Опыт осторожного вмешательства в чужие судьбы у Сикорского уже был, когда было принято решение о тайне личностей Чертовой Дюжины. К чему такое решение приведет, сказать было трудно, в то время оно выглядело наименьшим злом. Исходя из наихудших последствий, которые, по логике землян, могли наступить.

А двадцать лет спустя на Саракш сваливается пацан из ГСП Максим, неизвестная величина в расчетах Сикорского. Тот медлит, наблюдая, как Максим с энтузиазмом раскачивает и без того хрупкое равновесие. Слово "Прогрессор" существовало только в теоретических выкладках, а тут такая возможность проверить теорию практикой. Подтверждение вышло блестящим: после взрыва передающего Центра прямое вмешательство Земли неизбежно. В целях оказания помощи, для защиты от внешних и внутренних врагов… Исправляя допущенные ошибки…

Создаются Школы Прогрессоров, работающие сначала в основном на Саракш, а затем и на другие миры: Гиганду, Саулу… Попутно, кстати, решилась и маленькая проблемка, куда девать подкидышей. Большинство из них сделали Прогрессорами. Так за ними было проще наблюдать.

Человечество бросается кроить чужую историю по своему вкусу, забывая о том, что каждый мир учится только на своих ошибках. Творить добро со своей точки зрения и сверхдобро с точки зрения прогрессируемых. Творить в стиле пацана из ГСП. Институту Экспериментальной Истории такой размах и не снился. Единственным разумным поступком людей был случай с Малышом, да проект "Ковчег" оставался в рамках этики. Правда, Странники аналогичный проект осуществили с двоякой целью — спасти планету и население друг от друга. Для Надежды просто не оставалось другого выхода. И это было их самым крупным и самым последним по времени прямым вмешательством в судьбу другой цивилизации. Последнее косвенное вмешательство было совершено некоторое время спустя, когда на планете у звезды с труднопроизносимым названием был обнаружен саркофаг, а позднее — тринадцать цилиндриков…

Тем временем на том же Саракше было упущено из виду нечто важное. Третья сила. Колдун и Голованы. Существа с абсолютно нечеловеческой логикой. Они поступали значительно мудрее человека — они не вмешивались в то, что прямо их не касалось. Они просто ждали. Пока эти странные жестокие двурукие не уступят им планету. Естественным путем. Потом пришли другие, хотя и точно такие же, двурукие, с которыми, казалось, можно было иметь дело. Они признали Голованов разумными настолько, что обменялись посольствами. Настолько, что предоставили возможность за собой наблюдать. И делать выводы.

Колдун сделал свои выводы, пообщавшись с Максимом. Тот оказался умнее, чем думал сам. И этичнее, что доказали последующие события. Однако Колдун не счел себя вправе судить об океане человечества по одной капле. Он лишь предположил, что данная цивилизация способна к обучению. И отошел в сторону на время. Тем более у него была своя забота — мутанты, которые нуждаются в постоянном уходе.

Но вернемся к нашим подкидышам. Раскрытие тайны личности Прогрессор Корней Яшмаа перенес достаточно легко. Достаточно, потому что позднее это аукнулось "всего лишь" семейными неурядицами. А вот следующий подопытный обрушенной на него тяжести знания не выдержал. Это должно было бы научить наших экспериментаторов кое-чему, но выводы были совсем иными. Тем более, цилиндрик исчез бесследно…

Другой подкидыш, на свою беду, проявил задатки ксенопсихолога, и был направлен работать с Голованами. Парень оказался очень способным. Настолько, что единственный среди людей приобрел друга-Голована. Единственный, кто смог понять Голована, насколько его вообще может понять человек. В дальнейшем операция "Человек и Голован" была раскручена исключительно под него. Подкидыша звали Лева Абалкин. Голована звали Щекн-Итрч.

Результатом столь близкого общения с нечеловеческим разумом стал очень своеобразный взгляд на вещи. Отличный от человеческого. В отчетах с Надежды, выполненных в манере "лаборант", проскальзывают мысли: что мы делаем здесь, зачем мы вмешались? Может, мы и в силах помочь очередным "Ковчегом", но нужна ли тем, кто остался, наша помощь?

Любому другому Прогрессору, и тем паче Головану, такие мысли простительны. Но наш Лева — подкидыш. Сикорски к тому времени вернулся с Саракша, и прочитанный отчет, должно быть, всколыхнул старые подозрения. Абалкина удаляют от операции "Человек и Голован" и от Голованов вообще. Ошибка, ставшая впоследствии роковой. Правда, на Гиганде он таки стал псарем…

Сначала робко, а позже все сильнее и сильнее Лева протестует. Он хочет вернуться к работе с Голованами, у него есть идеи, но все просьбы остаются без ответа. Внутреннее напряжение нарастает. После довольно резких писем Комову и Горбовскому Леву переводят на Саракш, но к Голубой Змее не подпускают на пушечный выстрел. Фактов вполне достаточно для вывода: кто-то целенаправленно вмешивается в жизнь Абалкина. И противостоять этому вмешательству невозможно. Внутреннее напряжение нарастает. И, наконец, нервный срыв и откровенный разговор во время очередного осмотра с Тристаном. Из которого Лева и узнает, что ему запрещено жить на Земле, и координаты человека, который может быть за это ответственным.

События складывались крайне неблагоприятно для Абалкина. Возвращаясь, Тристан позволил туземцам себя убить; пытаясь спасти его, Абалкин раскрывается, и ему ничего не остается, кроме поспешного бегства. Он по-прежнему находится в состоянии нервного срыва, противоречия между узнанным и ощущаемым, и под влиянием момента решает выяснить — а не андроид ли он, да и вообще, массаракш, кто он такой?!

Что происходило далее, известно. Каждый из участников событий действовал так, как предписал ему сделанный сорок лет назад людьми выбор. Более всех пострадали двое: Лева, когда понял, что он лишь лакмусовая бумажка, и Сикорски — когда понял то же самое. После этого Сикорскому не оставалось ничего, кроме отставки, а Леве — кроме смерти.

Максим же кое о чем задумался. Может быть, ключом послужил разговор со Щекном, кто знает… И даже пытался найти выход, который был бы в принципе приемлемым. Но не до конца. Раньше надо было думать, и не Максиму.

Человечеству было предложено как минимум два экзамена: на неожиданные обстоятельства и на этичность в неожиданных обстоятельствах. Первый человечество, в отличие от тагорян, уничтоживших свой саркофаг, выдержало. Наполовину. Второй — нет. Ибо, примеряя на себя роль бога, необходимо этой роли соответствовать.

Странная убежденность людей в справедливости их понятий добра и зла для всех иных, в том числе и для сверхцивилизаций. Еще более странно то, что при столкновении с последними люди всегда предполагают наихудшее. Древний инстинкт выживания рода. Спрашивается, если бы те же Странники хотели уничтожить человечество или как-то изменить ход его развития, разве они бы этого не сделали еще во времена его зарождения? Ведь именно тогда, судя по возрасту артефактов, эти самые Странники были активны. "Сейчас мы вам оставляем саркофаг, лет этак через сотню тысяч вы его найдете, вот тогда он и рванет, но нас к тому времени поблизости уже не будет…" — чисто человеческий ход рассуждений.

Почему бы не оставить все как есть и не понаблюдать, а что, собственно, произойдет с подкидышами? Возможно, их даже не стоило разделять и разбрасывать вне пределов досягаемости друг друга. Почему бы не дать им все человеческие права, в том числе и право знать, кто они?

Далее. Нетрудно было сделать вывод, что, кроме зародышей, саркофаг будет содержать нечто с ними связанное. Почему бы просто не положить набор цилиндриков в Музей и не трогать их, а уж тем более не проводить над ними экспериментов? Связь между цилиндриками и Дюжиной указана явно. На крышечке и локте. Проверка этой связи не стоит человеческой жизни. Почему бы не посмотреть, нужны ли вообще Чертовой Дюжине эти диски? Почему бы не принять условия игры и не предположить, что эти люди — жуки в муравейнике?

Человечеству был предоставлен выбор. Оно выбрало хорьков в курятнике. Чем люди лучше тагорян?