Голова Дэна была откинута назад, глаза округлились. Тим склонился над ним с ножом. Он срезал с кожаной куртки нашивку в честь убийства Дрей и подержал ее перед лицом умирающего Дэна.

– Андреа Рэкли должна жить, – сказал Тим.

Он положил нашивку в карман и еще немного постоял. Глаза Дэна остекленели, пена на его губах осела. Тим снял с мертвеца пистолеты и бросил их в грязь. Обернулся. Медведь стоял, прислонившись к стене хижины, держа в руках «некстел».

Ветер поменялся и нес с собой нарастающий вой сирен.

Перед барьером столпились шумные съемочные группы теленовостей. Продюсеры убеждающими голосами что-то говорили в сотовые телефоны; горели галогенные лампы; какие-то здоровые парни метались туда-сюда, поддерживая руками раскачивающиеся микрофоны. Мелисса Йюэ собственной персоной подъехала на служебном фургоне телеканала КСОМ, напоминающем грузовик для перевозки декораций. Когда происходили действительно стоящие события, Мелисса бросала студийные обязанности и, закатав рукава, мчалась навстречу сенсациям. Она вышла из фургона грациозная и хищная, словно тигрица. Офицер по связям с общественностью поставил трибуну в образовавшемся проходе и накрыл ее небесно-голубой тканью для пресс-конференции, на которой должен выступать Таннино. Успешно проведенное судебно-исполнительской службой расследование давало право на подиум, а значит, заставкой для всех выпусков новостей теперь будет деревянный герб службы.

Тим остался в доме. Фамилия Рэкли снова стала притягивать внимание репортеров – особенно Мелиссу Йюэ – в очередной раз после его освобождения из тюрьмы, широко освещенного в прессе. Они с Медведем, Геррерой, Смайлзом и Мелейном находились в комнате, проверяя все, что можно было проверить, и делая записи в блокнотах. Помощники и агенты смешались. Ааронсон и другие криминалисты сгоняли всех с ковров и из туалетов, чтобы осмотреть место событий. Ничто не могло нарушить победного настроения. На свободе ни одного бродяги, пути наркосбыта перекрыты. Все стало на свои места.

Торжественное прибытие Таннино состоялось в четыре утра. Он остановился в дверях, осматривая комнату, затем перевел взгляд на Тима, подмигнув и одобрительно кивнув ему, подошел ближе; в его глазах играл огонек.

Тим вынул револьвер из кобуры и протянул Таннино.

– Стрелял?

Тим отрицательно покачал головой.

– Тогда оставь.

Блеснули латунные фэбээровские значки. Сзади к Таннино подошел заместитель и куда-то потянул его за локоть. На этот раз, когда включатся камеры, Таннино станет ключевой фигурой, а специальный агент ФБР будет стоять чуть левее.

Тим ждал, пока Геррера поприветствует Таннино. Затем подошел, похлопал его по спине:

– Рэй, вовремя ты подсказал насчет мотоцикла.

Геррера не ответил и не улыбнулся, но его глаза хитро прищурились. Тим отворил потрескавшуюся дверь и вышел на веранду. Таннино крикнул ему вслед:

– Мэр Стросс прибудет с минуты на минуту. Он хочет поздравить тебя, пожать руку перед камерой. Почему бы тебе его не дождаться?

Заместитель, уставший изображать из себя терпеливую няньку, подтолкнул Таннино в спину. Сейчас их ожидали более важные дела. Тим немного постоял на веранде, втягивая носом запах прелых листьев. Медведь вывел из машины Бостона и усадил обеих собак рядом с забором. Над навесом виднелась белая крыша фургона криминалистов.

Тим снова обошел яму. Он бросил на Медведя вопросительный взгляд, Медведь кивнул. Он останется, чтобы сыграть роль образцового помощника.

Тим вошел в ворота. Джим стоял в пяти футах от распростертого на земле тела. Он смотрел на труп человека, ради которого был убит его напарник. Тим знал по своему опыту, что Джим сейчас чувствует не совсем то, что ожидал. Месть – сомнительное удовольствие. Когда она свершилась, радости от нее нет. До тех пор, пока жизнь не преподнесла ему свой урок, Тим думал, что изо всех побед он будет выходить с презрительной ухмылкой на лице. Но все оказалось не так. В убийстве была лишь смерть, горечь смерти.

Криминалисты убрали тело Дэна в мешок и положили на носилки. Ссутулившись, словно старик, Джим наблюдал за погрузкой трупа. Проходя мимо, Тим увидел на его щеках слезы. Джим тоже посмотрел в сторону Тима, но, казалось, не заметил его присутствия.

Тим прошел по грязной аллее между рядами домов. В некоторых уже были выключены телевизоры, люди легли спать. Он добрел до конца аллеи и оказался на улице. Лимузин мэра только что подъехал, сияя фейерверком мелких лампочек и предоставляя Тиму прекрасную возможность скрыться незамеченным. Из машины вышел Стросс, эффектно подняв руки перед репортерами, словно Джордж Клуни. Заметив, что мэр приближается к подиуму, Таннино вышел из дома, чтобы поприветствовать его. Прекрасная мизансцена.

Мелисса Йюэ, чутьем не уступающая хорошей собаке, вычислила-таки Тима, когда он уже шел вниз по улице. Она схватила своего телеоператора и подбежала с ним к Тиму, поправляя нагрудный микрофон на отвороте своей фиолетовой блузки.

Еще не добежав до него, она крикнула (Тим увидел, как при этом повернулись головы других операторов):

– Помощник Рэкли? Вы можете подтвердить, что убили Дэна Лори?

Он ускорил шаг, спеша к своему «себербену», забрался внутрь и захлопнул дверь. Йюэ уже стучала в окошко беспроводным микрофоном, который извлекла неизвестно откуда; от ее дыхания окно запотело. Позади нее с измученным видом стоял оператор. В знак извинения он пожал плечами.

– Это была месть за нападение на вашу жену?

Тим сдал назад, чтобы не наехать на туфельки репортерши. К машине подбежали члены других съемочных групп, корреспонденты начали выкрикивать вопросы. Тим медленно направил машину сквозь толпу и наконец миновал назойливые объективы камер и напудренные лица репортеров.

Он ехал по тихой загородной дороге и прохладный воздух освежал его лицо. На заднем сиденье зашелестел страницами скоросшиватель с материалами следствия. Последняя поездка бродяг с ветерком.

Восточная грань горизонта почти неуловимо посветлела – полночная чернота сменилась насыщенной синевой. Тим собирался ехать домой, но неожиданно свернул в бедный район Северной равнины.

Он припарковался за полуразвалившимся многоквартирным домом. Несмотря на поздний час, из окна на втором этаже доносились звуки хип-хопа. На карнизе сидел какой-то парень и курил, натянув на глаза бейсболку. Тим вышел и достал с заднего сиденья скоросшиватель.

Он прошел по узкой дорожке. Сквозь трещины в бетоне пробивалась трава. Тим тихонько постучался в деревянную дверь. Послышался звук шагов. Дернулась занавеска; в темном зарешеченном оконце появилось лицо.

Спустя секунду скрипнул засов, и дверь отворилась. Бабушка Марисоль Хуарес отступила в дом, жестом пригласив Тима войти. Судя по всему, он ее разбудил. Ее веки и щеки были темными, вспухшими, на висках вились седые волосы. На ней было просторное платье, тонкие веревочки, окаймляющие подол, завязаны на концах узелками, на которых болтались бусины. Сквозь проймы виднелись полоски плотного бюстгальтера. Она зажгла свечи, и бусины мелодично зазвенели; затем, шаркая, подошла к дивану. Подножка оставалась непокрытой, на ней до сих пор виднелись следы грязной обуви Медведя и Тима. Запах тающего парафина действовал успокаивающе.

Она притащила из кухни расшатанный стул и села напротив Тима. Морщины избороздили ее щеки и губы. Фотография Марисоль стояла теперь на столе рядом со свечами. Гибелью Марисоль пренебрегли все. Кем она была? Бедная девушка не удостоилась ни ружейного салюта, ни журнальной статьи, ни даже пары строчек в газете «Лос-Анджелес Таймс». Но ее смерть помогла раскрыть преступление, границы которого простирались от маковых полей Афганистана до пляжей Кабо-Сан-Лукас. Тим вспомнил едкое замечание Кейнера: «Посмотри правде в глаза – кого заботит судьба парочки жирных чикано из Четсуорта?», – затем слова Дрей: «Расценивать жизнь разных людей предвзято – все равно, что ходить с закрытыми глазами». К этим фразам примешалась еще одна мысль: «Если бы ты не подумал о бедной девушке из Четсуорта, аль-Фат спокойно набила бы свою мошну и здесь пронеслись бы всадники апокалипсиса».