Он удивленно поглядел на огромную цифру. У «индиана» Вождя был бак объемом в три с половиной галлона. Геррера, основываясь на снимках с похорон Нигера Стива, оценил размеры бензобаков на байках «грешников» – самый большой достигал приблизительно шести галлонов.

– Что за объем такой – двадцать пять галлонов? – спросил Тим.

– Это одна из нерешенных загадок, – сказал Томас. – Мы не знаем, откуда такие цифры.

– Может, купил пива, и его включили в счет, – предположил Геррера.

– На той заправке нет магазинчика.

– Ну а сигареты, машинное масло?

– Это чек, автоматически выбитый после заправки. У него особая кодировка.

– Двадцать пять галлонов. Должно быть, внедорожник, – сказал Медведь.

– Громадный внедорожник, – ответил Геррера. – Целый «хаммер». Или фургон для перевозки имущества, или еще что-нибудь в этом роде.

– В том-то и дело, – сказал Фрид, держа в руках кипу. – У «грешников» и их милашек если и есть что-либо мощнее мотоциклов, так разве небольшие «ягуары» или «бумеры». Ни одного внедорожника.

– Слишком странно, – проговорил Геррера. – Они как будто сговорились покупать маленькие машины.

– Кто же заправлял большой автомобиль? – вопрос Медведя растворился в молчании.

Тим пролистал стопку фотографий с проявленных снимков из мусорного контейнера. Все до последней были абсолютно черными, как и говорил Томас.

Тим разочарованно бросил их на стол и потер глаза с таким ожесточением, что они стали красными.

– Давайте еще раз пробежимся по списку жертв.

Миллер поднял голову:

– Мексиканские девушки от пятнадцати до тридцати?

– Мы же говорили, никаких зацепок, – буркнул Фрид.

– Все равно, сделайте милость.

Томас вздохнул и начал перелистывать документы один за другим.

– Мария Альварес. Двадцать два года. Нападение и убийство в Темпле и Аламеде. Альма Бенито. Шестнадцать. Застрелена в окрестностях Гленшоу Хай…

Поток имен не кончался, Томас перечислял фамилии в алфавитном порядке строго по списку. Молодые и мертвые.

Лос-Анджелес – город мечты.

За последние три месяца произошло сорок семь подобных убийств. Томас остановился, чтобы перевести дыхание, и Медведь сказал:

– Ты забыл о Венеции.

– В Венеции не было убийств с ярко выраженной национальной подоплекой.

– Действительно? Это здорово.

– А в Торрансе? – сказал Тим.

– Я ведь, кажется, упоминал Торранс. Ну, там ничего особенного. Одна цыпочка погибла во время отпуска.

– Где она отдыхала?

– В Кабо-Сан-Лукас.

– Ты, должно быть, перепутал. Дженнифер Виллароза жила в Сильмаре.

– Я говорю не о Вилларозе. Кажется, у той девушки была фамилия Санчес. – Томас наморщил лоб. – А что, Виллароза погибла в Кабо?

Тим пролистал списки дел, затем отряхнул пыль с нужной папки и раскрыл ее. С регистрационной фотографии из иммиграционной службы на него глянула улыбающаяся толстушка с кудрявыми волосами. Люпе Санчес. Под фотографией стояла дата смерти – 30 ноября.

От прилива адреналина по коже Тима побежали мурашки. На него словно снизошло озарение. Он нашел нить, которая могла вывести к истине.

Медведь вскочил со стула:

– Как она погибла?

– Несчастный случай на прогулке, – ответил Томас.

– Господи, – проговорил Геррера, набирая номер. Все затихли, понимая важность момента.

Тим схватил три пачки фотопленки и начал вынимать негативы. Несколько черных прямоугольников рассыпались по полу. Негативы в первых двух пачках были мутными, в третьей пачке имели голубовато-серый оттенок.

Он снова вспомнил о двадцати пяти галлонах.

В его голове эхом отдавалась презрительная фраза Дэна, брошенная им над раненой Дрей: «Потренируемся на этой телке». На девятом месяце беременности Дрей была такой же крупной, как Марисоль Хуарес, Дженнифер Виллароза или Люпе Санчес. Тим прочитал по губам слова Дэна, но он не слышал интонации, с которой было произнесено предпоследнее слово. «Потренируемся на этой телке».

Он почувствовал, что все становится на свои места.

«Грешники» уже могли ввозить новый наркотик – он понял это еще до того, как Геррера повесил трубку и произнес:

– Санчес выиграла бесплатное путешествие в Мексику от компании «Гуд Морнинг Вэкейшенс».

По смуглому запыленному лицу Густаво Алонсо стекали крупные капли пота. Изрядно потрудившись, он наконец перевернул крупное тело на левый бок. Он прервался и перевел дыхание, затем поправил голову трупа, чтобы был открыт пищевод. В горло девушки был введен тонкий катетер, соединенный трубкой с баллоном, внедренным в просторную полость желудка. Эндоскоп свисал с разъема плоского монитора, словно черная змея. Дрожащими руками Густаво повел эндоскоп через катетер к нижнему сфинктеру пищевода. Когда ему это удалось, сдутый баллон вырисовался на экране монитора в окружении внутренностей.

Густаво перевел взгляд на экран, затем прервался, вздохнул и вытер со лба пот. Щетина на его лице взмокла и слиплась по бокам темными пятнами. То, что он делал, не было для него новым: он уже лет двадцать проработал бальзамировщиком по фиктивной лицензии; ему было все равно, что брать в руки – трупную гниль или барбекю, у него ничего не вызывало рвотных позывов. Он взмок потому, что его не кормили и руки уже устали.

Похоронное бюро «Суэньо дель Анхел» было расположено в захолустном районе Сан-Хосе дель Кабо, вверх по шоссе № 1 из Кабо-Сан-Лукас. Разглядеть запущенное здание с грунтовой дороги было почти невозможно из-за жилых домов. По улице, где стояли эти дома, вряд ли когда-нибудь ступала нога туриста. Ветерок доносил со двора голоса байкеров, сидевших под прогнувшимся навесом крыльца. Послышался стук, шарканье по гнущимся половицам и идиотский смех. Кто-то пробил ботинком гнилую древесину ступеней.

К решетке двери прислонился Палец на Соске – проверял, как шла работа. Он не рискнул войти внутрь без надобности. Они со Щенком приехали вчера вечером; около полуночи прилично одетый джентльмен арабской наружности передал им партию «слез Аллаха».

Густаво снова занялся трупом; его не покормят, пока он не сделает работу. Он вынул проволочный проводник из трубки наполнения баллона, видневшейся из широко раскрытого рта трупа. Пакет со «слезами Аллаха» лежал рядом с ним на хирургическом подносе; надпись убеждала, что это соляной раствор, но на самом деле там был литр концентрата чистейшей эйфории. Он прокачал трубку наполнения, затем воткнул в пакет шприц объемом 50 кубиков, потянул поршень, и в шприц затек жидкий героин. Густаво ввел набранную дозу в трубку. На мониторе было видно, как заколыхались стенки внутрижелудочного баллона, напоминающего искусственный зародыш.

С величайшей осторожностью, следя за тем, чтобы трубка не перегибалась, он повторил процедуру. Каждый раз, нажимая на поршень, он перекачивал порцию, которая на улице должна была стоить как минимум миллион долларов.

Это была кропотливая работа.

Стол для бальзамирования оставлял желать лучшего; в него шелушащимися пятнами въелась ржавчина, прилипавшая к мягкой белой плоти восемнадцатилетней девушки. Тело должно выглядеть как можно лучше – католики хоронят людей в открытом гробу. Он сделал все необходимое: снял одежду, растер застывшие вены и деформированные участки; затем обмыл тело антибактериальным мылом, чтобы кожа была чистой, и опрыскал дезинфекционным раствором. Затем вытер надрезы тампоном, смоченным в полостной жидкости, и заполнил все отверстия, кроме рта: пищевод должен быть доступен. Из-за лицевого цианоза массажный крем пришлось наносить легкими мазками, чтобы предотвратить образование пятен. Он промыл глазные яблоки, чтобы вставить глазные ванночки для поддержания век. Связал вместе большие пальцы ног, чтобы ступни не разъезжались в стороны, и швами соединил груди в области сосков, чтобы они сохраняли пропорции. Ввел троакар – продолговатый заостренный инструмент – чуть выше пупка и при помощи него опорожнил кишечник. Прокачал кровеносные сосуды – правую и левую сонную артерию, подмышечные артерии, бедренные артерии. Хотя Густаво уже отключил насос, правая сонная артерия вздувалась прямо над грудиной, и языкодержатель прижимал ее к коже. Он выкачал кровь из артерий и заполнил их бальзамировочным раствором, чтобы естественный пигмент кожи не приобрел зеленоватый оттенок.