* * * Громадные, громко молчат небеса, Восходит звезда за звездой. Для рифмы, конечно, я выдумал сам Твой жалобный крик, козодой! Но что не для рифмы! Оборванный сон? Луны серповидный обрез? Бетонный колодец – дворовый кессон? Кессонная злая болезнь? Монетой, блестящей в ночной синеве — Серебряный очерк лица, И (только для рифмы!) На чёрной траве – тяжёлый живот мертвеца? – Идущие к дому! Бегущие прочь, Не надо на рифмы пенять! — На ваших кроватях – костлявая ночь — Матёрая, потная блядь! 23 сентября 1955 * * * Цвет свернувшейся крови – флаги. Звёздное (небо ли?) – решето. Небо – обёрточная бумага, Небо обветренное – желто. Полон мир электрической желчи; Этот металл для зубов – луна. Этот, светлее трамвайной мелочи, Город – (Люстра-полис) – страна. Моторы (синхронные и асинхронные). Тысячеваттный поспел виноград. Это – смеющийся над влюблёнными — Питер – Петер – и Ленин – град. Колокольный звон Лунный колокол бьёт неумолчно, И в урочные видно часы, Как танцует под куполом ночи Золотой колокольный язык. Отупев от страшного звона, Обезумевший ветер кричит, Что на небо приклеен червонец Или бронзовый греческий щит. И при розовом блеске зарницы Булавами изогнутых шей Бьют громадные медные птицы В барабаны оглохших ушей. Май 1954 (Звон колоколов Никольского собора) Царь-хохот Ночь – веселью не помеха, За окном метель хохочет: – Станем рыцарями смеха, Собирайтесь все, кто хочет! В парусах металось Эхо: – Возносите в небо мачты! Тонут сны в сугробах смеха. – Смех – приюту новобрачных! У любви – постельной крохи — Тьма свела истомой крылья, А во тьме кривится Хохот В большеротом косокрыльи. За окном метель хохочет (Ночь – веселью не помеха): – Собирайтесь все, кто хочет, Станем Рыцарями Смеха! 15 января 1954 * * * Вместо ночи – безвременье, В небе – вата и мгла, Я умею, как древние, Волховать до утра. – Не восстать над кошмарами! — Бойся знать и судить, — Волхования старые Уведут от беды. Если не пришла ночь
Если ночь не приходит, Вечерней не будет зари, — Испугали её фонари, — Если ночь не приходит. Беззакатно заплачет весна, На столе, на окне у меня, — И не будет поющего сна, И ни ночи не будет, ни дня. Только белый серебряный звон, Как трамвайная песня легка… И придёт ископаемый слон, Как мулету, неся облака. * * * Мы – под пробкой В домах-ретортах: – Хочешь – плавься, А хочешь – спи! С лунным рогом — Чернее чёрта — Небо взмыленное сопит. Март окончен – кошачьи кланы В ночь бежали, подняв хвосты. Мыты мётлами урагана, Листья крыш – пусты! С лунным рогом, чернее чёрта, Полночь бесится и хрипит: Если душно в домах-ретортах, Хочешь – плавься, а хочешь – спи! 1955 * * * Облака, облака… за окошком, Распухая на западе алом, Проплывают, как дохлые кошки, В плесневеющей флегме каналов… Среди белых, пятнистых и рыжих Полусгнивших линяющих шкурок Закатился за дальние крыши Догорающий вечер-окурок. Ископаемым городом-лесом, Мезозоем, обуглившим воздух, Задушило в болотном компрессе Наши песни об утренних звёздах. И о небе, смелее и лучше Заставляющем с ветренной выси Кувыркаться багровые тучи, Как больших окровавленных рысей, Чтобы утром сияющей стаей Ты могла собирать их у окон И дарить снеговым горностаям Золотой ионический локон. А теперь даже мокрые ветры Словно вымерли в городе хмуром: Облака. Облака беспросветны; только шкуры, – раздутые шкуры. Только ждём, не вернутся ли птицы, И сидим, розовея макушкой, У окна; – так сидят у бойницы Вислозадые медные пушки. * * * Мы терпением набиты, Молчаливы до поры, Будто крысы неолита В свалке каменных корыт. В сердце – холод, В мыслях – ступор, Нет девиза на щите… Наверху – домов уступы, Снизу – ступы площадей. – Встанешь? Крикнешь? — Лишь захочешь — Как орешья скорлупа, Под пестом чугунной ночи Разлетятся черепа. Не раздуть в гремучий пламень Угли тлеющей зари! Мы живём, вгрызаясь в камень, Извиваясь, как угри — Словно крысы неолита В свалке каменных корыт Мы терпением набиты, Молчаливы до поры! |
