Приходящая в день настоящий,

Не бывала так чудно ясна,

Королева снежинок блестящих

Или фея из детского сна.

Вспоминая о сказочном чуде,

Мне не верить ли в бред голубой,

Увидав, что какие-то люди

Говорили спокойно с тобой?

И, решив, что сбываются сказки,

Я понять одного лишь не мог, —

Почему задремавший от ласки

Твой оранжевый кот – без сапог.

Всё изукрашено росами:

Сосны, терраса и ты;

Ночь, от туманов белёсая,

Волосы, руки, цветы.

Жёлтые фары автобуса,

Синий асфальт автострад,

Взгляды игрушечней глобуса —

Я уезжаю – и… рад!

Рад, что не любишь, а ласковой,

Сказочной стала на вид,

Рад, что шутливой гримаскою

Скроешь усталость и стыд.

Платье вымокло в тумане,

А в глазах – следы луны.

Только сердце не обманет:

Не луной глаза полны, —

В час, когда ложатся росы

И на свете мы одни,

Как цветы ночных растений,

Раскрываются они.

Я не боюсь показаться странным,

Странен, мне кажется, тот, кто, любя,

Тысячи слов, болящих, как рана,

В звучный сонет не сложил для тебя.

Или он прав, и не в этом счастье?

Или, быть может, возлюбленный твой

Должен не тратить слов понапрасну,

Как настоящий герой?

Или душа моего кумира —

Только лишь копия с нашего мира:

Мира, в котором один – чтобы петь,

Тот – открывать чудеса мирозданий,

Третий – иными делами греметь:

В общем – творить сообразно с призванием?

Звёздами далёкими играли

Ветерки в саду твоих ресниц,

Снова звуки белого рояля

За окошком испугали птиц.

И опять сказать мне захотелось,

Что тобой измучен я и пьян, —

Звонкие осколки кампанеллы

Уронив в вечерний океан.

Жаль, прозрачный незнакомый танец

Для тебя не мной написан был:

Полубог, скрипач и итальянец,

Никого на свете не любил.

Он пугал презрительной улыбкой

Женщин, преклонявшихся пред ним,

И ему признательная скрипка

Радужные сеяла огни.

А моя заброшенная муза

Верности не знала никогда,

И за это стих прескучный грузен,

И за то я пла́чу иногда.

Я грущу, но что тебе за дело?

Ты светла, тебе чужда печаль, —

Колокольчик быстрой кампанеллы

Зво́нок, как надтреснутый хрусталь.

Не первый я люблю на свете,

Не первый слышу я в ответ,

Что может девушка ответить

На посвящённый ей сонет.

Ей стих размеренный приятен,

Певуч, изыскан и остёр,

Но точно так же непонятен,

Как мне – языческий костёр.

Что ей, с терпением и тактом

Проникшей в жизнь из мира книг,

Мой слишком, может быть, абстрактный

И слишком скованный язык,

Когда о призрачных обетах

Я говорю ей среди дня

И о героях с правом veto, —

Поймёт ли девушка меня?

Поверит ли, что в поединке

Я ранен был и весь в крови,

И даст ли в сердце таять льдинкам

В огне неведомой любви?..

А я, зовущийся коротким,

Но гордым именем – поэт,

Смогу ли вежливо и кротко

Из уст её услышать «нет»?

На каменном дне океана,

Вдали от знакомых людей,

Не знал я, залитый туманом

В тарелках ночных площадей,

Что скука моих одиночеств,

Испе́пелив сердце моё,

Ещё смертоносней отточит

Твоё золотое копьё.

Не знал я, тебе не поверив,

Своей непокорный судьбе,

Что иней на звонких деревьях —

Лишь слёзы мои о тебе,

Что, спутницы тёмной печали,

Тобою лишь песни звучали.

Весна на улице давно,

И солнце по утрам

Звенит лучом в моё окно,

Открытое ветрам.

Глазами солнечных зеркал

Весь город освещён,

И голова моя – бокал,

Невыпитый ещё.

И я отныне – навсегда

Пою лишь об одном,

О том, как плещется вода,

Синея под окном,

И что стеклянная река,

Как колокол, звонка.