та же самая страсть привёла меня в Лос-Анджелес, где я работал помощником в отделе продаж «Электра Рекордс», которая тогда занималась такими исполнителями, как Джексон Браун (Jackson Browne), «Queen», «The Eagles», Линда Ронстадт (Linda Ronstadt) и «Twennynine» с Ленни Уайтом (Lenny White).
Я думаю, что не будь я предприимчивым, я никогда бы не потащился в ту ночь четверга на Сансет Стрип. Это было ранним вечером, я шёл по Сансет в надежде перекусить в кафе под названием «Ben Frank’s», которое всегда было битком набито молодыми рокерами, обсуживаемыми семидесятилетними официантками, которые работали там, наверное, со времён Ланы Тёрнер (Lana Turner — голливудская актриса 40-50-ых годов), когда я заметил, как сотни подростков пытаются пройти на концерт в «Виски». Я взглянул на афишу, чтобы узнать из-за чего такой сыр-бор, там было написано: “Motley Crue. Билетов нет”. Те же страсть и одержимость, которые привели меня в Лойола, потащили меня туда, в то время как в животе у меня урчало от голода. В витрине магазина звукозаписи на углу, «Ликерис Пицца» («Licorice Pizza»), я увидел огромный плакат с изображением четырех расфуфыренных, облачённых в кожу, гермафродитов, отщепившихся от «New York Dolls». Я также заметил, что они выпустили альбом на их собственном лейбле «Leathur». Для группы, у которой даже не было контракта, создавать такую истерию в «Виски» было большой редкостью. Я должен был на их видеть.
Я подошёл к входной двери, вытащил свою визитную карточку «Электры» и обманул их, сказав, что я сотрудник «A&R» на лейбле («Artists and Repertoire» — подразделение, ответственное за поиск и заключение контрактов с новыми исполнителями). Я всегда пытался заставить лейбл подписывать группы, которые мне нравились, но они никогда меня не слушали. Я приносил им “I Love Rock and Roll”, Джоан Джетт (Joan Jett), которую я нашел на второй стороне европейского сингла; “Tainted Love”, «Софт Сэл» («Soft Cell» — дуэт, в котором начинал Марк Элмонд); «The Human League»; и даже «Go-Go’s». И всё это они пропустили мимо ушей. Я был слишком застенчив, чтобы попрекать их этим, хотя… Я был счастлив уже тем, что в свои двадцать лет уже работал на звукозаписывающем лейбле в Лос-Анджелесе.
В клубе — клуб забит до отказа — неистовствовали пятьсот подростков под этих «Motley Crue». А они выглядели восхитительно. Никки был настолько интенсивен, складывалось впечатление, что, если бы он не играл басу, то непременно убивал бы кого-нибудь на улицах. Он бил по струнам с такой силой, что кожа лопалась на его пальцах. Глядя на него, комок подступал к горлу — кровь летела от его пальцев, как будто это были не струны, а лезвия.
Винс выглядел лучше всех остальных и был самым харизматичным певцом, которого я когда-либо видел: женские ноги раздвигались только лишь от одного его вида на сцене. Он был полной противоположностью гитариста, который был похож на одно из перевоплощений Сатаны, хотя он, как оказалось, был самым славным из всей группы (когда не пил). Томми напоминал перевозбуждённого подростка, но в то же самое время складывалось впечатление, что он единственный настоящий музыкант в группе. Он был высококлассным барабанщиком, хорошим шоуменом и постоянно находился в движении. Он напоминал стержень, который скрепляет все это вместе.
После шоу, я нашел их менеджера и сказал ему, что хотел бы привести группу на встречу в «Электру». К моему удивлению, он совершенно не обратил на меня никакого внимания. Вместо этого он сказал мне, чтобы я связался с «Гринуорлд» («Greenworld»), маленьким местным дистрибьютором, который занимался продажей их альбома. По совпадению в городе проводилась выставка музыкальной торговли, и у «Гринуорлд» там был свой киоск. Я поговорил с человеком по имени Аллен Нивен (Allen Niven), который отослал меня обратно к странному менеджеру группы, чрезвычайно серьезному строительному подрядчику по имени Аллан Коффман.
Прежде, чем всерьёз взяться за «Motley Crue», я хотел удостовериться, не переступаю ли я свои границы в «Электре». Я спросил «A&R» отдел, могу ли я подписать группу, и они рассмеялись мне в лицо. Но я был настойчив. Я собрал все письма от «A&R» отдела, в которых они отклоняли группы, которые я приносил им, и которые впоследствии выпустили свои хиты на других лейблах. По настоянию моего босса отдела продаж, я представил письма Джо Смиту (Joe Smith), председателю «Электры», который, к моему удивлению, обратил на это внимание. “Хорошо, умница-парень”, - сказал он мне. “Ты думаешь, что сможешь это сделать? Прекрасно. Тогда давай подписывать эту группу, и посмотрим, насколько ты хорош в деле”.
Я был посмешищем всего Голливуда из-за того, что начал обхаживать этих парней. Музыкой, которая была популярна в то время, была британская новая волна — «Haircut 100», «A Flock of Seagulls», «Dexy’s Midnight Runners». Подростки-хиппи слушали Элвиса Костэлло (Elvis Costello), «Clash» и другие группы, находившиеся на заключительном этапе движения панка. Все продолжали смеяться надо мной, т. к. я пытался подписать металлическую группу. Они подходили ко мне на работе и говорили, “Что это ты задумал? Это не будут крутить по радио. Ты не можешь повторно изобрести «Kiss»”. Но я верил в «Motley Crue», потому что та толпа в «Виски» верила в «Motley Crue». Вам не нужны уши, чтобы быть искателем талантов; вам нужны глаза.
Так, на своё крошечное жалование помощника отдела продаж, я начал угощать «Crue» на широкую ногу, которые, я думаю, только и приходили ради того, чтобы поесть нахаляву. В течение каждого обеда, Томми безумно суетился — точно так же, как и на сцене, он всё ещё не умел держать себя в руках; Мик с каждым выпитым стаканом становился всё более демоническим, пока ему не начинали мерещиться лиловые человечки за соседними столиками; а Винс обычно трахал официантку в уборной. Никки был единственным, кто относился к встречам серьезно: в голове он планировал каждый шаг для будущего группы. Он знал, что подростки были помешаны на новой волне, что они были озлоблены на продажный панк, и что им до смерти надоели «Fleetwood Mac», «Foreigner», и попса, которую крутят по радио. Он хотел расширить ту аудиторию из пятисот подростков в «Виски» до масштабов национальной революции рок-н-ролла, которую «Motley Crue» собирались совершить. И он это сделал. Но не без тяжёлой борьбы.